Уже отмечалось, что взрослость – это умение справиться со скукой, трудно точнее описать суверенность собственного времени, а значит, и собственного бытия. Победить, преодолеть скуку можно тогда, когда всё предъявленное – это ещё не всё. Поэтому скука и нетерпение суть формы расплаты за отложенное настоящее и тем самым важнейшие приметы несамостоятельности, производности субъекта (разве не скука порождает острую и тотальную зависимость от других?). И независимость от этой зависимости лучше всего подходит для определения суверенности настоящего.
Возраст и насилие. Отношения между возрастами
Когда дряхлеющие силы
Нам начинают изменять
И мы должны, как старожилы,
Пришельцам новым место дать, —
Спаси тогда нас, добрый гений,
От малодушных укоризн,
От клеветы, от озлоблений
На изменяющую жизнь;
От чувства затаенной злости
На обновляющийся мир,
Где новые садятся гости
За уготованный им пир;
От желчи горького сознанья,
Что нас поток уж не несёт
И что другие есть призванья,
Другие вызваны вперёд;
Ото всего, что тем задорней,
Чем глубже крылось с давних пор, —
И старческой любви позорней
Сварливый старческий задор.
К.П.: Одной из важнейших проблем социальной философии является проблема насилия в отношениях между возрастами.
Мы обычно выделяем следующие этапы человеческой жизни: младенчество, детство, отрочество (тинейджерство), юность, зрелость, старость, причем младенчество может быть всецело отнесено к детству. Разумеется, вопрос типологии может решаться и иначе. Аристотель, например, выделял десять возрастов: человек живёт семьдесят лет, и каждые семь лет вступает в новый возраст85. Но эти возрасты существуют и одновременно как поколения. А поколения суть социальные общности по времени рождения. При этом существенно, что всякое поколение связывается с тем или иным определенным историческим событием. Например, поколение «шестидесятников» в XIX в. – это поколение, связанное с освобождением крестьян от крепостной зависимости. «Шестидесятники» в XX в. – это в значительной степени поколение XX съезда. Поколение «восьмидесятников» связано с афганской войной, а затем – с перестройкой. 90-е годы ознаменованы появлением «новых русских».
Поколения сосуществуют в обществе, для которого значимо их взаимодействие. Чтобы понять это взаимодействие, нужно исходить из того, что каждый возраст, каждое поколение рассматривается как самодельное образование. Но в то же время каждое поколение оказывается средством для других возрастов. Например, детство самодельно и самоценно. Снова повторю, что детство не является только средством подготовки к взрослому состоянию. Будто бы ребёнок сейчас не живет по-настоящему, но лишь накапливает силы для того, чтобы стать взрослым: детство самоценно в каждый момент так же, как значим каждый момент жизни взрослого. Но в то же время дети должны служить. И если они не служат, они теряют своё предназначение и ценность. Прежде всего дети должны служить родителям, старшему поколению. В служении родителям дети реализуют свою самоцельность. Можно было бы сказать, что дети должны служить и самим себе в будущем. В таком случае в детстве присутствует момент подготовки к взрослости. Среди всех самоценностей сущностна самоценность зрелого поколения (как определение в-себе-и-для-себя), самоценность взрослости (хотя и взрослость обязана служить детям, подросткам, старикам). Старость также самоценна, но и служит зрелому поколению, подросткам и детям. (Ироническое общее место: внуки – это третье поколение, воспитание которого второе поколение предоставляет первому.)
С точки зрения самоценности наиболее интересны подростки. Ведь именно они, как никто другой, ставят под вопрос саму обязанность служения. Их первый вопрос на требование служения: а почему я должен служить? Отказ от служения может быть выражен и в резкой форме: «А не надо было рожать!».
В то же время подросток постоянно ставит под вопрос собственную самоцельность и самоценность. Именно подростку в предельной форме открывается бессмысленность человеческого бытия. Подростковый возраст является самым критическим, пересматривающим «справедливость» отношений возрастов, но по крайней мере в традиционных обществах именно отроки подвергаются наибольшей эксплуатации. Во всех языках отмечается, что само слово, обозначающее молодость, «автоматически» указывает на подчиненное положение: «холоп» – хлопчик, «бой» – в английском, «гарсон» – во французском.
И в настоящее время явная или скрытая эксплуатация подростков не исчезла. Мне известна семья, содержащая миниотель. Внешне он представляет собой огромную деревенскую избу с участком и евроремонтом, окруженную многочисленными пристройками, – всё это необходимо обслуживать, что и делает довольно большой семейный коллектив, своего рода «патриархальная семья». Меня с самого начала, до тех пор пока я не понял всех механизмов функционирования этого «предприятия обслуживания», поразил гуманизм возглавлявшей семейство зрелой четы. Они активно усыновляли деревенских детей, и на фоне окрестных неблагополучных деревень это выглядело очень благородно. Потом я понял, что эти усыновления имеют вполне утилитарный смысл – отелю нужна рабочая сила. Впрочем, для детей из проблемных семей, где, скажем, отец – беспробудный пьяница, где детей нещадно бьют, такая возможность усыновления оказывается благом. Хотя детям, подросткам и молодым людям приходится напряжённо работать от зари до зари. Таким образом, момент взаимного служения возрастов сохраняется и для самого проблемного, тинейджерского, возраста, как, естественно, и для всех остальных.
А. С.: Мне бы хотелось уделить внимание бросающейся в глаза странной беспечности современного общества в отношении возрастных стратификаций. Аристотель выделял десять возрастов, Гесиод в своем произведении «Труды и дни» – двенадцать86, не говоря уже о делении в индийской брахманической традиции87. Такого рода возрастные самодостаточные «ступеньки» или «окна» суть не что иное, как дополнительное использование ресурсов субъектности и, собственно говоря, возможности проживать разные жизни в пределах одного тела. И, напротив, мы видим, что в современном мире, где, казалось бы, так ценится внешнее разнообразие и где в то же время то и дело говорят о равенстве рас, культур, конфессий, политических предпочтений, почему-то речь не идёт о равенстве возрастов. Постоянно существует некая странная эстафета передачи власти между геронтократией (легко ассоциируемой с тоталитаризмом) и тем, что можно назвать устоявшейся в явочном порядке властью тинейджеров, которая жёстким образом подчиняет современное общество. Это законодательство прежде всего осуществляется на территории эстетики, где выбор тинейджера от «Гарри Поттера» до Rammstein, предпочтения аниме и определенных компьютерных игр, оказывается решающим для всего общества, – все так или иначе вынуждены с ним считаться. Эта исторически беспрецедентная ситуация имеет далекоидущие последствия, и некоторые из них даже не распознаны. Но странным образом успехи пластической хирургии, успехи в синтезе тела, в продлении сроков существования пригодной органической упаковки – всё это являет некую форму ответа на диктатуру тинейджеров, на требование вечной молодости или по крайней мере на пребывание в статусе комильфо. Такое пребывание при внимательном рассмотрении представляется в высшей степени репрессивным в большей степени для женщин и в меньшей – для мужчин. Это по сути ещё и своеобразный отсев. В наше время успешные люди – это люди, сохраняющие принадлежность к тинейджерскому возрасту и статусу. Именно они являются законодателями в отношении двух веще́й: рекламы и эстетики.
В чём, кстати, могла бы состоять освободительная революция против этой диктатуры? Например, в том, чтобы дополнительно выделить некое возрастное «окно», например выбрать возраст от сорока до сорока семи лет, и провозгласить его возрастными «каникулами»: человек, вступающий в этот возраст, освобождается от социальных обязательств, (желательно, чтобы он сменил имя), получает «каникулы», получает шанс на дополнительную жизнь, на дополнительную витальность. Всё это одновременно обогащало бы и сами ресурсы субъектности, которые сегодня, как мы видим, находятся под жестким давлением. Ведь сама реальность субъекта всё время примитивизируется, да и как может быть иначе, если фигура тинейджера играет решающую роль для современного бытия в признанности.
Речь идёт о том, что при всей внешней терпимости и многообразии мы имеем дело с явным засильем одного определенного возраста, фактически со скрытым возрастным шовинизмом. Причём этот возрастной шовинизм оказывается способным удивительным образом решать некоторые важнейшие вопросы. Та же программа синтеза тела, по существу, впервые внятно высказана была Николаем Фёдоровым в «Философии общего дела»88, когда на рубеже XIX и XX вв. этот величайший представитель русского космизма предлагал заменить даровое на трудовое, в частности прекратить смертоносную работу природы и перейти к прижизненному синтезу тела. Он напрямую пишет и о «протезировании», и о том, что мы должны дать науке задание, отправить науку «в командировку», и она бы каждые пять лет отчитывалась, что нового из «командировки» привезли господа ученые, каким образом мы могли бы приостановить эту самую работу смерти и прийти к воскрешению отцов, то есть повернуть процесс вспять. Это высказывание является самым радикальным в истории человечества, но Н. Фёдоров полагал его обоснованным, ведь это действительно человеческое сверхчаяние. Какое желание может быть более предельным, чем прекратить смерть всех живущих и вернуть назад к жизни всех умерших? Просто ничего другого даже и пожелать-то нельзя! Но странным образом никакого действенного позыва эти призывы не возымели. У них был короткий период перекрещивания с большевистскими идеями, но в целом они канули в вечность. А более действенной оказалась идея моды, красоты, некой специфической юности. То есть был принят к исполнению похожий социальный запрос, но это не есть запрос Николая Фёдорова, а скорее запрос тинейджера подольше оставить себе юношеское товарное тело.