На стенах висели морские пейзажи, спокойные, настраивающие на лирический лад. Я опустилась в мягкое кресло, вытянула ноги, расслабилась, полюбовалась картинами, а потом закрыла глаза. Сейчас бы уснуть. Ведь на улице уже ночь. Я не видела часов, но примерно представляла, во сколько оказалась на том складе и сколько времени могло пройти. Вот только пережитое напряжение все никак не отпускало.
За диваном нашлась небольшая дверца в ванную комнату. Я обрадовалась теплой воде и мягкому полотенцу и тому, что наконец могла посмотреть на себя в зеркало.
Вид был печальный: начиная от всклокоченных волос, заканчивая синяками на боках. И запах… Я понимала, что это глупо, но мне казалось, что запах Захара все еще был на моей коже. Что я снова слышу характерные нотки очистителя, которым мыли полы в лагере, а еще дым, который черным вонючим столпом вырывался из труб котельной.
Так что как только я разобралась, что в ванной комнате есть возможность смыть с себя эти дни моего пребывания в плену, то воспользовалась ей. Вода была не такой и теплой, вместо средств для волос пришлось использовать обычное мыло, а полотенце оказалось совсем небольшим, едва хватило, чтобы обернуться. Но оно того стоило. В ящичке над раковиной я нашла еще и материал для перевязки. У меня хватало и ссадин, и синяков, которые надо было обработать.
Так что из ванной я вышла в одном полотенце и с коробкой в руках, босиком. Впрочем, почти сразу добежала к дивану и забралась на него с ногами. Будет очень неловко, если в кабинет заявится кто-то еще, кроме моего мужа. Но надевать ту одежду, которую выдал Захар, на чистую кожу желания не было.
Когда вернулся Гейс, я почти закончила смазывать синяки на ребрах, бедрах и руках, оставалось обработать ноги. Хорошо бы было еще ребра перетянуть для верности, но самостоятельно я делать этого не стала.
Я даже не напряглась и не подняла головы, услышав шаги, потому что чувствовала — это он.
— Такого эти стены еще не видели, — задумчиво протянул Гейс, его эмоции ярко вспыхнули, и я в ответ почувствовала, как мои щеки тоже загорелись румянцем.
— Почти голых женщин? — переспросила я, посматривая в сторону мужа, а потом провокационно вытянула ноги в его сторону и кивнула на баночку с мазью. Мол, окажи мне помощь.
Гейс рвано выдохнул, сбросил с плеч камзол и резко дернул галстук, срывая его прочь. Все, чтобы расстегнуть хотя бы одну пуговичку плотного воротника рубашки, обхватывающего шею. Потом он медленно закатал рукава рубашки, обнажая предплечья со следами ожогов. И я скользила взглядом по обнажившейся коже. Так хотелось прикоснуться к этим меткам губами, стереть их…
— Никке, — позвал он меня, удерживая взглядом взгляд, пока его пальцы скользили по моим ногам от лодыжек к бедрам, втирая мазь.
Он стоял перед диваном на одном колене. Ох, мы же женаты уже не первый год, но от откровенного взгляда, которым меня наградил Гейс, я покраснела еще гуще. Горели щеки и шея, жар поднимался от ног — там, где касались моей кожи пальцы мужа — и постепенно охватывал все тело.
— Гейс, — не выдержала я. Протянула к нему руки, обхватила за плечи, прижалась губами к точке шрама на подбородке, совсем близко от его губ. Эмоции — его, мои, наши — затягивали меня в водоворот, стирая границы его и моей жажды. Кто из нас был зол и хотел защитить другого, кто из нас сходил с ума от осознания, что может потерять? Кто держал сейчас в своих руках свое главное сокровище? Мне было все равно.
Гейс будто стал частью меня, или все оказалось наоборот. Но я дышала любовью — его и своей — и не могла надышаться.
Кажется, мы разломали одно из кресел. Кажется, со стола летели бумаги на пол. Кажется, я бросила пресс-папье в стену и оставила след на обоях, потому что когда Гейс усадил меня на стол для совещаний, оно неприятно вдавилось мне в бок. И кресла вокруг этого стола и правда оказались жесткими. Кажется, Гейс шептал мне на ухо глупости и милые слова, крепко-крепко прижимая к своей груди, пока я совсем не заснула.
— Никке, мне нужно уходить, — разбудил он меня утром. По крайней мере, я думала, что это утро, и так и сказала.
— Это утро, которое полдень, и правда доброе, — улыбнулся Гейс. — Но мне нужно уходить.
Я не к месту вспомнила совершенно другое утро семь дней назад, когда он так же вышел из дома на работу и чудом спасся в аварии. Несмотря на все лечение, шрамов было немало: я их нащупала этой ночью. Я боялась повторения, того, что мне снова сообщат по диалеру теперь уже о смерти, а не о ранении.
— Не ходи… — выдохнула я, но и сама понимала, что это глупо и бесполезно. Это та работа, которую Гейс должен сделать — в последний раз или нет — без разницы.
— Не беспокойся, у меня все под контролем, — обнадежил меня он и на последок коснулся губами моих губ. — Отдыхай, я предупредил секретаря, что у меня гость. Обед и одежду принесут, оставят у двери, внутрь никого не пустят, но, пожалуйста, и ты не ходи никуда. Хорошо?
— Хорошо, — ответила я, хотя очень хотела возразить.
Гейс кивнул, сделал вид, что поверил моим словам, надел маску и пропал за дверью, оставив меня одну.
Глава сорок пятая
Я ждала обещанную одежду, укутавшись в плед, и даже немного задремала, пригревшись. Тишина прижимала мою голову к диванной подушке, напряжение прошлых дней отступило, а новые заботы… я не думала о них. Просто отдыхала, лежала с закрытыми глазами и вспоминала прошедшую ночь. Как же я соскучилась по Гейсу за эти дни! И правда, соскучилась.
Щелчок замка показался мне выстрелом магвапена. Я подскочила, сильнее натянула на себя плед и прислушалась. Выходить в таком виде к незнакомцу не хотелось. Гейс сказал, что одежду и еду оставят возле двери, но я не слышала, чтобы некто уходил. Он стоял на пороге и что-то делал, а потом и вовсе послышалось какое-то странное шипение и царапание…
Хотя почему странное? Эмоции мгновенно подсказали мне, что происходит.
Лапка! Это же Лапка!
Я выскочила из-за ширмы, как была, путаясь в длинном пледе, упала на колени и подхватила кота на руки. Осторожно прошлась пальцами по шерстке, но Лапка был доволен и у него ничего не болело. Кот ткнулся мне в щеку мокрым носом, смешно фыркнул на ухо и едва заметно заурчал. И я уверилась, что все хорошо, что можно выдохнуть спокойно. И обратила внимание на того, кто пришел с котом.
— Ваша одежда, ваша светлость, — сказал Октаф и жестом указал на стол, сам же страж стоял спиной к комнате.
— Октаф? — удивилась я. — А ты здесь как?..
— Скажем, я временно исполняю секретарские обязанности, — с некоторой заминкой сказал он. Я прислушалась к его эмоциям, но не нашла ничего подозрительного, только смущение моим видом. Действительно, нужно одеться.
Я взяла принесенные вещи и скрылась за ширмой, дав Октафу возможность обернуться и сесть в кресло. Его смущение стало еще сильнее, кажется, он понял, что ночью здесь происходило нечто далекое от совещаний. Впрочем, мы взрослые люди и кабинет принадлежал Гейсу, так что осуждать меня или его было не за что.
— Итак, что ты здесь делаешь? — строго спросила я, как только оказалась за ширмой. Одежда, которую принес Октаф, была странной. Нет, белье и нижнее платье меня устраивало, но вот верхний наряд… он скорее подходил для приема, чем для каждодневной носки. И такое платье Гейс сам точно не выбрал бы для меня. Хотя бы из-за того, что надевать его в одиночку мне было бы сложно.
— Ваша светлость, вы же не думали, что защищать вас первого встречного отправят? — хохотнул он. — Я уже долго выполняю работу для Институции безопасности, хотя числюсь среди королевских стражей. Я поступил в Королевскую военную институцию по протекции школы для детей с магическим даром…
— Магнер? — охнула я. Вердомме! Странно, как я могла не заметить?
— Нет, от дара во мне всего лишь крохи, могу вовремя угадать настроение собеседника, — хмыкнул Октаф. — Просто мои родители решили перестраховаться, но я им благодарен. И королю благодарен за возможность.
— Поэтому пытаетесь выслужиться? — зацепила я краем чувство гордости даже не за себя, а за других и свою страну. Не фанатизм, как был у Захара и его людей, просто ровное чувство, приятное. Я вдруг четко поняла, что Октаф очень молод и немного склонен к максимализму.
— Нет, не выслужиться, — с порывом ответил он. — Но сделать все, что нужно. Пусть это и всего лишь лишняя предусмотрительность или мелочь.
— С мелочами вы промахнулись, — я еще раз приложила к себе платье. Да, действительно слишком торжественное, выбирал сам Октаф? — Платье, которое вы привезли… Не могли выбрать что-то менее пышное? Вы же видели, что я ношу в повседневной жизни.
— Не мог, ваша светлость. Проше меня извинить.
— К чему извинения? — я напряглась, потому что за этими его словами скрывалось что-то еще, какой-то дополнительный смысл.
— Вы наденете это платье, а потом мы с вами поедем во дворец, на прием…
— Вы с ума сошли? — я выскочила за ширму как была, в нижней сорочке. Но запнулась, потому что Октаф держал магвапен, направленный в мою сторону. Так что я повторила: — Вы с ума сошли. Определенно! Я дала слово своему мужу, что не покинул этот кабинет.
— Вы ведь скрывали от него кое-что, да? — он прищурился и чуть подался вперед, все так же сидя в кресле, но оружие в руках не дрожало. — Я присматриваю за вами уже не первый год. Так нужно и для вашей безопасности тоже. Но только недавно понял, что не так. Магнера, да? И кот… как я раньше кота не рассмотрел?..
А ведь я сама отправила Лапку к Октафу! Вердомме, куда я смотрела? Хотя он и не выглядел сколько-то подозрительно, просто очередной королевский страж — может, чуть более умный и ответственный.
— И это упоминание о традициях Наора, про так называемого брата второго водителя. Вы ведь это знаете не с чужих слов, я уверен, — кивнул он. — И возражать мне не стоит, мы нашли портрет настоящей Николетты Мариен.
Я сжала пальцы в кулаки, судорожно решая, что же делать. И как некстати, я же думала, что уничтожила все возможные портреты в том доме.