— А что, были сомнения? — флегматично поинтересовался русский.
— Да. — Азиат решил вообще ничего не скрывать. — Я и сейчас не шибко верю, что из ваших лесов сюда прислали настоящего доктора. Мозгами понимаю, что так и есть — но сердце сомневается. А уж на старте, когда мы с тобой и знакомы-то толком не были… Так какие у нас планы?
— Вначале пожрать, — твёрдо заявил Виктор. — Можешь придумать, где организовать? Реально актуально.
Хван ненадолго задумался:
— А ты бы как хотел? Какое-нибудь место с обстановкой? Или просто брюхо набить?
— Да я даже и не знаю, — теперь резко затормозил медик. — Но учти ещё, что я совсем пустой, пара десятков монет на счёте.
— За легализацию с меня причитается, — не стал мелочиться ДжоЧже, с любовью оглядываясь за спину. — Если не полезем в Плазу, место среднего пошиба потяну. Или, если хочешь, давай на дому всё организуем? — он с надеждой стрельнул взглядом в сторону нового товарища.
— Нет уж, — решительно пресек последний пункт Щукин. — Я нифига не видел здесь, ну или всё равно что не видел. Выбирай такое место, чтобы можно было и людей посмотреть, и себя показать. Давай, веди меня по злачным местам. Нехрен на мне экономить! Но только без громкой музыки: нам очень многое обсудить надо.
— А изоляция вокруг столика на что, даже если есть музыка? — пожал плечами азиат, решительно разворачиваясь в сторону центральной пешеходной улицы города.
Он уже не удивлялся дремучести своего необычного знакомого.
— Щукин, у меня к тебе один серьёзный вопрос, — поколебавшись, кореец всё же через пару шагов решился.
Было видно, что это ему даётся нелегко.
— Нет, — коротко ответил русский.
— Не понял! — от неожиданности ДжоЧже зацепился ногой за ногу и чуть не растянулся лицом вниз.
— Мой ответ на твой вопрос — нет, — медик скорчил скептическую гримасу.
— А о чём я хотел тебя спросить? — спокойно уточнил Хван.
— Ты хотел спросить, действительно ли у меня нет никаких интимных планов в отношении Лоу, — терпеливо вздохнул Щукин. — Как у мужика в адрес смазливой тёлки. И не собираюсь ли я воспользоваться этой неожиданной её симпатией, которой она весьма неосмотрительно ко мне прониклась… на физиологическом уровне, излучая откровенные намёки… Чтобы попользоваться ею, как женщиной, разок или пару. Чтоб вдуть, так сказать. По самые помидоры…
— Так не собираешься? — Хван, обогнав товарища, даже специально заглянул ему в лицо.
— Нет, дружище ДжоЧже, — русскому почему-то было весело. — Слушай, у тебя же тоже наверняка есть эта программа, которая определяет правду?
— Она и сейчас работает, — кореец был убийственно откровенен.
— Ну тогда вот тебе развёрнутый ответ: мои религиозные взгляды, которые я свято чту и никогда не нарушу по доброй воле, исключают категорически что угодно с ней, кроме рукопожатия. Если мы говорим о твоей зазнобе Лоу всерьёз. — Щукин насмешливо посмотрел на товарища. — И ни о каком тактильном или слизистом контакте между мной и ею, тем более с сексуальной окраской, речи быть не может. Можешь не переживать и не париться, юный ревнивец.
— Щукин, э-э-э… Щукин, а ты по ориентации кто? — Хвана неожиданно прострелила неприятная догадка. — Ты не по мужикам ли часом?!
— Не в этом теле, — почему-то заржал русский, похлопав себя левой рукой по животу. — Можешь не волноваться и здесь. О, исключительно для твоего спокойствия: на ближайшие неопределённое время я планирую полный целибат. Доволен? Такой вариант устраивает? Я сейчас убийственно серьезен и не настроен шутить.
— Да, такой вариант годится, — кореец заметно повеселел. — Хотя это всё и очень странно, но ты не врёшь. Непонятно, конечно, почему ты с таким жилблоком других женщин не водишь, но не буду лезть в твои дела.
— Может, я вообще девственник, — равнодушно заметил новый напарник. — И собираюсь им оставаться тут как можно дольше.
— А почему? — ДжоЧже почувствовал, что заинтригован.
Никакого рационального объяснения тому, что он сейчас слышал, не находилось.
— Религия, друг мой! Религия! — Щукин с силой приложился левой ладонью к плечу азиата. — Ну могут у меня быть свои жёсткие принципы и ограничения? Которые я категорически отказываюсь нарушать?
— Могут, — рассудительно кивнул Хван. — Принципы лично у тебя могут быть какие угодно, особенно после Моралеса. Хотя в адрес Лоу я их и не понимаю… — кореец помолчал какое-то время, но в итоге не сдержался. — Слушай, я полностью всем удовлетворён, но интересно же! А что это с тобой? Знаешь, вот сейчас я терзаюсь от любопытства ещё больше, чем по другому поводу минуту назад!
— Блин, ну прости. Считай, что она мне банально не нравится, — отмахнулся русский, вроде бы даже и тут не соврав.
Хм. Может, ему тогда только темнокожие нравятся? Или латинки?
Хван, вышагивая по тротуару, принялся перебирать в голове всё, что знал, о женщинах других рас. Попутно он пытался понять: интересно, и чем это новому напарнику Лоу не зашла? Классная же тётка.
Щукин, двигаясь рядом, время от времени на него насмешливо поглядывал и будто даже порывался периодически что-то сказать — но в последний момент сдерживался.
Виктория Абилхакимова, врач-интерн 7го курса медицинского университета имени Асфендиярова, Алматы, Республика Казахстан.
Не знаю, как тут выглядят заведения попроще, но это так называемое "нормальное", куда меня привёл Хван — из разряда "кафе "Сауле"" на Барахолке.
Сарай, короче говоря.
При том, оно — вовсе не тюркский "сарай" (который в одном из значений "дворец"), а очень даже русский. Подсобное помещение без особых изысков, чтоб мягко…
Ладно. Нормальное помещение, чего я гоню.
Меня просто еда удивила.
Со старта моих душещипательных приключений здесь у меня ещё не было физической возможности вкусить местных разносолов в подобном заведении.
Сейчас же поданные блюда напоминали пищевую пасту, выдавленную из тюбика, как в мультике про коротышку Незнайку на Луне.
На вкус, в принципе, и ничего. Но для человека, выросшего на Востоке и привыкшего к пищевому этикету и сервировке, смотрится диковато (особенно с поправкой на так называемое премиальное место).
А с другой стороны, дарёному барану зубы не считают. Я вон поначалу даже воду не представляла, где тут брать. Хорошо, двадцатка на кухне обнаружилась.
— Спасибо, — благодарю нового напарника абсолютно искренне после того, как неидентифицируемое содержимое первых двух тарелок исчезает у меня в животе. — Полегчало.
Похоже на какой-нибудь рацион питания будущего: углеводы, жиры, белки по норме, судя по ощущениям.
— Что пить будем? — живо интересуется Хван, завидев сотрудника, подающего жидкости и сейчас направляющегося к нам.
Официанты на кухне и на баре здесь разные. Интересно, это лишь в данном заведении? Или тут вообще такая практика?
Странная манера, но в чужой монастырь со своим уставом…
— Чай.
— А я ром буду, — широко раскрывает глаза товарищ, косясь в мою сторону и намекая, что я должен последовать его примеру.
— Ты можешь пить что угодно, хоть спирт с газировкой, — хмыкаю. — Хоть предварительно смешав их в одном стакане. Но не сейчас.
— А ты?
— А я вообще не пью алкоголь и не употребляю никакой дури, можешь считать это моим вторым принципом.
— Ну, если жить без баб с такой квартирой, то твоя трезвость меня уже и не удивляет, — едко (как ему кажется) замечает кореец.
Явно намереваясь пуститься во все тяжкие (и не принимая мои слова всерьёз), товарищ делает уверенный знак официанту и заказывает какую-то местную бурду.
— Надеюсь, ты не собираешься терять контроль над ситуацией и помнишь, что у тебя с собой достаточно дорогой робот? — Не могу удержаться от подколки, когда на принесённый миниатюрной графинчик он начинает смотреть с восхищением алкоголика.
Выхватываю посуду из его рук и подношу к носу.
Принюхиваюсь.
Ничего особого.
— Его не нюхать, его пить надо, — многозначительно и свысока говорит Хван, отбирая у меня тару и наполняя свою рюмку.
Ритуал в его исполнении выглядит смешно. Опускаю глаза, чтоб не заржать.
Он истолковывает мои действия по-своему:
— Это взрослая мужская жизнь, привыкай, молодёжь!
Затем опрокидывает рюмку в рот.
Вернее, пытается.
Знал бы ты… эх-х.
Удерживаясь от острот и комментариев, вместо этого придерживаю его за локоть через стол и спрашиваю:
— Тебя сразу напугать? Или так готов общаться?
Поскольку он недоумённо таращится на рюмку в своей ладони, забираю последнюю у него из руки и ставлю на своём краю стола, далеко от него, чтобы не мог достать. Сюда же перемещаю и графин.
— Ну давай поговорим, — с тяжёлым вздохом он провожает взглядом посуду. — Чего ты мне такого важного сообщить хочешь?
— У тебя сейчас в крови чего только не гоняет. Ты помнишь, что операция была на лестничной площадке?
— Да, — кажется, до него начинает доходить.
— Пощади собственную печень. Поверь, ты ещё нифига не соскочил. В том плане, что ты ещё далеко не выжил.
— Пугаешь? — настораживается он, хотя его замечательная программа определения правды однозначно активна.
Поворачиваю своё лицо, давая ему разглядеть себя со всех сторон:
— Первое, нам с тобой нужно достать антибиотики и прочее по списку: тебе интоксикацию выводить.
— Э-э-э…
— Второе, вытекает из первого. Тебя однозначно ждёт очень серьёзная терапия. Перед тем как начинать бухать, пожалуйста, сделай одолжение?
— Какое? — по-детски удивляется Хван.
— Напиши завещание на меня? После того, как ты двинешь кони, пусть робот будет мой? Можешь мне его завещать на случай своей смерти?
— Бл***, ты сейчас серьёзно? — новый товарищ мгновенно спадает с лица.
— Ты же должен и сам видеть, через эти ваши умные расширения, — пожимаю плечами.
Долбаный Щукин. Уже вторые сутки от него покоя нет.