ция более сочувствует ему. Так как капуста попадает всем в одной мере, тогда как вермишель попадает больше начальству и тому, «кто успел, тот и съел»[76].
РАЗДАЧА ПИЩИ. К назначенному часу (12 часов дня) пища всегда бывает готова: говядина нарезана порциями или изрезана в «крошку».
В 12 часов развод караулов. Люди должны быть готовы и одеты. На другой день, после смены, которая приходит ровно в 2–3 часа дня, люди идут в казарму и едят остатки от обеда. Находясь в карауле, наш солдат должен говеть 25–28 часов подряд. Правда, некоторые с собой берут хлеб, отчего, быть может, сложилась поговорка: «Хлеб да вода — солдатская еда». Остаться без принятия пищи целые сутки молодому организму и трудно и вредно. Я понимаю, сходить в караул и пробыть там на пище «Антония» один раз в неделю, в две, ну, а если зарядить через день, через два?
По команде дежурного люди идут в столовую обедать. Всякому хочется прежде попасть к котлу. Недаром сложилась пословица: «Бери ложку, бери бак, кто не успел — беги так». Пища часто вливается в ржавые жестяные баки при строгом соблюдении чинопочитания, причем прежде всего отпускаются обеды для администрации. Не так велико ротное хозяйство, чтобы иметь столько должностных лиц, всегда наседающих на скромный солдатский паек. Народ чиновный — не подступишься. Почти во всех полках люди имеют деревянные ложки, которые никогда не моются и носятся нижними чинами за голенищем.
Для того чтобы сохранить здоровье людей, врачи требуют:
1) чтобы пища была питательной и разнообразной, 2) люди простуживаются; редко можно встретить казарму, где бы было устроено теплое помещение для нужды. Люди бегут и ночью и утром с постели чуть не за версту, 3) больных глазами не оберешься, а причина очевидна: ни один наш солдат не имеет носового платка — «не положено», утирается чем попало, глаза трет обыкновенно руками, которые не только грязны, заразительны, но просто противны. Руки моются без мыла, которое купить не на что, и 4) весна и осень для солдата — чистое наказание: обувь промокает, посушить негде.
Насчет довольствия солдат врачи ведут постоянную борьбу с командиром, у которого одно желание, как бы побольше сэкономить, чтобы потом отчислить на «прихоти» и «усмотрение».
Здоровье нашего солдата вверено как бы двум ответственным, самостоятельным и непосредственным начальникам: строевым чинам и медицинским чиновникам. Всякий начальник обязан проверять деятельность и требовать правильной службы от своих подчиненных, указывая на неправильности, недостатки и халатности к делу. Недостаточно того, что врачи аккуратно посещают лечебные заведения, прописывают больным лекарство и т. п. Положение начальника, который некомпетентен в деятельности подчиненных, ниже всякой критики.
Военно-лечебные заведения должны быть исключительно в ведении медицины. А потому при полках отдельных военно-лечебных заведений вовсе быть не должно, кроме околотков с одним полковым санитарным врачом.
ПРИМЕЧАНИЕ. В каждой роте ведется ротная книга, продуктовый лист и тетрадь артельщика. В числе обыкновенных расходов по довольствию людей в книжке артельщика и ротной книге можно встретить массу мелких расходов, которые должны покрываться всецело суммами, отпускаемыми полку, а именно: на оружейное масло, масло костяное, мишени, мишенки, керосин, лампы, стекла, метлы, швабры, вставку стекол и т. д. и т. д.
Нельзя было бы допустить этого расхода из артельных сумм, если бы отчетность посылалась на проверку контрольному учреждению. Домашняя проверка (свои люди, сочтемся) не имеет смысла. Проверка полковой отчетности тоже оставляет желать многого. И действительно, может ли иметь силу комиссия, составленная из своих офицеров, не только некомпетентных, но и зависимых от командира части?
КОРМОВОЕ ДОВОЛЬСТВИЕ. Сколько ни странно название «кормовое довольствие», а мириться надо, раз не могут подыскать более симпатичного названия. Почему бы не назвать «порционные деньги»?
Кормовой оклад утверждается по губерниям военно-окружным советом. Размер оклада устанавливается в зависимости от дороговизны продуктов в данной местности. При объявлении кормового оклада берется в расчет 3 фунта хлеба, 0,5 мяса и несколько копеек на приправку и овощи. При следовании же по железным дорогам вообще 16 копеек и на морских пароходах — 15 копеек в день. Причем железнодорожный оклад получают нижние чины только тогда, когда в сутки проедут не менее 8 часов, в противном случае — местный оклад. Для вычисления столь мизерных сумм и расписаний железных дорог в военном ведомстве существует особый класс счетчиков, проверять которых имеется особая армия контролеров. На кормовой оклад, колеблющийся от 10 до 16 копеек, солдат должен позавтракать, пообедать и поужинать в пути.
Зато генералы, штаб- и обер-офицеры и чиновники разных рангов «загребают деньгу» командировочками, поездками по делам службы, инспектированию, по осмотру, для открытия цен и т. п. Для них отпускаются и прогоны, и подъемные, и суточные деньги. Не так было бы обидно, если бы эта расточительность была в иное время, а не тогда, когда каждый грош дорог. А ведь сколько непроизводительных трат совершается исключительно в силу или отживших законов, или бюрократической традиции. Смешно сказать, у нас в настоящее время, когда на лошадях едут только до вокзала или пристани, или с вокзала-парохода, и то большей частью на казенных лошадях, все получают прогоны на лошадей. Обер-офицер получает на 2 лошади, штаб-офицер — на 3–4 и генералы на 6—16 лошадей. Кроме того, по железным дорогам и на пароходах они едут со скидками и льготами чуть не даром.
Затрачивая такую уйму денег на разъезды чиновников, следовало вспомнить о том, в чем именно перевозится наш солдат? К его услугам «скотские» вагоны. Как ни странно, а ведь приходится мириться. Нам понятно отправление людей в таких вагонах во время войны за недостатком, а в мирное время подобная отправка для нас загадка. Зато к концу маршрута у многих начальников не остается и половины людей: одни дезертируют, другие сдаются в лечебные заведения, а третьи отстают, чтобы потом ехать в третьем классе распоряжением коменданта станции.
За неимением искусственных путей люди отправляются по образу пешего хождения с документом в руках «навроде арестанта». По правде сказать, чего бы стоило, если людей-одиночек отправлять на земских подводах? Меньше расхода на кормовые и целее обувь. Отправляющий людей должен знать точно, в какой губернии какой существует оклад кормовых денег. Например, нужно отправить из Самары в Хвалынск, то отправитель должен высчитать один день по железным дорогам, полтора дня по Симбирской губернии и полтора дня по Саратовской губернии. Причем, если по железной дороге люди в пути меньше 8 часов, выдается местный оклад, в противном случае — железнодорожный, на одну-две копейки больше. Чтобы высчитать маршрут от Шемахи до Царевококшайска, нужно много положить труда. Желательно установить один оклад во всех случаях в размере 20 копеек, и не по местностям, а по времени. Люди будут знать, и не будет злоупотреблений.
ПРИМЕЧАНИЕ. Варка пищи на сборных пунктах — зло большой руки. Новобранцы, запасные, ратники должны получать деньги на руки с момента выступления в часть. Деньги за все время должны быть записаны в тетрадь начальника команды. Бедные люди могут зачисляться в котел только из местного оклада.
ПРИЗРЕНИЕ СЕМЕЙСТВ. Семейства призванных нижних чинов за эту войну призревались земством и городскими обществами согласно правилам статьи 38 Устава воинской повинности 1897 г. Эти правила теперь настолько изменены, что разобраться в них положительно невозможно. Ни один солдатик или его семья не имеют права требовать; они должны просить отцов города и земских воротил о выдаче пособия. За неимением у общественных учреждений средств пайки выдаются не везде аккуратно и полностью. Чтобы получить один несчастный пуд 28 фунтов муки и 10 фунтов крупы, нужно пройти не одно мытарство.
Желательно статью 38 Устава изменить в том смысле, чтобы пособие выдавалось из казны (казначействами) по получении от воинского начальника удостоверений. В поощрениях за звания желательно разграничить количество пайка. Например, семья унтер-офицера должна получать хоть несколько больше, чем семья рядового.
Кроме пособия семьям ощущалась потребность в отправке на родину семейств временно проживающих запасных, призванных на службу. Оснований по этому поводу не издавалось. Некоторые управления таких семейств отправляли на счет пожертвованных сумм. Этот пробел в законе необходимо восполнить.
О ПЕНСИИ И ПОСОБИИ. Нижние чины, сделавшиеся неспособными к службе, увольняются домой: 1) те, у коих в документах будет сказано «к труду не способен», имеют право получать 3–6 рублей пособия от казны. Цифры 36–72 рубля в год, утвержденные полстолетия тому назад, едва ли при современной дороговизне достаточны.
Кроме того, чтобы получить этот мизерный оклад от государства за утраченное здоровье, нужно тратиться, хлопотать, писать и подавать прошения, ездить в город. Месяца через три явится волостное начальство с описью, спрашивает, нет людей, желающих взять «слугу отечества» на попечение без расходов казны. Общество составляет приговор в том, что действительно солдат нуждается. Сельские воротилы, «мы», никак не соглашаются дать приговор, говоря: «Он, — указывая на солдата, — имеет корову и лошадь». В этих случаях выручает вино полка. Но это еще недостаточно. Солдата вызывают на переосвидетельствование в город. По признании его присутствием по воинской повинности неспособным к труду бумаги идут в казенную палату, от которой и зависит назначить пособие. Этот порядок в сравнении с тем, какой существует при назначении пособий от комитета о раненых, нужно признать благодатным. Богоугодный комитет при его баснословно великой канцелярии наплодил в настоящее время столько циркуляров, что разобраться в них трудно. Назначение солдаткам каких-то 5 рублей в год сопровождается целым рядом документов. Что же касается на