А зачем еврею антисемит? Нет ли здесь какого-то душевного излома, чтобы не сказать патологии? Форма мазохизма? Как говорит Довлатов, задо-мазохизма? Кто кому нужнее – еврей антисемиту или антисемит еврею? Антисемитизм для нас как дразнилка – и как закалка, и как зажигалка. Да я бы давно забыл, что еврей, если бы не Стас. На то и щука в море, чтобы карась не дремал? Почему, кстати, в море, когда карась и щука – пресноводные рыбы? Или русские называли морем любой водоем, какой ни попадя, за неимением настоящего моря? А жена-врагиня мне тоже дана, как карасю щука? Жена и друг – что между ними общего? Без них я бы, наверное, впал в состояние блаженного идиотизма и самодовольства.
Все мы фигуранты какой-то странной, еще не написанной мелодрамы, которую без зрителей разыгрываем для самих себя.
– Коли зашла речь о даунах, в каждой хасидской семье один даун, другой гений, – говорю я.
– Дауны – сколько угодно, а где гении? Третий сорт выдаете за первый. По большому счету, среди евреев нет гениев, – наседает на меня мой друг-враг.
– Ну, а Эйнштейн? – припоминаю.
– Во-первых, теория относительности до сих пор не доказана и сомнительна, недаром он Нобельку отхватил не за нее, а во-вторых, автор теории относительности – не Эйнштейн, а его первая жена, Милева Магрич.
– Феминистская лажа! Это ей просто не мозгам. У Милевы не было особых способностей ни в математике, ни в физике, она даже не смогла – с двух попыток! – сдать выпускные экзамены в Политехникуме. У нее ни одной научной работы! А у Эйнштейна, помимо теории относительности, триста научных открытий и полторы сотни книг. «Персона века», по версии «Тайма».
– Кому ты веришь – «Тайму» или мне? Твой Эйнштейн – чистый китч: Эйнштейн со скрипкой, Эйнштейн на велосипеде, Эйнштейн с высунутым языком. Фу, какая гадость! Это же все еврейская раскрутка! Евреи евреев пиарят. Весь двадцатый век – жидовский: от Голливуда до Нобелевских премий.
У Стаса черный список плохих евреев – туда входят даже те, чье еврейство возможно или вероятно, но не доказано. Скажем, мараны, которые вынужденно скрывали свои корни, типа Торквемады или Франко.
– Так Торквемада для того и создал инквизицию, чтобы преследовать криптоевреев.
– Из чувства вины за свое собственное еврейство.
– Ты относишь понятие коллективной ответственности исключительно к евреям? А другие мараны – Сервантес, Пикассо, Франко, Фидель Кастро?
– А что в них хорошего?
Между нами еще раздрай по поводу альтернативной истории, которую я, будучи детерминистом, не признаю. Стас же только ею и живет, сомневаясь в закономерной связи и причинной обусловленности прошлого. Подозреваю, что и здесь все упирается в евреев, которых Стас хотя бы гипотетически пытается выдавить из мирового процесса.
– Закономерность на самом деле зависит от случайности и сама по себе есть цепь случайностей: случилось так, а могло иначе и даже наоборот. А потому, как ни относись к существованию твоей исторической родины в ее нынешнем виде – чудо-юдо двадцатого века или пагуба для всех народов, – но, если бы греки в свое время сумели подавить восстание Маккавеев, никаких проблем в Палестине сейчас бы не было.
– Господи, это же второй век до Рождества Христова!
– Ну и что с того? Вы же во сколько уже отсвечиваете в мировой истории!
Больше всего Стасу не дает покоя Библия. Само собой, Библия не оригинальна, говорит он: тот же Потоп, к примеру, и Ной под изначальным именем Утнапиштим, и даже гора Ништим, прообраз Арарата, впервые задолго до евреев и куда более поэтически описаны в шумеро-аккадском эпосе о Гильгамеше, но без всяких там морализаторских привнесений о Божьем наказании за человеческие грехи. А в целом Библия – семейно-племенная история: почему она должна быть главной религией мира? Ни одного археологического подтверждения тому, что в Библии описано, тогда как найдена, скажем, Гомерова Троя, микенские, критские, санторинские дворцы и фрески, египетские пирамиды, скульптуры, мумии, включая сотни тысяч набальзамированных кошек.
– Спасибо, – говорю, будучи сам страстным кошатником.
А как Библия тормозила науку своим вздорным летоисчислением или глупыми байками – один Иона в чреве кита чего стоит, ха-ха! Апология кровосмешения. Супруги Авраам и Сарра – брат и сестра. Напоив отца, родные дочки трахают по очереди Лота, чтобы понести от него. А чем занимается Онан, и ежу понятно.
– Стоп! – возражаю я. – Онанизм – нормальное и здоровое явление, как все теперь считают, и уж что точно – не одни евреи им занимаются. Как и инцестом – от древности до наших дней. И никаких деток с хвостиками.
– Проповедь садизма, – продолжает он. – К примеру, забивают кол в голову спящего человека.
– Так это же был их смертельный враг Сисара, который жестоко угнетал сынов Израилевых целых двадцать лет! Поделом тирану.
– А человеческие жертвоприношения? Иеффай и его дочь.
– А у кого их не было на той стадии развития?
Насквозь расистская книга – во имя своего Бога евреи уничтожают несчастных гоев: сыновья Иакова сначала заставляют весь город обрезаться, чтобы перейти в иудейскую веру, а потом нападают на ослабших и всех истребляют. И множество других примеров. А как иудеи уничтожили всех ханаанян, когда вернулись из Египта? Мне за ним не угнаться – безнадежно отстаю.
– А это не ханаане приносили первенцев в жертву своему Молоху? – вклиниваюсь в его монолог.
– Мало ли у кого какой обычай! Евреи их убивали ни за это. И не только ханаанян. «И опустошал Давид ту страну, и не оставлял в живых ни мужчины, ни женщины…» – упоенно цитирует Стас. – А ваш жестоковыйный бог: «Изгладь память Амалика из поднебесной; не забудь». А как он наказывал царей, своих же помазанников, если те поддались жалости и не уничтожили гоев? И христиане сделали его своим Боженькой!
К христианству он относится отрицательно, как к позднему, упрощенному иудаизму, который евреи создали на импорт: один вариант для христиан, другой – для мусульман. Все три веры считает авраамической религией.
– Думаешь, другие народы лучше? – возражаю я, отводя в сторону от евреев. – Большинство народов не записывали свою историю. А евреи ничего не скрывали и подбрасывали аргументы такой сволочи, как ты.
В деревянное ухо. Мы оба уже набрались, чтобы слушать друг друга.
Хотя одно только упоминание писаной истории иудеев подливает масла в огонь наших авгуровых препирательств.
– Вот именно! – возбуждается он. – Один ваш Моисей чего стоит! Он создал коррумпированное общество, когда сошел с горы с писаным законом, то есть с простым текстом, – и это после встречи с реальным богом! С неопалимой купиной, пламенеющим, но не сгорающим кустом.
Здорово я его подзавел ссылкой на нашу письменную историю.
– Если бы филистимляне были такими писучими, как евреи, и всё бы записывали, Самсон и Далила поменялись бы местами: он – злодей, она – героиня.
– Как так? – дивлюсь я.
– Главное преступление Самсона – когда он обрушивает на себя и филистимлян их храм, – талдычит свое Стас. – Массовое убийство невинных людей да еще по политико-расовым причинам – это и есть самый что ни на есть терроризм шахидского толка. Первый в истории человечества. Шахид и есть – вот кто такой твой Самсон! Что бы ни базарили потом твои евреи, объявляя его своим героем.
– Ты прав, все упирается в то, кто пишет истории, а тем самым и Историю, – может быть, слишком гордо заявляю я. – Копирайт принадлежит не героям или антигероям, а storyteller у, рассказчику, писателю, автору. Филистимляне не оставили нам в письменной форме отчет о подвиге своей Далилы, погубившей изверга рода человеческого Самсона. По-арамейски, Шимшон.
Впервые я обгоняю его в библиоведении.
– Какое это имеет значение?
– А такое! Что как бы потом Шимшона-Самсона ни подъе**вали критики-ревизионисты вроде тебя, он навсегда останется мировым героем. История принадлежит тем, кто ее пишет. То есть победителям. Твой антисемитизм – это зависть к победителям.
– Вы победили, – признает Стас. – Но что хорошего? История, которую вы сочинили и всучили человечеству, – фальшак. А какой ценой вы победили? Стоила ли победа тех жертв, которые вы ради нее принесли? Не лучше ли было исчезнуть с лица земли, как шумеры, аккадцы, критяне, этруски, греки, римляне? Что за упрямство, ни один народ на такое не пошел, все перемешались с другими и рассеялись по белу свету. Одни вы непотопляемые.
– Так и мы рассеялись.
– Но вы и в диаспоре сохранили свое тайное единство.
– Не преувеличивай. Большинству евреев еврейство по фигу, не говоря о смешанных браках, а в Америке их большинство.
– А Израиль?
– Что Израиль? Никакого бы не было Израиля, если бы не Гитлер.
– Почему палестинцы должны страдать из-за Гитлера? Есть точка зрения, что холокост, который я, заметь, не отрицаю, – массовое самоубийство евреев.
– Ну, да. Жан-Люк Годар. Я люблю его ранние фильмы – «На последнем дыхании», «Жить своей жизнью», «Презрение», видел их еще на тайных просмотрах в России.
– Признаю, крайняк. Тем более Годар подводит под эту мазохистскую теорию меркантильную базу: евреи шли в газовые камеры, чтобы привлечь к себе внимание и, пожертвовав собой, способствовать созданию Израиля. Я с этим не согласен.
– Еще бы! Спасибо и на том.
Встаю и кланяюсь Стасу в пояс.
– Перестань поясничать, – говорит он, делая ударение на «о». – У меня еще парочка аргументов на эту всегда горячую тему.
– Всего?
– Откуда такая ровная цифирь: шесть миллионов? Кто считал? Сами евреи, которые погибли в концлагерях? И сообщили с того света?
– Вообрази, мир был бы сейчас совсем другим, если бы эти шесть миллионов не были уничтожены.
– Мир был бы совсем другим, – повторяет Стас и, сделав в уме скорые подсчеты: – Евреев было бы в разы больше. Не на шесть, а на пятьдесят миллионов. Сколько теперь в мире евреев?
– Миллионов двадцать, наверное, – неуверенно говорю я.