Даже те, кто ждет от встречи с межзвездной общиной только хорошего – ничего, кроме мудрости и благотворно влияющих технологий, – даже эти оптимисты знают, что и тогда не обойдется без раздоров и боли. А тем временем те, кто уже обладает властью, станут предлагать всевозможные объяснения. Причины считать, что любые перемены опасны».
– К тому же есть и другие заботы, связанные с безопасностью, – добавила Эмили. – Мы с Тигрицей предложили несколько возможных теорий той дезорганизации, того способа создавать хаос, источником которых нам представляются чужаки из Артефакта, так называемого эффекта толпы.
Ксенобиолог группы Геннадий Горосумов отвел взгляд от экрана, на котором работал со своими моделями – растущими подобиями всех разнообразных типов чужаков из Артефакта, которые показались до сих пор; он пытался понять их, делая вивисекцию архетипов, построенных на основе только внешних данных. Горосумов бросил на поднос груду отсоединенных частей тела. Созданные только из света, они быстро соединились в искусственную модель кентавроподобного чужака.
– Вот что интересно. Как объяснить то, что эти существа толкаются и отпихивают друг друга? У них как будто нет никакого представления о порядке или сотрудничестве – определенно нет понятия очереди или вежливости! Даже когда создается группа для связного общения с нами, она всегда временная. И хотя этот очаровательный хаос напоминает мне родину, не могу сказать, что он положительно характеризует галактическую цивилизацию, к которой нас приглашают присоединиться.
– И не позволяет нам задавать больше одного вопроса зараз.
– Возможно, это и есть их цель, – ответила Эмили.
Когда все посмотрели на нее, она кивком показала налево.
– Пусть объяснит Тигрица.
Джеральд и все остальные повернулись к столу для совещаний; в конце его трехмерный экран показывал лицо – лицо, в котором множество прекрасных женских черт сочеталось с пушистой кошачьей мордой, с мягкой полосатой шерстью и острыми зубами, сверкавшими, когда ир улыбалась. Эта улыбка заставляла вас радоваться, что искусственное существо на вашей стороне. По крайней мере ир была запрограммирована так, чтобы вам казалось – вы ей нравитесь.
«Не следует забывать, что эффект толпы может быть уловкой, – заметил виртуальный ир-дроид. – Способом заставить нас говорить, чтобы мы предоставили максимум информации о себе, а они в обмен дают ее очень мало».
Джеральд и раньше, в миллионах дискуссий, слышал эту теорию.
– Значит, они совсем не так стремятся сотрудничать, как кажется? Думаете, притворяются, чтобы помешать нам достигнуть согласия?
– Или, возможно, их вообще нет.
Это сказал Хайхун Мин, новый представитель Великого Китая, только сейчас присоединившийся к обсуждению. Заменивший друга Джеральда, бывшего астронавта Вэна Куангена, Хайхун Мин пока помалкивал. Но коль скоро он – представитель могущественнейшей державы Земли – заговорил, разумно было прислушаться.
– Что вы хотите этим сказать?
Хайхун Мин снял вир-очки, которые надел, чтобы постоянно находиться на связи со своим начальством в Пекине.
– Я хочу сказать, что хотя это болтливое разнообразие раздражает, разве оно при этом не дает нам мнимого успокоения? В конце концов, чего мы со страхом ждем от крупной галактической цивилизации? Как только будет установлено, что никто не думает вторгаться или убивать нас, какой окажется наша следующая тревога в перечне страхов?
Остальные члены комиссии несколько секунд обдумывали вопрос, потом Рамеш Триведи, представитель Индийского содружества, наконец произнес:
– Единство. Конформизм. Настойчивое требование, чтобы малые и слабые новички вроде нас придерживались строгих правил, оказавшись в самом низу установленной галактической иерархии. Требование подчинить наши традиции, законы и образ жизни гораздо более древним образцам. Вот что покажется нам почти таким же отвратительным и страшным, как прямое вторжение, – страх, который делает осязаемым наша собственная история контактов человеческих культур здесь, на Земле.
– Как когда европейцы заставляли азиатов есть за столами и сидеть на стульях? Пользоваться ножами и вилками? Мылом и электричеством? – язвительно спросила Эмили. Но Рамеш не поддался на насмешку профессора из Ванкувера. Он улыбнулся и покачал головой.
– Вы знаете, что были гораздо более серьезные требования. Эпизоды культурного господства, болезненные, жестокие, деморализующие или ограничивающие. И это между человеческими племенами! Даже осуществлявшийся с самыми благими намерениями процесс вступления независимых государств в ЗС и АС… ведь им приходилось менять многие свои законы и обычаи, чтобы вступить в конфедерацию, законы которой писали не они. Даже этот несложный процесс был унизительным. Насколько хуже будет положение новичков, вступающих в межзвездный союз миллионолетней давности? Вот о каком страхе говорит Хайхун Мин.
Посмотрев на китайского представителя, Джеральд подумал, что кое в чем Рамеш промахнулся. Тем не менее Хайхун Мин молчал, оставаясь загадочно-пассивным и позволяя Рамешу продолжить.
– Вот почему так много людей находят разногласия между гостями иных миров… ободряющими. Даже приятными. Это означает, что ни один индивид и ни одна группа не навязывают здесь свое жесткое единство. Мы сможем свободно выбирать одну из множества ролевых моделей, вступать в переговоры с партнерами и соперниками и сохранять все ценное из своего прошлого.
И да, меня этот факт тоже ободряет.
Но тут Рамеш нахмурился и помрачнел.
– Однако наш коллега из Народного министерства науки не находит это утешение столь убедительным, верно? А у Эмили еще больше подозрений! Поэтому позвольте мне высказать, где тут собака зарыта. Вы оба считаете, что эта восхитительная толчея, это отталкивание друг друга локтями всего лишь приманка? Притворство, призванное усыпить нашу бдительность?
Хайхун Мин кивнул.
– Я просто стараюсь предусмотреть все возможности, доктор Триведи. Все эти предполагаемые представители десятка разных внеземных рас, которых мы до сих пор видели, – все они могут оказаться подделками. Просто мультяшными куклами, которые исчезают, стоит к ним приглядеться внимательней. Предположим, это рассчитанный эффект. И все они созданы одним существом, с единственной целью. Не просто предотвратить ненужные вопросы, но и убедить нас, что мы имеем дело с живым, шумным, но мирным разнообразием? С тем самым, что может умиротворить и успокоить многих из нас?
«Многих из нас… но не всех», – подумал Джеральд. Он раскрыл рот, чтобы поделиться этим сообщением, но передумал. Чутье подсказывало ему, что эти чужаки действительно разные существа, отличающиеся друг от друга, скорее раздражительные, с собственными целями и задачами, что они соприкасаются друг с другом в своей компактной вселенной. «Но тогда… мои человеческие инстинкты и могут быть тем самым, что научится использовать сверхсложный чуждый ир, научится играть на них». Точно так, как опытный коллектив телесериала может привлечь миллионы зрителей, заставив их как под гипнозом поверить в искусственные характеры последней из мини-серий полного погружения. «По крайней мере мы достаточно продвинуты, чтобы рассматривать все эти возможности. Но что, если другие такие камни падали на Землю давно? Как они, должно быть, ошеломляли наших предков!»
Очки Джеральда следили за его взглядом и движениями зрачка, за сигналами лобных долей и субвокальными комментариями, которые он как бы посылал гортани. Все это – плюс текущее обсуждение – рождало поток подозрений и догадок о том, что могло его интересовать, все это постоянно ранжировалось, меняло приоритеты, и на периферию зрения попадало только наиболее вероятное… в то же время Джеральд мог свободно сосредоточиваться на реальных людях и событиях, с которыми имел дело непосредственно. При правильной организации ассоциативное внимание просто имитирует способ мышления творческих личностей – отрабатывает миллионы сопоставлений и связей, из которых лишь немногие достигают поверхности осознания. До сих пор Джеральду никогда не удавалось достичь лучшего интеллектуального усиления ир-программ. Пока не был снят вопрос о цене.
Теперь он все еще привыкал к своим сверхусиленным возможностям. В углу его очков загорелся желтый огонек – цвет высочайшего приоритета: поступало вир-сообщение от источника высшей степени надежности. От кого-то из Комитета советников – одного из примерно восьмидесяти экспертов, кому разрешалось следить за работой комиссии в реальном времени и высказывать советы и предположения.
Вначале Джеральд увидел сообщение, сведенное к одной фразе: «многие могут быть одним, и наоборот». Но через секунду свечение расширилось и, после того как вначале Акана, а потом Геннадий одобрительно кликнули, послышался голос.
Различие между «одним» и «многими» может быть неоднозначным. Лучшие модели человеческого мозга представляют его конгломератом интересов и субличностей, иногда конфликтующих, часто сливающихся, перекрывающих друг друга или перестраивающихся с огромной адаптивной способностью.
Норма понимается как умение обеспечить всем этим лабильным частям личности хорошее соотношение, без возникновения неподвижности и излишне жестких ограничений. Для человека это лучше всего достигается путем взаимодействия с другими умами – умами других людей, – помимо собственного. Без воздействия извне, со стороны внешних общностей и объективных событий, субъективное «я» может погрязнуть в солипсизме и бессвязных иллюзиях.
Мы по опыту знаем, что особенно пагубны одиночество и сенсорная депривация. Содержание в одиночной камере часто заканчивается для заключенного отчетливым раздвоением личности – расщеплением на два жестко очерченных характера, которые становятся все более внятными и устойчивыми, с собственным постоянным голосом. Не исключено, что так обеспечивается возможность с кем-то поговорить.
Теперь экстраполируйте эти положения. Представьте существо, которое бесчисленные века жило в одиночестве, словно на необитаемом острове. Даже эпохи. И все это оно вынесло без кого бы то ни было, с кем могло бы поговорить. Оно плавало в пространстве, и с ним не происходило никаких реальных событий, которые отмечали бы течение времени или помогали отличить истинное от иллюзорного.