При этом задняя часть болида двигалась по неожиданной траектории, а крик двигателя все нарастал. Это был визг мотора, который пожирает сам себя, и практически в тот же момент, когда я смирился с мыслью, что это конец, он взорвался, и я остановился на внутренней стороне трассы — болид больше не мог ехать.
И на этом все. Нам оставалось всего полчаса. Каких-то 30 минут, и мы бы завершили «Ле-Ман», и, пусть даже мы оказались бы на последнем месте, это несравненно лучше, чем выбыть из соревнования.
Это было тяжко. Признаюсь, я сильно расстроился. Я выкарабкался из машины в подавленном настроении, стащил шлем с головы и привалился к заграждению. Неподалеку кучковались фанаты, которые подбадривали: «Очень жаль, Джей Би», — и все такое, что было очень приятно слышать (надеюсь, я продемонстрировал свою признательность, но если нет, тогда прошу прощения).
Как обычно бывает в таких ситуациях, больше всего было жаль команду. Механики не спали двое суток. Я-то спал, отдыхал, развлекался с теннисными мячиками, пока они трудились без продыху, поэтому я им по-настоящему сочувствовал. Эта команда впервые участвовала в «Ле-Мане», и цель была в том, чтобы добраться до финиша, но ни нам, ни второй машине это не удалось.
Все, чего я хотел, — это увидеть финишный флаг. Хотел увидеть лица ребят из команды, после того как мы завершим этот марафонский забег. Было обидно и за других пилотов, но больше все-таки за команду. Все пребывали в подавленном состоянии.
Я постоял какое-то время рядом с трассой, рассматривая пролетающие мимо машины — странное чувство. Болиды Toyota проплывали мимо, друг за дружкой, на это было грустно смотреть. Что до остальных команд — было видно, что усталость дает о себе знать. Пилоты не слишком гнали, рано сбрасывали газ, берегли тормоза, ситуация здорово отличалась от старта, когда все рвались в бой, обгоняли и атаковали.
Потом я забрался на пассажирское место мотоцикла, и стюард отвез меня в паддок, где меня ожидали командные соболезнования.
Когда я только прибыл на трассу, меня удивило, что большинство членов команды — французы, так что для них победить на родной земле было бы серьезным достижением. Мне в них очень понравилась истинная страсть к гонкам. Любовь к курению — их национальная черта. Учтите, что дело было в 2018-м, не в 1978-м. Никогда не видел, чтобы люди столько курили. И пили столько кофе. К кофемашине выстраивалась километровая очередь. В смысле, я тоже люблю кофе, но не так, как эти парни…
Надо сказать, что все закончилось не так уж плохо, потому что чемпионат мира по гонкам на выносливость, в котором необходимо участвовать, чтобы соревноваться в Ле-Мане, продолжился, и мы отправились в Сильверстоун, где были третьими, пока не случилась поломка двигателя. Потом была трасса «Фудзи», где у нас обнаружилась проблема стартера, что было обидно, потому что мы хорошо шли — первыми с отрывом в 10 кругов в гонке на частично мокрой трассе. А потом — шестичасовая гонка в Шанхае.
На самом деле мы составляли неплохую конкуренцию. Во время практики на мокрой трассе я показал лучшее время, быстрее, чем Toyota, и этого было достаточно, чтобы я был счастлив.
Пришло время квалификации, и трасса была сухой. Правда, у нас обнаружилась проблема с подвеской, из-за которой болиды подпрыгивали в поворотах. Мы проходили повороты, доезжали до апекса, и машины начинали скакать по трассе.
В итоге, мы квалифицировались на шестом месте, ничего хорошего, но, по крайней мере, они устранили эту неполадку к гонке. Был дан старт, и пошел проливной дождь. Настоящий поток воды. Очень напоминало мою гонку в Бразилии, только на этот раз меня, к счастью, не сковывал страх.
Итак, мы стартовали. Я шел третьим, за болидами Toyota, и тут гонку остановили из-за погодных условий, так что я целую вечность сидел в болиде, вылез, сходил в туалет, сел в машину, тут мне сказали: «Так, гонка сейчас начнется», — и мы выехали позади сейфти-кара.
Несколько болидов вылетели с трассы, несмотря на то что мы ехали очень медленно. Так что опять появился красный флаг. Когда гонку продолжили, я шел с хорошей скоростью и под конец смены был третьим.
За руль сел Михаил. Дождь все еще поливал трассу. Он хорошо справился, сохранил третье место, и наступила очередь Виталия. Тот запрыгнул в болид, и все шло хорошо, пока его не занесло в одном из поворотов, он вылетел с трассы и почти минуту пытался вернуться обратно, и за это время его нагнал один из болидов команды Rebellion. Его не обогнали — пока нет — но у машины Rebellion были свежие покрышки, и она делала круг на пять секунд быстрее, так что это был вопрос времени.
Казалось, все потеряно. Оставалось всего три круга, и мы вот-вот должны были потерять третью позицию, а значит, и подиум. К тому же темнело.
Дальше Виталию пришлось уйти на пит-стоп, чтобы поменять резину, что казалось безумием, потому что тогда-то его точно обгонят, но, к всеобщему удивлению, появился сейфти-кар, так что Виталий успел быстро выехать из боксов и сохранить место перед машиной Rebellion, к тому же на свежих покрышках.
Теперь он обгонял Rebellion на четыре секунды, пока мы нервно следили за происходящим. Все думали: «Спокойнее, ты на свежей резине, все получится, просто удержи позицию».
Он пересек финишную черту третьим. Дождь лил, как из ведра, было темно и суперкруто, потому что это был первый подиум у команды, так что гонка получилась особенной. Никогда не видел, чтобы французы так радовались — прыгали, скакали, давали друг другу «пять» и обнимались. Даже сигареты ради этого отложили.
Мы все отправились к подиуму, и кого мы там увидели? Фернандо. Это был — готовы? — первый раз, когда мы с ним оказались на подиуме, после Гран-при Бразилии 2012 года. Можете поверить?
Хотелось бы сказать, что для нас обоих это был особенный момент, но это не так. Тогда мы просто об этом не думали.
Люди и трассы
На верхушке пирамиды у нас большие боссы…
Нет ни одной разумной причины, по которой нельзя поладить с владельцем команды. Но почему-то тебе это никогда не удается. Может, среди вас найдется психиатр, который объяснит, почему в этих взаимоотношениях всегда присутствует какая-то неловкость? Я уверен, что для психоаналитика это стало бы золотой жилой — выслушивать истории о неуклюжих попытках беседы между гонщиком и владельцем команды. Даже Мартин Уитмарш из McLaren, с которым у нас были хорошие отношения, всегда сохранял дистанцию. Что уж говорить про Рона Денниса…
Почему это так? Трудно сказать. Я даже засомневался: может, я это все воображаю, но нет, причем я уверен: это ощущают обе стороны процесса. Возможно, дело в деньгах. И сопутствующих рисках. Они нанимают тебя в качестве гонщика-звезды и не хотят слишком сближаться; идея в том, чтобы сохранить рабочие взаимоотношения, учитывая, что может настать тот день, когда придется дать тебе отставку.
К счастью, мы, гонщики, можем свести к минимуму неловкое общение с владельцем команды, и, когда речь заходит о финансовых вопросах, наши менеджеры разбираются с нашим грязным бельем (не в прямом смысле), тут-то возникают забавные ситуации, потому что владельцы команд, как правило, менеджеров недолюбливают. Недолюбливают, потому что не доверяют.
И на то есть причины — действительно, многие менеджеры темнят в переговорах с владельцами, но такие менеджеры обычно не бывают честными и с гонщиком. Таким менеджерам доверять нельзя. И можете мне поверить: таких неблагонадежных менеджеров полным-полно.
Мне, например, пришлось перецеловать множество лягушек, прежде чем… ладно, может, это уже перебор, но Ричард — просто золото. Владельцы команд не очень любят иметь с ним дело, потому что он всегда стоит на своем, но мирятся с этим, потому что он честен. Он не вешает лапшу на уши, говорит все, как есть, и, мне кажется, его уважают за жесткость. «Вот это будет в контракте, или он за вас не пилотирует». При этом он очень приятный в общении и умеет рассмешить боссов.
Мы относимся друг к другу с доверием и уважением. Не во всем мы сходимся, можем спорить, но я всегда знаю, что он отстаивает мои интересы, и это самое главное. Нас познакомил мой отец, и этим на самом деле все сказано.
Ну так вот, поговорим о владельцах команд, в обратном хронологическом порядке…
Мой босс из команды McLaren был противоречивым человеком. Не сомневаюсь, что таким и остался. Рон — любитель поговорить, но при этом довольно-таки стеснителен. Он знаменит своим пристрастием к серому цвету, которое доходит до одержимости, но при этом он яркий, эмоциональный человек. Ему нравится быть в центре внимания. Когда все взгляды устремлены на него, ему, кажется, становится не по себе. Понимаете, что я имею в виду?
Что в нем неизменно, так это то, что он очень умный человек и расчетливый бизнесмен.
Он своеобразная личность, но я его очень уважаю, даже несмотря на то что у нас были разногласия, особенно когда я пытался расторгнуть свой контракт. Не будем вдаваться в подробности, но он тогда сказал что-то вроде:
— Нет, контракт у тебя расторгнуть не получится.
Я ответил:
— Рон, зачем тебе гонщик, который не хочет ездить за твою команду?
Эх, но в итоге мы достигли компромисса, и когда я решил уйти из команды, он спокойно к этому отнесся. Он часто привлекал меня для проведения спонсорских мероприятий, и, как я уже рассказывал, мне это нравилось. Мне было приятно с ним работать.
Как известно, управляющим директором в то время был Мартин Уитмарш, и отношения у нас с ним были хорошие. Мы обедали вместе, и, мне кажется, он оценил, что мой приход в команду слегка разрядил атмосферу. Он был один из немногих, кто мог открыто спорить с Роном. За словом в карман он не лез.
С Россом было здорово. В его присутствии прямо ощущалось волшебство. Он всегда был спокоен, никогда не кричал. Помню, когда мы в