В некоторых случаях процесс обновления феноменального "я" может быть длительным (ср. феноменологию синдрома Антона, описанную в разделе 7.2.1). Хари и коллеги описали пациента Э.П., который страдал не от постампутационного фантома, а (после операции по поводу разрыва аневризмы с последующим инфарктом правой лобной доли) от межчеловеческого конфликта, синдрома чужой руки и сверхнормативной руки-призрака, которая часто создавала феноменальную копию предыдущих положений левой руки с задержкой во времени от 30 до 60 секунд.
Несколько раз в день она ощущала третью руку и, реже, третью ногу. . . Э.П. полностью осознавала ненормальность своих восприятий и могла аналитически наблюдать за своими симптомами. Призрачные конечности всегда находились с левой стороны тела и часто казались настолько реальными, что Э.П. было трудно отличить их от настоящих конечностей. Интересно, что положение призрачной руки персеверативно копировало предыдущее положение левой реальной руки: например, если левая реальная рука раньше лежала на подлокотнике кресла, а теперь находилась на столе, то (проприоцептивно) появляющаяся призрачная рука оказывалась на подлокотнике. Когда левая рука возвращалась на подлокотник, призрачная конечность исчезала, но вскоре появлялась вновь, на этот раз на столе. Время задержки от нового положения руки до появления призрачной конечности измерялось несколько раз и обычно составляло 0,5-1 мин. Если Э.П. оставался неподвижным, восприятие призрака могло длиться десятки минут.
Е.П. иногда испытывала раздвоение тела: когда она поднималась со скамейки, ей казалось, что только правая половина тела начинает идти, в то время как левая остается на скамейке. Повторяющиеся и монотонные движения вызывали это восприятие, в то время как, например, танцы предотвращали его появление. (Hari, Hänninen, Mäkinen, Jousmäki, Forss, Seppä, and Salonen 1998, p. 132)
Особый интерес в этом случае представляет тот факт, что призрачные конечности не находились под волевым контролем, а часто следовали за движениями правых конечностей. В то время как общее положение сверхнормального фантома определялось предыдущим положением левой руки, движение одного пальца правой руки могло в то же время вызвать соответствующее ощущение движения в части феноменальной Я-модели, сформированной призрачной рукой с левой стороны. Это показывает, что процесс обновления, лежащий в основе ПСМ, может функционально зависеть от разных источников, например, в разных полушариях, которые в патологических конфигурациях могут даже вступать в конфликт друг с другом и действовать в разных временных рамках. Получающаяся в результате феноменология телесного "я" восхитительна, поскольку она по-прежнему представляет собой единую структуру - одно феноменальное "я" - и в то же время демонстрирует значительную фрагментацию и гипертрофию, отражая обычно невидимую функциональную модульность, лежащую в основе ПСМ.
Возвращаясь к "классическим" фантомам, также утверждается, что существует параллель между фантомными конечностями и зрительными галлюцинациями, возникающими при синдроме Чарльза Бонне (CBS; как описано в разделе 4.2.4), в плане формирования полного перцептивного гештальта без сенсорного ввода (Schultz and Melzack 1991, p. 823). Другой общей чертой является наличие когнитивного инсайта, поскольку CBS, как и типичное переживание фантомных конечностей, отличается от синдрома Антона отсутствием дезориентации. Осознанное переживание фантомных конечностей также может рассматриваться как еще один пример автономной активации сложного феноменального содержания (см. раздел 3.2.8), но без волевого компонента и во временно устойчивой манере. В фантомных конечностях мы находим типичные инстанциации презентативного содержания - боль, ощущения тепла, покалывания, судороги, кинестетические ощущения и так далее - и для всех этих типов простого эмпирического содержания снова верно, что они обладают непрерывным измерением интенсивности (ограничение 9) и что они однородны (ограничение 10). Однако степень удовлетворения ограничений интенсивности может быть ниже. В стандартных ситуациях этот тип феноменального содержания строго коррелирует со стимулом. Здесь фактический источник стимула находится в другом месте системы, но сам этот факт доступен пациенту не более чем когнитивно. На уровне субъективного опыта презентный характер элементарных ощущений, интегрируемых фантомной конечностью, полностью прозрачен, то есть неинтенциональные свойства и более ранние этапы обработки актуальной репрезентативной динамики в мозге недоступны интроспективному3 вниманию.
Доказательства врожденного компонента ПСМ? Фантомы (заштрихованные области) у испытуемого с амелией конечностей. Цифры - оценки яркости ощущения присутствия различных фантомных частей тела по 7-балльной шкале от 0 (отсутствие осознания) до 6 (наиболее яркое впечатление). (Предоставлено Петером Брюггером, Цюрих).
Что касается нейронных коррелятов, лежащих в основе фантомных конечностей, то общая гипотеза заключается в том, что важные аспекты фантомных переживаний обусловлены врожденной "нейроматрицей" образа человеческого тела (см. ниже). Боль в фантомной конечности, а также эффект телескопирования, при котором фантомная конечность уходит в культю, и субъективная референция тактильных стимулов, приложенных к щеке пациента и к определенным областям или цифрам фантомной кисти и руки (как обсуждалось выше; см. Ramachandran 1993, p. 10494 f.; см. также Ramachandran 1998, p. 1609 f.; Ramachandran, Rogers-Ramachandran, and Stewart 1992a; Ramachandran, Stewart, and Rogers-Ramachandran 1992b) отражают процесс перестройки в лежащем в основе нейронном субстрате.
Я не буду вдаваться во все подробности текущей нейронаучной дискуссии, которая все еще остается частично неокончательной и развивается с огромной скоростью. Однако, кажется, можно с уверенностью сказать следующее: Потеря части тела - это потеря самопрезентации. В принципе, это должно привести к потере соответствующей части ПСМ, но фактическая обработка, лежащая в основе и обновляющая эту модель, может занять некоторое время, а при особых условиях - задержаться на многие годы (например, эмулятор парализованного тела, действующий как "нулевая машина Тьюринга"). Мозг человека открывает огромное вычислительное пространство, и определенный участок этого вычислительного пространства сейчас не занят: для обработки информации, связанной с ампутированной конечностью, и активации соответствующей части Я-модели вычислительные ресурсы не требуются. Также можно с уверенностью сказать, что человеческий мозг распределяет вычислительные ресурсы в соревновательном, эволюционном стиле. Множество источников входного сигнала постоянно конкурируют за участок нейрокомпьютерного пространства, в котором они могут найти максимальное выражение. Как только часть этого вычислительного пространства покидается, соседние области начинают конкурировать за освободившуюся вычислительную мощность и "вторгаются" в эти области. Иными словами, нейрофеноменология человека в значительной степени подчиняется эволюционному принципу "используй или потеряешь".
Потеря конечности - это не только потеря репрезентативного аппарата. Потеря конечности также приводит к сужению пространства поведенческих состояний организма. Определенные диапазоны поведения теперь стали невозможными. Поскольку они никогда больше не будут актуальными, их никогда больше не придется представлять, а поскольку их никогда больше не придется планировать, их никогда больше не придется моделировать. Поэтому с эволюционной точки зрения было бы полезно перераспределить вычислительные ресурсы. Похоже, что процесс ремаппинга коры головного мозга выполняет именно эту функцию, отражаясь на феноменальном уровне в виде субъективного переживания иногда болящей, но постепенно исчезающей фантомной конечности.
Первый урок, который необходимо усвоить в отношении нейронных коррелятов фантомных переживаний, заключается в том, что должна существовать удивительная пластичность, в частности, в соматосенсорных областях человеческого мозга. Недавние магнитоэнцефалографические (МЭГ) исследования, изучающие соматосенсорную пластичность у взрослых людей, и ряд исследований на животных представляют доказательства фактической реорганизации коры, например, после хирургического разделения врожденно перепончатых пальцев (обзор и обсуждение см. в Ramachandran 1993). На самом деле были задокументированы новые перцептивные корреляты таких процессов нейронной реорганизации. Было показано, что у ряда пациентов стимулы, приложенные к точкам на поверхности тела, удаленным от фактического места ампутации, систематически переназначаются на ту часть сознательной Я-модели, которая представляет собой фантомную руку. Например, у пациента V.Q. (Ramachandran 1993, p. 10415 f.) наблюдалось систематическое сопоставление один к одному между определенными областями на щеке и отдельными цифрами, такими как большой палец или мизинец. Через четыре недели после ампутации в его феноменологии появились отчетливые новые черты, отражающие масштабную реорганизацию нейронных и вычислительных основ ПСМ этого пациента. Вот как Рамачандран описал вновь возникшую ситуацию:
Как правило, пациент сообщал, что одновременно ощущает прикосновение Q-кончика к лицу и "покалывание" в отдельной цифре. Многократно проводя Q-кончиком по его лицу, мы даже смогли построить "рецептивные поля" (или "референтные поля") для отдельных цифр (фантомной) левой руки на поверхности его лица. Границы этих полей были удивительно четкими и стабильными в ходе последовательных испытаний. Стимулы, подаваемые на другие части тела, такие как язык, шея, плечи, туловище, подмышечная впадина и контралатеральная рука, никогда не были неправильно локализованы на фантомной руке. Однако была одна специфическая точка на контралатеральной щеке, которая всегда вызывала ощущение покалывания в фантомном локте.
Второе скопление точек, вызывавших соответствующие ощущения, было обнаружено примерно на 7 см выше линии ампутации. Здесь также наблюдалось систематическое сопоставление один к одному: большой палец был представлен медиально на передней поверхности руки, а мизинец - латерально. (Ramachandran 1993, p. 10415)