– Лет десять назад эта набережная была главным местом встреч здешней мафии, – говорит Ленц.
– Так себе здесь, однако, мафия, – отвечает Стивен.
Спустя два часа все готово. Верена и Ленц нашли всех парней с того видео и пригласили в бар на углу, рядом с подземным переходом. Одному прислали флаер с информацией о бесплатном пиве в этот день. Другого Верена пригласила на свидание. Третий обещал прийти на трансляцию футбольного матча, ну и бесплатное пиво его тоже привлекло. С четвертым все оказалось сложнее. Его жена не отпускала. Пришлось создать общую беседу, и он повелся. Пятого они сами пригласили. Оставшиеся часы пьем пиво из бумажных пакетов и пытаемся придумать, чем будем заниматься дальше. Сходимся на том, что будем снимать рекламу. У нас вообще-то неплохо это и так получалось, но теперь все будет по-серьезному. Мы все хотим в это верить.
Я рисую город. С каждым часом становится все темнее, и рисунок кажется все более мрачным. Когда заканчиваю, города на бумаге практически не видно.
– Хочется сделать что-нибудь американское, – говорит вдруг Ленц.
– Что ты имеешь в виду? – спрашивает Верена.
– Не знаю. Чизбургеров поесть, в ток-шоу поучаствовать. Я завтра в Париж улетаю, хочу почувствовать дух Америки.
– Почему в Париж?
– А почему бы и нет? – пожимает плечами Ленц. – Там продают одну очень редкую бабочку.
– В буквальном смысле, или ты говоришь о проститутках? – спрашиваю я.
– Это же Ленц, конечно в буквальном, – говорит Верена. – Нам пора.
По дороге с набережной проходим мимо чьего-то частного дома. Там какое-то дикое количество людей собралось на заднем дворе. Они жарят барбекю и веселятся. Дети бегают, стреляют друг в друга из водяных пистолетов, толстый мужик, по виду итальянец, рассказывает что-то собравшимся вокруг мужчинам. Две женщины лежат на шезлонгах. Два парня и девушка помладше подходят к толстому мужику и просят о чем-то. Тот смеется и отходит в сторону. Девушка достает какой-то прутик и сует его в барбекю.
– Что это они делают? – спрашивает Верена.
– Зефир жарят. Никогда не понимал этой традиции, – говорит Стивен.
– Это ведь вполне по-американски, да? – спрашивает Верена у Ленца.
– Даже слишком, – говорит он.
Они проходят вперед, а я, как полный идиот, продолжаю смотреть на то, как это бывает, когда все хорошо. Как никогда не будет у меня. Когда подхожу к машине, вижу на капоте открытый набор отверток. Верена протягивает мне одну.
– Не понял, – говорю я.
– Что-то американское, – поясняет она и сует мне пакет с маршмеллоу.
Этого зефира у нас пожизненный запас. Равно как кроссовок, газировки и сигарет Black Apple с дешевым виски. Спасибо рекламе.
– И как это делается? – спрашивает Виктор. Он с подозрением рассматривает зефир и отвертку.
Стивен с еще более скептическим видом показывает. Добавляя при этом, что это дикая гадость и самая мерзкая американская традиция в мире. Он насаживает белый кусок зефира на отвертку, чиркает зажигалкой и поджигает зефир снизу. Огонь тут же занимается. В воздухе появляется запах жженого сахара. Пламя шипит, фыркает и аккуратно обхватывает зефир со всех сторон. Спустя пару мгновений пламя стихает, и на отвертке теперь обугленный комок чего-то несимпатичного.
– Это едят? – с подозрением спрашивает Ленц.
– Попробуй, – предлагает Стивен.
Виктор берет с отвертки зефир.
– Это реально вкусно! – говорит Ленц.
По мне так белая и сладкая гадость под обугленной коркой – не самая вкусная вещь, но наблюдать за тем, как горит этот несчастный кусок зефира можно бесконечно. Со стороны пять человек с горящими отвертками в руках, видимо, выглядят странно.
– Девять вечера. Давай, рок-звезда, твой выход, – говорит Виктор.
Выпиваю полбутылки дешевого виски и захожу в бар. Флемми пойдет по тому переходу через сорок минут. Сегодня пятница. Рядом живут его родители, с которыми он ужинает сегодня. Естественно, будет пить. Он бы мог потом вызвать такси, но не с новой игрушкой. Той, которую ему подарила Луиза.
– Всем выпить за мой счет, – машу я бармену. Одобрительный вой парней у барной стойки. Они как раз обсуждали, что никакого бесплатного пива сегодня нет. Флаеры оказались чьей-то злой шуткой.
– И кому такое в голову прийти могло? – пожимаю я плечами и чокаюсь с новыми знакомыми.
– А ты откуда? Я тебя здесь никогда не видел, – спрашивает коротко стриженный парень. Он опирается на стойку, и я вижу татуировку на его руке.
– Мою сестру один парень обидел, хочу разобраться, – говорю я. По-моему, звучит очень в духе гангстерского кино. В реальной жизни так никто не разговаривает.
– Что сделал?
Через двадцать минут разговора все пятеро идут со мной разбираться. Когда вижу, что с нами увязался еще один парень лет шестнадцати на вид, такого вообще сюда пускать не должны, останавливаю его.
– Посторожи лучше столик здесь, – говорю я. Парень противится, но остальные поддерживают меня. Мол, это для взрослых.
Толпа пьяных отморозков вваливается в переход как раз в тот момент, когда на другой его стороне появляется Джереми Флемми.
– Это он, – тихо говорю я.
Больше ничего делать не нужно. Я оглядываюсь и вижу Верену. Она стоит в углу, возле стены. Иду к ней. Теперь мне остается только держать Верену. Мы стоим по углам перехода. Я с Вереной в одном углу, Виктор Стивен и Ленц – в другом. Места съемки. Верена держит камеру, а я держу ее. Мне кажется, так можно прожить жизнь. Она будет держать камеру, а я ее. Если ради этого нужно убивать, я буду убивать. По-моему, это нормально. Хотя есть подозрение, что уголовное право здесь будет не на моей стороне. Ее нужно держать. И защищать. Всегда. Иногда от нее же самой. Мне почему-то вдруг хочется, чтобы вместо камеры была дочь. Представляете, да? Маленькая такая девочка в платье принцессы и с глазами, в которых написано «Пошел ты». Бывают же детские линзы, да? Или нет?
Пожалуй, это самые глупые мысли, которые могли прийти в голову в момент, когда снимаешь перестрелку.
– Слышь, постой, поговорить нужно, – окликает Флемми самый старший из них. Джереми в своем дорогом костюме сразу тушуется и делает шаг назад. Глаза бегают, на лбу испарина. Еще шаг. Парни обступают его кругом.
– Плохой ракурс, – шепчет Верена. Она не смотрит на то, что происходит перед ней. Она смотрит на экран.
– Ты с Луизой Джейкобсон знаком? – спрашивает парень с татуировкой на руке.
– Да…
– Ну, тогда это тебе за Луизу, – говорит парень и бьет его по лицу.
Проходит минута перед тем, как Джереми вспоминает про «новую игрушку». Он уже лежит на полу. Лицо в крови. Он начинает елозить, и я уже понимаю, что будет дальше. Раздаются первые выстрелы. Кто-то из парней орет, кто-то пытается выхватить пистолет, но ему не удается. Это напоминает кадры плохого боевика. Слишком много крови. Не попасть в человека с расстояния в десять сантиметров довольно сложно. И вот уже в переходе стихают все звуки. Джереми Флемми тяжело дышит, привалившись к стене. Трое парней, похоже, мертвы. Остальные вроде подают признаки жизни.
– Снято! – громко орет Верена. – Снято! – орет она еще громче. Звук ее голоса рикошетит о стены перехода. Джереми поворачивает голову и видит всех нас. В ужасе отбрасывает пистолет в сторону.
– Самооборона, – орет он и пытается подняться.
– Смотря как смонтировать, – говорит Виктор. Его голос усиливается отличной акустикой перехода.
– Не важно, как было на самом деле, это кино! – кричит Верена. Сейчас мне кажется, что то пуленепробиваемое стекло, в котором она жила, разбилось. Не знаю, как объяснить. Она больше не прячется в моих руках, она вырывается из них.
30. А что дальше?
Верена
Я никогда не думала о том, что будет дальше. Сначала я просто пыталась выжить. А в этом мире, для того чтобы выжить, нужно стать социопатом. Нужно посмотреть на мир с точки зрения зрителя. Иногда сопереживаешь одним героям, иногда другим. Но по большому счету тебе плевать на них всех. Все звуки, цвета, запахи, все это превратилось в свое блеклое отражение на экране. Когда я услышала эти выстрелы, показалось, что я вынырнула из черной реки. Вы знаете, почему я так вырывалась из рук Микки? Мне хотелось, чтобы пуля Джереми случайно убила меня. Это были бы очень эффектные кадры. Отличная концовка.
К сожалению, то видео заканчивалось на моменте, когда Джерри с ужасом и отвращением отбрасывает пистолет. Мы ушли, когда послышались сирены полиции. Я ее вызвала. Джерри не пытался бежать или даже сопротивляться. Двое из тех пятерых умерли, остальным удалось выкарабкаться. Один, правда, остался инвалидом на всю жизнь.
– Мистер Джейкобсон, а что делать дальше? – спрашиваю я возле мотеля.
– Лично я попытаюсь спасти дочь, – говорит он.
С этими словами он идет к себе в номер. Виктор и Ленц тоже уходят. Микки крепко прижимает меня к себе. Становится трудно дышать. Мы так и стоим во внутреннем дворе этого мотеля. Справа и слева арки. Перед нами тупик. Стена мотеля.
– Что дальше?
– Видимо, все-таки придется угнать трейлер, – говорит он и зарывается в мои волосы.
Утром оказывается, что мы – вновь победители всех рейтингов. Видео, на котором Флемми расстреливает пятерых человек, бьет все рекорды. Увидев эти цифры, Ленц отменяет свою поездку в Париж.
– Нужно было по полу разбросать упаковки с зефиром и пачки сигарет, – говорит Ленц.
– Скрытая реклама – на то и скрытая, что ее как бы и незаметно, – говорит Виктор.
– Это массовое убийство людей, зефир здесь точно лишний, – говорит Микки.
– Зефир никогда не лишний, тем более за такие деньги, которые нам платят, – отвечает Виктор.
– Джереми Флемми выгрузил новое видео, – говорит Ленц.
– Из камеры?
Ленц пожимает плечами и включает запись. На экране появляется лицо Джерри. Он то и дело вздрагивает и заикается. Лицо – один сплошной синяк. На видео он просит о встрече