На мой взгляд, чтобы двигаться вперед, лучше всего будет, не отказываясь от основополагающей идеи ТИИ, что сознательный опыт одновременно информативен и интегративен, отбросить заносчивую мысль о том, что Ф является для сознания тем же, чем средняя кинетическая энергия молекул для температуры. Тогда предположения ТИИ, касающиеся структуры сознательного опыта, снова будут согласовываться с концепцией настоящей проблемы. Эта позиция откроет перед нами перспективу разработки альтернативных, применимых на практике версий Ф — измерений, которые в конечном итоге во многом будут похожи на измерение сложности, с которым мы познакомились в конце предшествующей главы.
Именно такой стратегии мы с моими коллегами Адамом Барреттом и Педро Медиано придерживаемся уже много лет. Мы разработали несколько версий Ф, ориентированных на информацию относительно наблюдателя, а не на имманентную. Они дают нам возможность измерять Ф на основании поведения системы, наблюдаемого на протяжении какого-то периода, не беря в расчет то, что она гипотетически могла бы делать, но не делает. Сейчас положение дел таково, что все разработанные нами версии Ф показывают себя по-разному, даже на очень простых моделях систем[97]. Это значит, что нам еще многое предстоит сделать в разработке практически применимых версий Ф, которые, мы надеемся, получают эмпирическую привязку благодаря, а не вопреки укорененности в теоретических принципах. С нашей точки зрения, это значит рассматривать «интегративность» и «информативность» как главные свойства сознательного опыта, требующие объяснения, а не как аксиоматический постулат о том, что на самом деле являет собой сознание. Иными словами, считать сознание скорее «жизнью», чем «температурой».
Путешествуя по уровням сознания, мы побывали в забвении анестезии и комы, миновали пределы вегетативного и минимального состояний сознания и мерцающие миры сна и сновидений и вышли к солнечному свету полного бодрствования и даже дальше — в причудливую гиперреальность психоделии. Все эти уровни связаны между собой идеей, что каждый сознательный опыт одновременно интегративен и информативен и располагается где-то посередине между порядком и беспорядком. На основе этой идеи были разработаны новые методы измерения, такие как ИСВ, сочетающие практическую применимость с возможностью наводить объяснительные мосты в духе настоящей проблемы между физическим и феноменальным. Благодаря ТИИ мы вплотную подошли к будоражащей воображение и одной из самых дискуссионных областей науки о сознании, где дерзость замирает перед барьером проверяемости и где, видимо, рассыпается наконец аналогия между сознанием и температурой. Но несмотря на весь мой скепсис по отношению к более громким заявлениям этой провокационной теории, мне по-прежнему невероятно интересно, как она будет развиваться дальше[98], — так же, как было много лет назад, когда мы ели джелато с Джулио Тонони.
Сейчас, оглядываясь в то время, я думаю, что более подходящего места, чем Лас-Вегас, для той дискуссии и придумать нельзя было. Реальна ли информация? Везде ли есть сознание? В Лас-Вегасе с трудом верится в реальность чего бы то ни было, кроме остроты самих ощущений. Даже сейчас, годы спустя, я без труда возвращаюсь мысленно в этот нескончаемый ранний «венецианский» вечер, к фальшивым гондолам, скользящим по своим раз и навсегда заданным траекториям. Я совершенно точно в сознании, но что именно я сознаю? В отеле «Венецианский» легко верится, что все кругом сплошной мираж и галлюцинация.
Как мы скоро увидим, в этой мысли неожиданно есть доля истины.
Часть IIСодержание
Глава 4Восприятие, идущее изнутри
Я открываю глаза, и возникает мир. Я сижу на веранде деревянной развалюхи в горном кипарисовом лесу в нескольких милях к северу от калифорнийского Санта-Круза. Раннее утро, день только начинается. Мой взгляд уткнулся в высокие деревья, еще окутанные холодным туманом, который каждую ночь накатывает с океана, обрушивая столбик термометра. Земли не видно, так что и веранда, и деревья словно плавают вместе со мной в этом белом молоке. На веранде несколько старых пластиковых стульев (на одном из них я и устроился), стол и поднос с кофе и хлебом. Слышно пение птиц, какие-то шорохи за спиной (это мои соседи возятся в доме) и невнятное бормотание вдалеке, не знаю откуда и чье. Так бывает не каждое утро, сегодняшнее выдалось приятным. И я в который раз пытаюсь внушить себе, что этот потрясающий мир — порождение моего мозга, конструкт, что-то вроде «контролируемой галлюцинации».
Когда мы в сознании, мы что-то сознаем — что-то одно или множество всякого разного. Это содержание сознания. Чтобы разобраться, откуда оно возникает и что я имею в виду, говоря о контролируемой галлюцинации, давайте попробуем поменять точку зрения. Представьте на минуту, что вы мозг.
Попробуйте действительно поставить себя на его место и вообразить, каково это, будучи заключенным в костяной темнице черепа, пытаться выяснить, что происходит там, снаружи, во внешнем мире. К вам не проникают ни свет, ни звуки, ничего — вокруг кромешная тьма и гробовая тишина. Для формирования впечатлений есть только нескончаемый поток бомбардирующих вас электрических сигналов, которые лишь косвенно связаны с происходящим снаружи, чем бы оно ни было. На этих сигналах от органов чувств нет карточек с подписями «это от чашки кофе», «это от дерева». У них даже модальность никак не обозначена — зрительный это сигнал, слуховой, осязательный или принадлежащий какой-нибудь менее известной модальности вроде термоцепции (ощущение тепла и холода) или проприоцепции (ощущение положения тела в пространстве)[99].
Как мозг преобразует эти заведомо неоднозначные сигналы от органов чувств в связный перцептивный мир, наполненный предметами, людьми и местами? Во второй части этой книги мы рассмотрим идею мозга как «предсказывающей машины», согласно которой все, что мы видим, слышим и чувствуем, есть не что иное, как «наиболее вероятное предположение» мозга о причинах и источниках поступающих к нему сенсорных сигналов. Доведя эту идею до логического конца, мы увидим, что содержание сознания — это что-то вроде сна наяву, контролируемой галлюцинации, которая одновременно превосходит реальный мир и уступает ему.
Вот общепринятое представление о восприятии. Назовем его «кажущееся».
Нас окружает независимая от нашего сознания реальность, полная предметов, людей, мест, обладающих подлинными свойствами, такими как цвет, форма, текстура и так далее. Наши органы чувств служат прозрачными окнами в этот мир — они наводятся на все эти объекты, улавливают их свойства и передают информацию мозгу, а тот считывает ее в ходе сложных нейронных процессов и формирует восприятие. Чашка кофе во внешнем мире вызывает восприятие чашки кофе, создающееся внутри мозга. Кто или что при этом совершает акт восприятия? Ну так понятно же — «личность», «внутреннее я», которое принимает накатывающие одна за другой волны сенсорных данных, руководствуется их перцептивным выводом в своем поведении и решает, что делать дальше. Во внешнем мире есть чашка кофе. Я воспринимаю ее и беру в руки. Я чувствую, я думаю, затем действую.
Вдохновляющая картина. Представления, складывавшиеся десятилетиями, а может, и столетиями, приучили нас к мысли, что мозг — это такой заключенный в черепной коробке компьютер, который, обрабатывая данные от органов чувств, рисует внутренний образ внешнего мира, чтобы им пользовалось наше «я». Картина настолько знакомая и привычная, что вообразить сколько-нибудь логичную и разумную альтернативу нелегко. Собственно, многие нейроученые и психологи и сейчас представляют себе восприятие именно так — как процесс выявления признаков, направленный «по восходящей».
Согласно этой картине, процесс происходит так: стимулы из внешнего мира — световые волны, звуковые волны, молекулы, передающие вкусы и запахи, и так далее — воздействуют на органы чувств и побуждают их посылать электрические импульсы «вверх» к мозгу или «внутрь» него. Эти сенсорные сигналы проходят несколько различных ступеней обработки, показанных на рисунке ниже черными стрелками, и на каждом этапе анализируются все более сложные признаки. Давайте возьмем в качестве примера зрение. На первых ступенях обрабатываются такие признаки, как яркость или общие контуры, затем — подробности, более мелкие детали, такие как глаза или уши, колеса, зеркала заднего вида. На еще более поздних стадиях анализируется объект как целое или как категория — лица, машины, кофейные чашки.
Рис. 3. Восприятие как восходящий процесс выявления признаков
Таким образом, внешний мир с его предметами, людьми и всем прочим резюмируется в виде серии признаков, извлеченных из льющегося в мозг потока сенсорных данных, словно рыба, которую рыбак ловит на удочку, и чем ниже по течению, тем этот улов крупнее и сложнее. Отмеченные на рисунке маленькими серыми стрелками сигналы, идущие в противоположном направлении — «сверху вниз» или «изнутри наружу», — служат только для того, чтобы уточнять или как-то еще сужать важнейший восходящий поток сенсорной информации.
Это представление о восходящем процессе восприятия отлично согласуется с тем, что нам известно об анатомии мозга, по крайней мере на первый взгляд. Каждая перцептивная модальность связана со своей областью коры — зрительной, слуховой и так далее. В каждой области обработка перцептивных данных организована иерархически. В зрительной системе нижние уровни, такие как первичная зрительная кора, располагаются ближе к источникам входящих сигналов, а более высокие уровни, такие как нижневисочная кора, находятся на несколько ступеней обработки дальше. Если смотреть с точки зрения связей и взаимодействия, сигналы от каждого уровня стекаются на следующий, вышестоящий, чтобы, как и следовало предполагать, нейроны на более высоких уровнях реагировали на признаки, возможно рассредоточенные во времени и пространств