Что касается меня, в загробную жизнь я бы взял с собой шлем, в котором я выиграл Гран-при Монако в 2009-м. Это один из двух моих шлемов, которые хранятся в плексигласовых коробках и которые невероятно дороги для меня. Потому что это была особенная гонка. Я начал уикенд как лидер чемпионата, тренировочную сессию отъездил так себе, а в квалификации преследовал Рубенса и Себастьяна. Пока я не проехал один из последних кругов, тот самый круг — круг, который я скорее всего готов назвать своим самым любимым, в зависимости от того, когда меня спрашивают и в каком я настроении — который вывел меня на поул.
После чего я выиграл гонку, но остановился не в том месте, так что мне пришлось бежать к подиуму. Потом я тусовался с Принцем Альбером, а на следующий день мы изобрели Супер-понедельник. Одним словом, это было необыкновенно.
Второй шлем из двух — это тот, в котором я был на Гран-при Бразилии в том же году, когда выиграл титул чемпиона мира.
Комбинезон
Раньше мы носили более мешковатые комбинезоны с карманами и ремнем на липучках. На фотосессии ты засовывал руки в карманы и выглядел, как модель из старого каталога одежды. Я, конечно, прикалываюсь, но мне это даже нравилось. Нравилось, что есть чем занять руки. Вот я стою, бросая взгляд на бухту Монако, но что делать с руками? О, придумал, уберу-ка я их в эти удачно подвернувшиеся карманы.
Больше карманы, в общем-то, ни для чего не нужны. Уверен, во времена Джеймса Ханта и компании в карманах там носили пачку сигарет Embassy и позолоченную зажигалку, но сегодня в этом нет такой потребности, и, учитывая стремление минимизировать вес, от карманов решили избавиться, как и от ремней на липучках.
Ремень на липучках меня не так уж волнует, а вот безвременная кончина карманов меня расстроила. Мне кажется, что отсутствие карманов немного затрудняет для гонщика задачу круто выглядеть — а это, в конце концов, его основная задача.
По крайней мере, сейчас мы все равны в этом отношении. Хуже всего то, что это было одно из тех минимальных улучшений (мы про них еще поговорим), которое не все сразу стали применять. В McLaren мы были первыми, кто лишился карманов, но в других командах было не так. Другие пилоты видели, как ты заходишь в паддок и засовывали руки в карманы, откровенно издеваясь. Сейчас, мне кажется, ситуация с карманами у всех одинаковая, что хорошо, потому что это было тяжко.
Всем известно, что комбинезон облеплен логотипами спонсоров. Но не только он, нижнее белье — тоже, так что, если чуть расстегнуть комбинезон, под ним окажутся еще логотипы, как матрешка. Правда, расстегивание комбинезона не приветствуется. В команде предпочитают, чтобы он был застегнут, официальная причина — так более аккуратный вид, но я бы не стал утверждать, что это никак не связано со спонсорством. И все-таки нам нравится немного расстегивать молнию. Во-первых, потому что бывает жарковато, а во-вторых, потому что застегнутый комбинезон не так будоражит воображение.
Да. Бывает страшно. Да еще как. Я помню свою предпоследнюю гонку в 2016 году. Это было в Бразилии, предпоследняя гонка в сезоне, перед Гран-при Абу-Даби, которое должно было завершить мою карьеру.
Трасса была мокрая, то есть мои любимые условия, в которых я могу выжать максимум из гонки и получить результат лучше ожидаемого. По крайней мере, я рассчитывал объехать своего соперника по команде, в то время это был Фернандо.
Это случилось в первом повороте. Меня чуть повело, в прямом и переносном смысле. Трасса была ненадежная из-за дождя, и болид носило из стороны в сторону. Это была как раз та гонка, которую я упоминал раньше, где Макс Ферстаппен показал свои возможности на мокрой трассе. Так вот, пока он это проделывал во главе пелотона, один лопух, который раньше считался специалистом пилотирования в дождь, скользил во всех направлениях, не в состоянии управлять болидом, отчаянно пытаясь найти сцепление с дорогой и чувствуя…
Страх.
Впервые в жизни мне было страшно.
Тогда я никому об этом не сказал. Да и после не признавался практически никому. В тот день у меня сдали нервы. Я знал, что моя карьера заканчивается, и все, о чем я мог думать, — это как бы не разбиться. Трасса была очень мокрая и очень сложная, и хотя в прошлом такие условия были мне на руку, все же это было опасно.
Обычно ты об этом не думаешь. Вообще-то, обычно ты мыслишь совершенно другими категориями. Я еще подробнее остановлюсь на отвлекающих факторах, но могу сэкономить вам время и сказать: во время пилотирования ни на что нельзя отвлекаться. При этом тебе не требуется для этого специально прикладывать усилия. Ты просто ничего не замечаешь. Ты просто робот-гонщик, и все тут.
Но в этот раз я начал думать. Я думал: осталось две гонки. Я не хочу разбиться. Только не сейчас, когда я уже столького добился.
Я сам себя пугал — вот в чем была проблема. Голова была занята не тем, чем нужно, и это, пожалуй, самый опасный вариант развития событий. Ты напрягаешься, а когда ты напряжен, машина легко срывается. Небольшой занос задней оси, небольшой занос передней оси, ее мотает. Ты можешь заходить в поворот, въехать в поток воды, и, если рванешь руль, тут же потеряешь сцепление, и тогда — бац! — привет, ты въехал в стену на скорости 240 км/ч. Я не хотел, чтобы моя карьера, а может быть, и жизнь, закончилась таким образом. Это была гонка, когда мне было страшнее всего за рулем болида.
А вот где настоящая западня. Поскольку я не мог справиться с управлением на мокрой трассе, это сказывалось на психическом состоянии, что, в свою очередь, ухудшало качество пилотирования, и, в результате, я не мог прогреть шины, из-за чего падала управляемость, что усугубляло психологические проблемы.
В дождь, как только тебе удается прогреть резину, все сразу становится проще, можно использовать потенциал машины и рисковать, но я даже не мог дойти до этого этапа.
Такое случается. Мне рассказывали другие гонщики, что с решением об уходе из спорта приходит страх. Из-за этого, мне кажется, было бы лучше иметь возможность объявить об отставке и сразу же закончить карьеру, но это, разумеется, нереально по многим причинам.
Из тех, кто финишировал, я пришел последним. Фернандо, на километры впереди, обогнал меня больше, чем на секунду. Было стыдно за то, как я выступил. Я был опустошен. Неудобнее всего было перед командой. Когда происходит авария — ну, дерьмо случается — ты просто извиняешься. Но выставить себя в таком жалком виде — это просто унизительно. Я не рассказал, что испугался. Просто сказал, что не смог прогреть шины, потому что ехал недостаточно быстро. В принципе, я не спорю с тем, что я лучше всех на мокрой трассе, но в тот день я был хуже всех. Я мог думать только об одном: год назад я бы всех порвал в этой гонке.
Не надо путать с предыдущим пунктом, но я склонен поддаваться воздействию нервов, возбуждения и адреналина — обычно всего сразу. Как я с этим справляюсь? Да никак, наверное. Просто дышу и говорю себе: у тебя все получится. Ты знаешь, что делаешь.
Это происходит, чем бы я ни занимался: триатлон, гонки, работа телеведущего. Мне кажется, это потому, что мне не все равно. Вот почему люди нервничают. И получается, что нервничать — это хорошо. Значит, тебе не наплевать на то, чем ты занимаешься. А еще это значит, что твои достижения будут гораздо больше для тебя значить. По этой причине я бы никогда не хотел совсем перестать нервничать, даже если бы мог; благодаря нервам лучше чувствуешь момент, понимаешь, что ты достиг чего-то особенного и важного. Их надо холить и ценить, а не бояться.
Мне кажется, для многих это серьезная проблема. Нервозность не дает им делать крутые вещи. Они их не делают, потому что слишком волнуются.
Я тоже волнуюсь. Вне всяких сомнений. Если я делаю что-то стоящее, я волнуюсь. И еще я знаю, что единственный способ справиться с нервами — это действовать. Я имею в виду, что было бы очень просто прожить всю жизнь, ни разу не поволновавшись, но это значит, что ты ни разу не вышел из зоны комфорта, а как тогда добиться от себя максимума?
Периодически во время публичный выступлений первые 30 секунд я слышу, как дрожит голос. Можно оговориться или поспешить с ответом на вопрос. Я спрашиваю у себя: черт, почему ты нервничаешь? Просто дыши, расслабься, не торопись.
Правда, хоть я это и говорю каждый раз, ничего не меняется.
Однажды во время вождения у меня чуть не случилась паническая атака. Дело было в 2004 году, во время первого Гран-при Китая. Он проходил, да и сейчас проходит, на Международном автодроме Шанхая, где есть четыре поворота с такими сильными перегрузками, что невозможно дышать.
Надо признать, меня об этом предупредили:
— На этих четырех поворотах, скорее всего, дышать не сможешь, потому что перегрузка больше 5G, — сказал мой инженер, так, между делом.
Я подумал: да ладно… А потом поехал, попробовал дышать, не смог дышать, и тут я немного… ну, забеспокоился. Не запаниковал. Это еще впереди. Но я начал довольно сильно волноваться, что проявилось в виде клаустрофобии невероятной силы. Слава богу, я не потерял сознание, потому что это не самое лучшее место для обморока — за рулем болида на автодроме в Китае.
Что касается паники. Она меня настигла в другой раз. В 2014 году я проходил общую физическую подготовку за границей, название места разглашать не буду, потом поймете почему. Наверное, я перестарался, потому что у меня появилась сильная боль в спине. Настолько сильная, что я не мог ходить, а когда ложился, не мог встать.
В итоге, я отправился в небольшую спортивную клинику при отеле, где меня осмотрела сестра и сказала:
— Так, вас нужно уколоть.