— Давай тогда обсудим порядочный вариант сначала. Если ты сейчас спрыгнешь с темы, как тебе это поможет?
— В смысле?
— Ты линяешь, а я беру всю вину на себя. Кстати, и ты мне сейчас подробно расскажешь все детали того ужаса, который заставляет тебя трепетать, как лист, перед лицом закона.
— Ответ, поможет ли мне твоё признание: нет. Из тебя так и так вытрясут подробности, а выйти на меня — дело техники. Потому что…
Ещё через минуту я узнаю, что это общество, кроме прочего, пронизано тотальным контролем.
В норме, никто в глубину не роет, но большая часть города оборудована очень неплохими камерами. Отмотать путь корейца ко мне — вопрос даже не добросовестности, а банального желания. Того, кто будет разбираться. Если сочтет повод серьёзным.
А они скорее всего сочтут.
—… есть табу. Да, для нас с тобой — несправедливые, но хэзэ, как их оспорить на уровне гражданского общества, — увлекшись рассказом, он забывает, что совсем недавно хотел бросаться на меня с кулаками. — Никаких врачей в этом пространстве — раз. Исключительно аппаратная медицина, вернее, программно-аппаратная, — он похлопывает лежащего на столе хирургического робота. — Никаких детей либо иного размножения, два. Либо — плати. Ты что, вообще не читал памятку?
— Да откуда я помню, что мне там давали читать?! — огрызаюсь искренне. — Я тут не помня себя очутился! В стрессе до сих пор, — что есть святая и чистая правда. — Ещё что?
— И гипер отсюда — только на коммерческой основе, это три. Либо по государственной программе, что лично ты заранее можешь считать невозможным.
— А это ещё почему?
— Только две социальные категории. Государственные служащие, типа полиции, которые выслужили ротацию по сроку.
— А из нас, из переселенцев? — не буду пока говорить, что в любой зарегулированной системе наверняка есть целые системы дырок.
Чем технологичнее общество, тем ниже, по мне, запас спонтанности отдельной личности.
— Как правило, это ждущие ребенка женщины. Которые по социальной седьмой поправке выбрали другой мир, и теперь туда направляются рожать. — Он опять странно таращится на меня.
— Ты только не нервничай, — в последний момент удерживаюсь, чтобы не накрыть его предплечье своей ладонью. Бл*, я ж мужик сейчас. — А зачем беременным валить отсюда через гипер?
— Ты дурак? Какая мать захочет рожать здесь? Чтобы в графе гражданства ребёнка стоял мир третьей категории?! Со всеми вытекающими поражениями в правах, если есть альтернатива.
— Эээ, ну да, ну да, — тороплюсь согласиться. Затем бросаю наугад. — А как же любовь? Искренние чувства?
Он тяжело вздыхает:
— Забудь. По крайней мере, здесь. Знаешь, сколько лично я видел наивных наивных дураков, которые добровольно нагребли на себя пятисотку? Ради любви и чувств, как ты говоришь. При том, что бабы их банально использовали?
— Не знаю. И кстати, что такое пятисотка?
Через пару минут конфигурация местного общества проясняется ещё больше.
Поскольку жители здесь — малоперспективный и откровенно криминальный элемент, институт брака запрещён законодательно. На всём астероиде, он же — небольшая планета. Такая вот несправедливость.
Разумеется, естественных физиологических процессов тоже никто не отменял, в том числе связанных с инстинктом размножения.
Если наступает беременность, отец будущего ребёнка по умолчанию становится должным в государственную казну пятьсот тысяч монет — это законодательная норма.
Мать же (тоже будущая) получает право на один бесплатный гипер в мир более высокой категории. Как она устроится там — её проблемы. Но социальная защищенность в других местах не в пример выше, загнуться от голода в любом случае не дадут.
Обобщаю для себя: здешние политические и властные институты весьма успешно перекладывают всю ответственность на плечи отцов, через материальный рычаг. Вау.
Повеселиться на тему недотёп-мужиков вслух, однако, не получается — слишком серьёзный разговор.
По словам корейца, ещё ни одна известная ему беременность не закончилась воссоединением "семьи" когда-нибудь потом.
Говоря иначе, ни одна местная мадам, оказавшись в мире второй или первой категории, бывшего партнёра к себе вытаскивать не стала. Хотя наверняка и смогла бы, на каком-либо этапе.
Более того: для женщин это вообще своего рода потенциальный чит, возможность быстро и бесплатно вернуть себе рейтинг социальной значимости через рождение ребёнка.
—… в итоге, за всё удовольствие авансом платит отец. По факту, пожалуй что, пожизненно оставаясь здесь, — завершает он пояснения.
— Почему пожизненно?
— Не знаю такого, чтобы заделавший приплод и влетевший на полмиллиона хоть когда потом раскидался с долгами, плюс накопил ещё три сотни штук, чтоб выбраться отсюда. Так что лучше выброси эту свою идиотскую любовь из головы! Целее будешь. Потому что вставишь один раз свой хобот не туда — и привет, долг на пять сотен тысяч! А какая-нибудь кобыла на твоём горбу в рай въедет, — Хван тяжело вздыхает. — Тебя, что характерно, в том раю никогда не будет.
— Слушай, а ведь женщиной, получается, иногда быть очень хорошо! — я таки не удерживаюсь от неуместных сейчас эмоций. — Во всяком случае, перспективнее, чем мужиком, нет?
— Что тебя так радует? — не первый раз подозрительно щурится Хван.
— Это от нервов, не обращай внимания. Блин, ну девкам и свезло!
— Ну. Только тебе-то с того что за радость? Забудь, сказал уже.
— Интересно, а если кто-то разным дамам последовательно двоих детей заделал? Это он что, уже на миллион прилип? — произвожу про себя нехитрые вычисления. — Ну может же быть какой-то мачо, успешно замутивший с двумя тёлками?
— Угу, прилипнет на миллион. Так какой твой план? Аванюрный? — ДжоЧже и не думает расслабляться либо веселиться. — Как будешь с полицией решать?
— Вначале ответь на вопросы.
Поскольку медицина здесь запрещена (и рождаемость деклассированного элемента, как и обратная миграция, регулируются почти непробиваемыми финансовыми фильтрами), власти за оборотом запрещённых услуг предсказуемо наблюдают. Со всей мощью технологической эры.
Малый хирургический робот, который только что спас мне жизнь, вообще был Хваном скрупулёзно и аккуратно собран из брошенных запчастей, которые он дотошно собирал больше года. Расходуя на них почти всё, что зарабатывал.
Я пока не выяснила, где он тарился запчастями, но обязательно выясню это потом. Вероятно, в каком-то виде медицина всё же существует — хотя бы и для тех же полицейских, пострадавших при исполнении.
Иначе, на ротацию сюда никто б просто не ехал, вплоть до увольнения; да и сам ДжоЧже — где бы он брал запчасти от робота? Не будь тут легального рынка услуг и оборудования (пусть и нераспиаренного).
Другое дело что госпиталь полиции — далеко не самое известное место даже там. А уж поликлиника КНБ, например, вообще маркировки снаружи не имеет: стоит себе в центре города двухэтажное здание без вывески. На входе — косящий под штатского прапор в гражданке. Он же фильтрует тех, кто забредает по ошибке…
Если бы здесь для служивых не было медицины, как утверждает мой новый товарищ, то и самих служивых тут не было бы.
Они увольнялись бы, калечились бы по основному месту службы (в доступности этой самой медицины) — что угодно творили бы с собой ещё на этапе отправки, но сюда бы точно не ехали.
Просто населению подробности снабжения и обеспечения элиты в полном объёме наверняка не докладывают. Как и в предыдущей жизни у нас, чё.
Там же, через некоторое время.
—…надо заявить самим. Исходя из того, что я сейчас слышу от тебя, при нормальном разбирательстве вполне можно рассчитывать, что организатор поглотит ответственность исполнителя.
— Конфискация, — он с тоской смотрит на робота. — Жалко.
— А до знакомства со мной он у тебя сильно работал? Или — ты с ручным управлением без меня справишься?
— Не-а, — взгляд Хвана ещё больше наливается тоской.
— Или у тебя за полтора года было много кандидатов в напарники, кроме меня? — продолжаю давить логикой.
Господи, как же хорошо, что кореец — мужик, а не тётка.
У любой женщины эмоции легко взяли бы верх над разумом, несмотря на изначальное отсутствие паники. В такой ситуации — запросто, это я даже по себе сужу.
— Чтоб инцидент тебя не парил, давай напишу финансовое обязательство? — выдаю последний аргумент. — Аккурат на случай конфискации твоего робота? Моя хата всяко больше стоит.
За кадром оставляю тот момент, что у меня её и так хотят отобрать. Судя по обрывкам памяти реципиента.
— Правда? — удивляется он, заодно воспрянув духом.
— Не на всю стоимость, — уточняю. — Давай обсудим, на какую часть. Правда.
Вин, внезапно оказавшись в бригаде на первых ролях, неожиданно для самого себя захотел новой должности соответствовать.
Не в последнюю очередь надеясь остаться бригадиром и потом, он сразу по возвращении от Уркидеса развил бурную деятельность:
— Что нам было известно про русского раньше? Давайте поймём, что пошло не так?
Примерно через десять минут мозгового штурма со своими, новоиспечённый босс на доске для совещаний подвёл итог:
— Хата куплена на бабки снаружи, видимо, родительские. По прибытии. Стоимость покупки неизвестна, но наверняка в районе тридцатки тысяч. Меньше оно не стоит, а больше он не получил бы из-за лимита при переселении. Так?
— Если только сам не накружил здесь, в первую неделю, — заметил брат.
— Он? Сам? — скептически фыркнул новый бригадир. — Это он сегодня нас удивил. А раньше за ним подобного не водилось.
Присутствующие деликатно изображали массовку, но в дискуссию двух братьев не влезали.
— Еще он по-ангийски заговорил чище, ты заметил? — продолжал суммировать наблюдения Чак.
— Кстати, да!..