Когда оказываешься среди людей, страхи уходят. Ты больше не личность, а просто часть огромного сообщества. Сейчас я часть площади, на которой уже начали собираться люди в предвкушении веселого вечера. Я не боюсь всех людей. Только каждого по отдельности.
Я оказываюсь на площади Александерплац, когда город уже плотно окутан вечерней дымкой. Этот район совсем не похож на ту Европу, к которой я привыкла. Никаких романтичных набережных, фахверковых домиков и маленьких кафе. Берлин создан из стекла и бетона. Он весь мерцает и отражается в стеклах бизнес-центров. Здесь, на этой площади, действительно можно почувствовать себя невидимой. Никому до тебя нет дела, и это успокаивает.
– Верена? Можно парочку вопросов? – налетает на меня очередной журналист. Он уже крепко сжимает меня за руку, как вдруг из-за угла выходит какой-то парень. Наверное, у меня на лице написано такое дикое отчаяние, что он на секунду останавливается.
– …Вы правда были соучастницей Микки Нокса? – орет мне в ухо этот верзила. Да, я правда была его соучастницей. И всегда буду. Потому что так называемый «нормальный мир» уничтожил меня. Журналист уже включает камеру на своем телефоне, а парень продолжает с интересом наблюдать за происходящим. И вдруг случайный прохожий делает шаг вперед и встает между мной и журналистом.
– Я тебя везде ищу, – говорит он, приблизившись к нам вплотную. – Пойдем.
– Вы знаете Верену Вибек? – оживляется верзила. На секунду он теряет хватку, и я успеваю высвободить свою руку.
– Какую Верену, это моя подруга, – на очень плохом немецком говорит он и оглядывает меня с головы до ног, – вы обознались.
Журналист явно не ожидал ничего подобного. Он даже отпускает на секунду мою руку. Парень выжидательно смотрит на меня.
– Спасибо, – шепчу я. Он кивает, и мы, не сговариваясь, бежим отсюда. Боковым зрением успеваю заметить то, как журналист уже снимает нас на телефон.
Поворот, еще один поворот, несколько перекрестков – и вот мы на одной из тихих улочек. Со всех сторон нас окружают низкие и немного неуклюжие здания, а по аллее растут перекошенные и скрюченные от зимнего холода деревья.
– Спасибо, – повторяю я, пытаясь отдышаться.
– Не за что. Антон Афанасенко, – говорит он и протягивает руку. – Из России, – поясняет он.
– Верена, – киваю я.
– Я знаю, как тебя зовут, – усмехается Антон и идет вперед.
– Он успел тебя сфотографировать, – говорю я, имея в виду того журналиста.
– И что?
– Не боишься, что тебя сейчас начнут все обсуждать? – дрогнувшим голосом спрашиваю я. Соучастница, мошенница и, в конце концов, предательница. Как только меня не называют в Интернете.
– Ты знаешь, это последнее, чего стоит бояться, – хмыкает он.
– Ты никогда не воспринимаешь чужое мнение?
– Знаешь что? Есть чужое мнение, а есть куча дерьма в голове ограниченного человека. И о такое пачкаться не хочется.
Я внимательно смотрю на него и очень сильно хочу верить в то, что он сейчас сказал. Это красивый парень моего возраста с добрыми глазами, скрытыми под скошенной челкой. Он говорит, что приехал из России, чтобы встретиться с девушкой.
– …Мы познакомились на одном форуме. Я предложил ей встретиться, а она только рассмеялась. Сказала, в жизни не поверит, что это возможно. Тогда мы даже поругались, а потом поспорили, что я смогу приехать в Берлин без гроша в кармане.
– Как же ты зарабатывал? – спрашиваю я.
Он вдруг останавливается и смотрит на старинную башню с часами, мимо которой мы только что прошли.
– Ты знаешь, что именно здесь жил Крысолов? – спрашивает вдруг он.
– Что ты сказал? – Я спотыкаюсь и чуть не падаю.
– Здесь жил Крысолов. Он очистил город от крыс, а когда ему не заплатили, решил отомстить. Хочешь, я расскажу эту историю? Если у тебя есть пять минут, то…
– Откуда ты знаешь эту историю? – спрашиваю я.
– Из Интернета… – осекается он.
– То есть как из Интернета?
– Да просто. Ты не слышала про это развлечение? Это же вы с Микки ввели это в моду.
Сказки. Городские сказки за деньги. Уж точно патент на этот вид мошенничества принадлежит не нам с Микки, но благодаря всем этим статьям на сайте «Треш-ТВ» люди взяли этот способ на заметку. Теперь модно таким образом зарабатывать. Причем чем глупее история, которую ты рассказываешь, тем лучше.
– Тебе не кажется, что это просто мошенничество? – недоверчиво спрашиваю я.
Мы идем по безлюдным улицам. Я смотрю на экран телефона, в котором включен навигатор.
– Когда так делает пара человек, это мошенничество, когда так делают сотни – это модное развлечение, – говорит Антон. – Случайно не знаешь, где тут кинотеатр «Шошанна»?
– Случайно знаю, а зачем тебе?
– Мы там договорились встретиться перед концертом.
Отсюда до «Шошанны» идти не меньше часа, поэтому предлагаю добраться туда на трамвае. Здесь они чуть ли не более популярны, чем метро. Ярко-желтые, вдоль и поперек облепленные рекламой, они легко курсируют по извилистым улицам старого Берлина.
Трамвай останавливается как раз напротив кинотеатра. Здесь уже толпятся люди, решившие зайти в модный кинобар перед концертом какой-то группы. На улице давно стемнело, и над кинотеатром призывно мигает вывеска. Она оформлена в лучших традициях старого Голливуда. Ни с чем не перепутаешь. «Антон из России» сейчас растерял всю свою решительность. Он заметно нервничает перед встречей с девушкой, ради которой проехал добрую половину Европы.
– Ты со мной, что ли, пойдешь? – спрашивает он.
– Пойду, – киваю я и улыбаюсь. – Просто там работаю, – поясняю я.
Он немного успокаивается. Мы заходим внутрь. Сегодня в честь концерта группы, играющей тяжелый металл, в основном зале вместо кинопоказа будем транслировать запись культового концерта Rammstein, ту самую «Live aus Berlin» 1998 года. Я привычно здороваюсь со своей сменщицей и захожу за стойку рецепции.
– У вас что-то упало, – слышу я женский голос. Поднимаю глаза и вижу, как красивая девушка, одетая так же экстравагантно, как и остальная публика, протягивает парню из России какую-то фигурку. Приглядываюсь и вижу, что это его талисман. Он рассказывал о нем, когда мы сюда ехали.
Они уходят в зал, так и не заплатив за входной билет, о чем мне и докладывает сменщица.
– Пусть это будет на моей совести, – говорю я. Кажется, что эти двое с первого взгляда влюбились друг в друга. Они не переставая о чем-то болтают, смеются, спорят… Потом вдруг поднимаются и уходят в лаунж-зону, видимо, устав от того, что я все время на них смотрю. Тот парень считал, что мнение других не важно, и, похоже, в его случае это сработало. А в моем… А мне завтра нужно к семи вечера явиться в полицейский участок, этим все сказано.
Сегодня «Шошанна» закрывается лишь под утро. До квартиры добираюсь, когда на улице уже светло, а нормальные люди уже спешат на работу. Захожу в подъезд и выдыхаю. Идеально ровная стена приятного песочного оттенка изуродована граффити. Феникс. Всего несколько гнутых оранжевых линий, изображающих птицу. Медленно подхожу к стене и провожу рукой по рисунку. Я же говорю, тут нужна тревожная музыка, как в фильмах Хичкока.
– Микки… – выдыхаю я и закрываю глаза. Передо мной буквально проносится вереница лиц: толстяк с потными ладошками, Марко, отец, журналисты, посетители кинобара – все они как будто окружают меня и тянутся ко мне своими руками.
Я почти уверена, что в квартире меня ждет Микки. Ну, знаете, он сидит на кресле в темной комнате, я включаю свет и вздрагиваю при его появлении. Как в фильмах. Ничего подобного не происходит. В квартире нахожу только пару футболок и несколько зарядных устройств. Все это валяется на кровати. Так же, как и когда я выходила из квартиры.
Сейчас одиннадцать вечера. То есть в Нью-Йорке сейчас… Я не помню, и приходится посмотреть в Интернете. Пять вечера. Подходит. Набираю в поиске имя мистера Джейкобсона. Того психолога из Нью-Йорка, к которому я когда-то пришла. Судя по его страничке на Фейсбуке, цены не изменились. Он в Сети. Спрашиваю его о стоимости сеанса по скайпу. На десять долларов дешевле. Спрашиваю, удобно ли ему будет сейчас говорить. В целом и так знаю ответ. Перечисляю ему деньги за три часа и звоню.
На экране вижу лицо мистера Джейкобсона. Он отрастил бородку вроде как у Джорджа Майкла. На голове бандана.
– Привет! Ты опять витрину с батончиками уронила? – спрашивает он, как только я включаю камеру.
– С чем?
– С батончиками. Шоколадными, – поясняет он.
– Нет… Но вы почти правы. У вас ничего не случилось? – спрашиваю я.
– Да все отлично, с чего такой вопрос?
– Бородка, бандана…
– Развод и банкротство. У меня кризис среднего возраста, можно без комментариев? – Мистер Джейкобсон счастливо улыбается и смотрит в угол экрана, туда, где видно его изображение.
– Можно.
– Так что случилось? Судя по трем оплаченным часам, что-то серьезное.
– Просто мне все время страшно. И ничего не меняется: ни я, ни окружающий мир. Так и не получилось убежать, понимаете? – В этот момент вспоминаю Джереми Флемми. Мою точку побега.
Он открывает пакет с чипсами. На заднем плане видны горы немытой посуды.
– Какой у тебя любимый фильм?
– «Матрица».
– Ну вот. Представь. Ты обречена смотреть «Матрицу», но ты не обречена быть только Нео. Ты можешь болеть за других героев. Можешь сменить роль или вообще стать режиссером.
– Это из Станислава Грофа?[8]
– Да нет, комедия такая была, название уже забыл.
– То есть вы за сорок долларов в час цитируете мне дешевую комедию?
– А что еще ты хотела за сорок долларов в час?
– Не знаю. Откровение свыше.
– Это в церковь. Там, кстати, бесплатно. – Он облизывает с пальцев сырные крошки.
Мы разговариваем еще какое-то время. Обсуждаем новинки кино. Он рассказывает о своей бывшей жене. Отъявленной стерве, судя по всему. В конце концов, засыпаю. Это самая бездарная трата денег в истории. Глупее было бы только купить себе какой-нибудь онлайн-курс «Как научиться управлять вертолетом». Или что-то в этом духе.