обязательно постарайтесь их достать, потому что им после этого еще нужно будет участвовать в совещании по результатам гонки.
У меня это отлично получается, можете мне поверить. Фокус в том, чтобы схватить, повернуться и — огонь. Ба-бах. Чтобы они не успели одуматься. Не то чтобы я пытался кого-то переплюнуть (конечно, пытаюсь), но у меня вроде неплохо получается всех облить, а самому остаться сухим, только не подумайте, что это своеобразное продолжение соревнования на трассе (конечно, это именно оно и есть).
Ну и надо не забыть обрызгать всех, кто стоит перед подиумом. В кого я обычно целился? Разумеется, снова в папу! Он у меня был как мишень. Я до сих пор помню его смеющееся лицо в эти моменты.
Разумеется, есть еще интервью. Обычно его брал бывший гонщик «Формулы-1» или какая-нибудь приглашенная знаменитость. Со знаменитостями выходило неплохо, но только если они немного разбирались в нашем спорте, что бывало довольно редко. Лучше получалось, когда приходили бывшие гонщики, кто-нибудь вроде Ди Си[6], с кем можно было как следует посмеяться.
К слову, надо отметить, что в «Формуле» с прозвищами все довольно-таки тухло: чаще всего в непринужденной обстановке все друг друга называют по именам: Льюис, Кими, Себастьян, а истинных сорвиголов — по инициалам, например, «Джей Би» или «Ди Си». Несмотря на это, команда Баттона придумала парочку неплохих прозвищ, а поскольку меня самого в детстве обзывали («Ширинка», «Дженнифер»), я не стеснялся их использовать. Отец превратился в «Папу Смурфа», после того как отрастил гномью бороду, но самым удачным было, пожалуй, прозвище «Бритни» для Нико Росберга из-за его длинных волнистых волос. Помню, как он вошел в ночной клуб в Токио, заметил нас там и очень обрадовался, пока я не встал и не заорал: «Эй, Бритни! Hit me baby one more time», — на весь клуб. Улыбка очень быстро исчезла с его лица.
Ну а сейчас, кончено все развернулось на 360 градусов, и я уже не даю интервью, а беру их для телеканала Sky. Например, после Гран-при Великобритании — так я впервые оказался на подиуме в Сильверстоуне (и если вы думаете, что я упустил шанс пошутить об этом, то вы меня совсем не знаете) — я общался с победителем Льюисом, Себастьяном и «ледяным человеком» Кими.
В таких ситуациях самое классное — ты забываешь, что на тебя смотрит весь мир, направляя все внимание на окружающих тебя людей, и присутствующие ощущают эту особую атмосферу.
После церемонии награждения у тебя есть выбор: сбросить свой иеровоам команде около подиума, что довольно опасно из-за высоты — не уверен, что это соответствует технике безопасности, хотя кто его знает — или возить его с собой, пока ты занимаешься остальными делами. Кепку и кубок ты отдаешь команде и получаешь другую кепку (сколько разных кепок носит гонщик за один гоночный уикенд? Приблизительно 50 миллионов) для пресс-конференции, которую ты проводишь, весь в шампанском.
Разумеется, тебе задают много вопросов, но, поскольку эмоции зашкаливают, здесь-то как раз надо быть сдержанным. Самое худшее, что ты можешь сделать — это поддаться эмоциям, начать импровизировать и чесать языком. Сдерживать себя в такие моменты — гораздо сложнее, чем вы можете представить.
Весь этот процесс вообще-то очень утомительный, и скорее всего ты будешь совершенно измотан к тому моменту, как вернешься к команде. От интервью устаешь чуть ли не сильнее, чем от пилотирования болида.
Но если у тебя появятся какие-то мысли о том, чтобы успокоиться, то команда их быстро прогонит, потому что у этих ребят эмоции и адреналин зашкаливают, и это особый момент — вернуться к своим. Для команды твое возвращение — это новый всплеск эмоций, и вместе вы седлаете эту победную волну. А значит, остаток бутылки вы осушаете вместе.
А когда она опустеет? Если ты выиграл гонку, скорее всего, захочешь забрать бутылку с собой и она будет где-то у тебя храниться, будет что показать внукам, которым все равно. Ну а если ты не выиграл, отдаешь бутылку команде. Как и кепку с подиума. Честно говоря, если бы я оставил себе все кепки, которые мне вручили в «Формуле», мне бы никакого места для хранения не хватило.
У многих гонщиков в контракте указано, что все кубки принадлежат команде. У меня было такое условие с BAR и McLaren, и вначале такое же условие было с Honda, но потом оно изменилось, когда выяснилось, что моему напарнику, Такуме Сато, не нравится его номер «четыре», он считал его несчастливым. Поскольку предыдущий чемпионат я закончил третьим, у меня был номер «три», и он попросил поменяться.
Я сказал:
— Нет уж. Я так просто не меняюсь, я был третьим в чемпионате и хочу ездить под номером, который я заработал, ты даже четвертый номер не заслужил — ты был восьмым — номер «четыре» тебе достался, потому что у меня номер «три».
Ну или что-то в этом роде. Наверняка я это изложил более дипломатично. Или, скорее, кто-то другой изложил это более дипломатично от моего лица.
В команде меня уговаривали:
— Дженсон, да ладно тебе, давай обойдемся без скандала.
— Ни за что, — отрезал я.
Они сказали:
— Ну хорошо, мы можем предложить тебе что-то взамен?
Я ответил:
— Отдайте мне мои кубки. Все, что я выиграю в этом году, я забираю.
И они ответили:
— Заметано.
— Здорово, — ответил я, а сам подумал: вот это результат, плевать я хотел на этот номер «четыре», это же просто номер, мне только и надо было — поторговаться.
Так что я получил свои кубки, каждый из которых стоит примерно от 15 до 25 тысяч фунтов. Круто. Что еще круче — их тебе привозят не в пупырчатой пленке замотанные скотчем. Они упакованы в совершенно бесподобные футляры. Каждый кубок уникален, единственное, что между ними общего — это прекрасные подарочные футляры.
Но во многих случаях — может быть, даже в большинстве случаев — кубки забирает команда, и тогда у тебя есть возможность заказать копию за 15 тысяч фунтов. Поскольку я побывал на подиуме 50 раз, я не был готов выкладывать такую сумму, если кубок полагался за третье или даже второе место, но все кубки за победу в гонке у меня есть. Они много для меня значат.
Кубок за победу в чемпионате мира — это вообще другой случай, потому что он переходящий, и тебе вручают тот же самый кубок, что другим чемпионам до тебя, с выгравированными подписями Хуана Мануэля Фанхио, Джека Брэбема, Грэма Хилла, Джеки Стюарта, Джеймса Ханта, Ники Лауды, Алена Проста, Айртона Сенны. Даже от одного взгляда на него голова кружится.
Его, конечно, приходится возвращать, мой отправился Себастьяну, который стал чемпионом 2010 года, и когда я уточнил по поводу изготовления копии, меня слегка смутила цена — 35 тысяч фунтов — я тогда подумал: серьезно? Я правда готов потратить столько денег на кубок? А потом мой менеджер, Ричард, подарил мне копию. Вот это я понимаю менеджер.
Мой чемпионский год был, конечно, богат на сувениры. У меня остались все шлемы и комбинезоны, которые я носил в том году, а еще из трех машин, которые были у команды, одна досталась мне. Как я уже говорил, в Brawn я перешел на более скромных финансовых условиях, и в результате в мой контракт добавили приятные пункты, например, возможность забрать болид. Впрочем, они попытались открутиться от этого требования, и хотя в итоге я получил одну из тех самых трех машин с рабочим двигателем, сначала они хотели подсунуть мне копию.
— Мы сделаем тебе четвертое шасси, — сказали они. Потому что не хотели, чтобы я мог кому-то показать движок.
— Но меня не устраивает четвертое шасси, — я крепко стоял на своем (через моего представителя). — Я хочу одно из трех, участвовавших в гонках.
— Нет-нет, в контракте не такая формулировка.
— Меня не волнует, какая формулировка в контракте, вы знаете, какая была договоренность.
В итоге, они сдались, и я получил свой болид. Второй отправился к Россу Брауну, а третий — к Mercedes, производителю двигателя.
Не то чтобы я мог его завести. Завести болид «Формулы-1» — это вам не ключ зажигания повернуть. Нет, мне бы это обошлось в 50 тысяч фунтов. Потребовалось бы трое или четверо помощников, а также компьютерное оборудование и электроника. В магазин на этой машине не сгоняешь.
В идеале, я бы хотел выставить ее где-нибудь здесь, в Лос-Анджелесе. Здесь есть Автомобильный музей Петерсена, один из самых красивых автомузеев, который я видел. Я серьезно, отложите книгу, найдите его в интернете, не пожалеете. Так что да, было бы здорово отдать им мой болид. Они будут за ним следить — это экономия на расходах за хранение — а люди будут на него смотреть, иногда и я буду заходить. Еще одна вещь, чтобы показать внукам, которым все равно.
После гонки, пока впечатления еще свежие, ты участвуешь в совещании с инженерами, причем неважно, первым ты приехал или последним. Во втором случае ты будешь рад скрыться от презрения и жалости внешнего мира среди знакомых лиц, чтобы зализать раны.
Если же ты выиграл, то вполне можешь вваливаться в комнату для совещаний, уже никакой после трех глотков шампанского, и начать разливать его в пластиковые стаканчики, которые стоят около кулера, весь такой в приподнятом настроении.
Основное «но» заключается в том, что, хоть ты и жаждешь праздника, нельзя забывать про то самое совещание, потому что, вне зависимости от результатов гонки, всегда есть над чем поработать. Не бывает так, чтобы все сказали: «Ну, отличная была гонка, давайте в следующий раз так же», — потому что, во-первых, идеального гоночного уикенда в природе не существует, даже если ты победил, а во-вторых, потому что факторы воздействия постоянно меняются. Может, пит-стоп был недостаточно быстрым или: «А ты уверен, что стоило так тянуть с переходом на другой комплект резины?» Поэтому сначала мы обсуждаем все эти вещи, а потом разбираем всю гонку от старта до последнего круга.