В конце 19 — начале 20 века такие заведения были очень популярны и вместе с тем пользовались неоднозначной репутацией. В Москве самым известным был театр Омона, в Петербурге «Вилла Родэ». В своих мемуарах известная балерина Наталья Труханова о работе у Омона вспоминала так: «Осуждение, позор, это все условности и чепуха для романов. А на жизнь нужно смотреть проще. Чем страшен наш вертеп? Дурной о нем молвой? Но это и не публичный дом, чтобы о нём ни говорили! За так называемой нравственностью или нравами следит полиция и зоркий глаз самого хозяина. В кабинетах на дверях нет задвижек. По коридорам снуют шпики в штатском платье. Всем нам — администраторам, хозяйкам хоров, всему персоналу — приказано строго следить как за поведением артистов, так и за поведением посетителей. Если вы, по обязанности, и просидите до четырёх часов утра в нашем ресторане, так это не значит, что вас могут обидеть. Опасность состоит только в пьянстве, потому что можно спиться, а в этом случае такой, как вы, девчонке легко в два счета и вовсе можно скатиться. Закружат вам голову, начнут соблазнять посулами, а иногда и молодостью да красотой — и крышка!.. А чем это кончается? Озолочением? Свадьбой? Да нет! Это кончается венерическими болезнями, незаконными детьми и позором. Вот она — неприкрашенная правда! Вы обязательно должны вбить себе в голову, что ни при каких обстоятельствах, никогда капли алкоголя в рот не возьмете и что, кто бы за вами ни ухаживал, вы с ним вне театра не увидитесь. Только тогда вы не пропадете и станете человеком». Закончилась история скандального театра бесславно. Когда в конце 1900-х дела стали идти хуже и появилась угроза разорения, Омон сбежал за границу от кредиторов и прихватил с собой 150 000 рублей чужих денег.
Разумеется, были звезды, блестящий талант которых помог им добиться уважения и высокого положения в обществе, но это были редкие случаи. В плане отношения к артисткам может быть показательна история балерины Анны Павловой. Великая балерина была внебрачной дочерью прачки (версии на этот счёт рознятся, некоторые утверждают, что отец Анны подарил матери прачечную, и она сама лично стиркой не занималась). Даже став звездой и любимицей публики, Анне Павловой пришлось довольствоваться ролью только любовницы состоятельного аристократа и высокопоставленного чиновника Виктора Дандре. Не выдержав своего двусмысленного положения, артистка ушла от него. Но когда из-за огромных долгов Дандре попал в тюрьму, она отказалась от участия в гастролях и подписала новый контракт, менее престижный, но более денежный, чтобы внести за любимого человека залог, а потом навсегда уехала с ним из России. Поженились они только после этого.
Другой яркий пример — звезда эстрады Анастасия Вяльцева. Вяльцева родилась в бедной крестьянской семье в Орловской губернии. После смерти отца, семья перебралась в Киев. В Киеве будущая звезда сначала работала в шляпной мастерской, а затем горничной в гостинице. Там же одна из постоялиц услышала её пение и посоветовала ей стать певицей. Долгое время Вяльцева перебивалась случайными ролями, выступала в качестве хористки, пока в столичном Петербурге не познакомилась с состоятельным адвокатом. Она стала, как пишут в официальной биографии его «воспитанницей», а тот оплатил её учёбу у лучших педагогов по вокалу и обеспечил ей, как сказали бы сейчас, качественный пиар. Заодно и биографию пытались «подретушировать», переведя из дочери крестьян во внебрачные дочери аристократа, которую отдали в деревню на воспитание. Но в документах по-прежнему она была приписана к крестьянскому сословию. Позже Анастасия Вяльцева стала суперзвездой с заоблачными гонорарами, её пластинки выходили огромными тиражами, как и открытки с её портретами. Но для того, чтобы заключить официальный брак с бравым гвардейским офицером Бикупским, пришлось получать личное разрешение императора Николая II.
Даже официальный брак все равно не гарантировал счастья и уважения. В этом плане показательна история Дарьи Болиной. Звезда оперной певицы и актрисы вспыхнула ярко, в 17 лет она уже была известна и любима публикой. Как пишет уже упомянутый Ф. Ф. Вигель, «воспитаница Болина красотой затмевала подруг своих, а голосом едва ли не более ещё пленяла, чем красотой. Только одну зиму насладилась её красотой публика». В 18 лет звезда внезапно выскочила замуж. В неё влюбился молодой дворянин Марков, недавно получивший крупное наследство. Сначала он предложил дирекции отступные, но получил отказ. Тогда Марков её просто похитил и обвенчался с ней. Начало романтичное, продолжение нет. «Осьмнадцатилетняя певица, которая могла бы долго быть украшением сцены и упиваться восторгами, ею производимыми, сделалась несчастнейшею из помещиц. Сперва из ревности, а потом стыдясь неравного брака, муж всегда поступал с нею жестоко и не давал ей нигде показываться. Не получив в школе приличного воспитания будущему её званию, ни светского образования потом, из неё вышло нечто совершенно пошлое». Марков позже стал губернатором, а вот про жену его никто не слышал.
С другой стороны сам театр часто был не таким уж храмом искусств. Спектаклей шло много, да и самих мест, где зрителям что-либо показывали, было немало, ведь современных развлечений тогда не было, а хлеба и зрелищ людям хотелось. Ходить можно было на что-то новое хоть несколько раз в неделю. С одной стороны это подарило нам много классических произведений, которые радуют зрителей сих пор. С другой — потребность в постоянных новинках вела к творческому «конвейеру» и часто к наспех написанной откровенной халтуре. У В. А. Гиляровского в «Москве и москвичах» есть эпизод, где автор встречает знакомого, который занимается переделкой ворованных пьес для некого театрального мэтра, и тот потом выдает их за свои. Меняют имена и мелочи, но плагиат остается плагиатом. Такое реально встречалось не так уж редко. Забавный пример можно найти в мемуарах все того же Ф. Ф. Вигеля. Сначала в театре с успехом поставили оперу на немецком языке «Donauweibchen», где действие происходит на Дунае. Весёлые мелодии и богатые декорации публике понравились, и опера шла с успехом около года. Когда интерес угас, «её переименовали русалкой и сцену перевели на Днепр, что тоже немало полюбилось бородатым зрителям. Когда заметили, что она им пригляделась и посещения становятся реже, то, чтобы возбудить к ней погасающую в них страсть, создали ей наследницу, вторую часть, или Днепровскую Русалку. Следуя всё той же методе прельщений, через некоторое время сочинили и третью часть, уже Лесту, Днепровскую Русалку. Сильная к ним любовь совсем истощилась, когда показалась четвёртая часть под именем просто опять Русалка, без всякого прибавления; успех её был довольно плохой. Между Русалками восстал Илья Богатырь, волшебная опера, которую написать упросили Крылова. Он сделал это небрежно, шутя, но так умно, так удачно, что герой его неумышленно убил волшебницу-немку, для соблазна русских обратившуюся в их соотечественницу»
Режиссуры в современном понимании тоже часто не было. Во времена Пушкина были устоявшиеся правила, как и в каких позах читать трагические монологи, или наоборот смешные. Вносить элементы комического в трагедию было не принято. Позже правила смягчили, и всё чаще стали играть по принципу «я художник, я так вижу». Чтобы не случалось казусов с забытым текстом (а это было не мудрено при таком количестве текущих спектаклей), на помощь приходил суфлёр. Ценнейший кадр по меркам своего времени. Характерный эпизод из жизни столичного театра времен императора Николая I описан в журнале «Столица и усадьба» (номер за 1915 год). Популярному комику и любимцу публики В. И. Живокини во время водевиля «Комедия с дядюшкой» суфлёр сообщил, что одна из актрис опоздала и переодевается, поэтому нужно как-то выиграть время. Тогда Живокини сел на диван и стал делиться с публикой дорожными впечатлениями, вызывая смех своими остроумными шутками, затем стал петь, потом зевнул и сказал: «Фу, какая скука! Хоть бы кто-нибудь вышел». И в этот момент на сцену, наконец, вышла опоздавшая актриса. Реалистичность сюжета постановщиков мало заботили, и больше внимания уделялось различным трюкам и неожиданным поворотам сюжета.
Часто могло идти по 2–3 разных спектакля за вечер. Начиналось всё обычно в 18 часов, завершалось к 22. При этом нормально было прийти сразу ко второму акту или уйти после первого, чтобы продолжить досуг в другом месте. Можно было пересматривать понравившуюся постановку несколько раз и пообщаться со старыми знакомыми-театралами. В основном спектакли были на лёгкие и незатейливые сюжеты, иногда классические трагедии. Социальные драмы и острые темы встречались не так часто. Слишком хлопотно, да и велик шанс столкнуться с цензурой. Примечательно, что до 19 века во время спектаклей часто не гасили свет. Это было бы при всем желании слишком хлопотно, ведь освещение было либо свечное, либо с масляными лампами. Все это периодически капало вниз и могло испачкать зрителей. В 1820-х в театрах стало использоваться газовое освещение. Позже стало внедряться электрическое.
Места в зрительном зале говорили о социальном статусе. На самом верху стоячие места назывались иронично «раёк». Там в тесноте, ноне в обиде стояли бедные студенты, небогатые горожане. Иногда на верхнем ярусе все же ставили скамеечки. А вот офицерам стоять в райке считалось несолидно, они могли быть только в партере или ложе. Партер часто делился на стоячие места и более престижные сидячие. В партере обычно находились люди, пришедшие в театр без дам. Дамам сидеть в партере было неприлично, потому что, по мнению публики, они тем самым выставляли себя напоказ и привлекали повышенное внимание. Самыми престижными местами считались ложи, которые обычно абонировали на весь сезон. Это было дорого и являлось показателем статуса. Можно было прийти на любой спектакль и находиться в ложе хоть одному, хоть компанией. В некоторых театрах купивший абонемент получал ключ и даже мог поклеить обои на свой вкус. Говоря о местах в зале, можно упоминуть один грустный калам