— А? — только успел сказать картежник, когда острый клинок вошел ему в бок. Слава Перуну, шпага не застряла между ребер и легко вышла из тела несчастного. Я встал на ступеньку, обхватив раненного картежника за шею, и быстрыми ударами начал убивать его партнеров по игре.
— Вы что там, опять деретесь? — мужик, наблюдавший за домом, наверное, самый дисциплинированный в этой группе, быстрым шагом двинулся к нам, видимо решив разнять картежников. Когда он подошел к коляске, его приятели уже не шевелились и не кричали. Двое, сидящих под пологом, завалились к середине заднего дивана, заливая кровью карточный «отбой» и несколько мелких купюр, лежащих на кону. Мой «приятель», которого я продолжал обнимать за шею, молча наклонился вперед, как будто пытался рассмотреть карты, вышедшие из игры.
— Ну-ка, отойди, алкаш. — четвертый член команды, ухватив меня за шиворот, сдёрнул с коляски, чтобы заглянуть под полог, на своих, странно затихших, товарищей, шагнул на подножку, и изогнулся от болевого шока, вызванного, аллергической реакцией организма на проникший в его почку, остро заточенный металл и завалился вперед, упав на колени своим товарищам.
Кобыла, нервничающая от тяжелого запаха крови и непонятной возни за ее спиной, попыталась побежать вперед, но я повис на вожжах, примотанных к облучку повозки.
Вытерев окровавленное лезвие о полу пиджака, ближайшего ко мне, покойника, я тревожно огляделся по сторонам, но, всё было тихо. Привязав лошадь к ближайшему фонарному столбу, я вернул, храпящему на лавке дворнику, его имущество, после чего, сев на облучок, тронул транспортное средство, тряхнул вожжами и произнёс сакральное «Но». Думаю, что коляска с четырьмя покойниками, обнаруженная поблизости от моего дома, как элемент городского пейзажа, будет совсем излишней. Сами должны понимать, как это скажется на репутации квартала, а, следовательно, вызовет падение цен на местную недвижимость, чего мне, как собственнику, совсем не нужно.
Лошадь, к моему удивлению, была спокойная и послушная, а отсутствие движения на ночных улицах, помогли мне, вполне прилично, управляться коляской. Заехав в глухой проезд за какими-то мастерскими, я решил осмотреть коляску подробнее. Регистрационный блях впереди и сзади, повозка не имела — выехав на дело, бандиты «госномера» скрутили. Их я обнаружил в ящике под сиденьем извозчика. Пять цифр номера в мою память врезались навсегда, после чего я двинулся осматривать багажный ящик, закрепленный на коляске сзади, где и обнаружил четкое и недвусмысленное доказательство того, что мои непрошенные гости и их соучастники умерли сегодня за дело.
В плетеном коробе, всунутом в багажный ящик, виднелся большой металлический чайник, из носика которого свисал, неуместный там, матерчатый шнурок. Мне не потребовалось лезть в чайник, чтобы понять, характер его содержимого, да и, небезопасно это было, если вспомнить, какую химическую дрянь пихали эсеры в моей бывшей истории в свои адские машины. А вот стандартный терочный запал системы Рандуловского, принятого на вооружение Имперской армии, усиленный магией земли, я видел и сквозь медные стенки посуды — вот его и привел бы в действие рывок за, торчащую из носика чайника, пеньковую веревочку. Наверное, этот чайник и планировали кинуть мне под ноги свежие покойники, лежащие под пологом в коляске. Уверен, что, нечто подобное, бросили под ноги барышне Агополковой, что выходила с деньгами, в сопровождении своего знакомого, военного мага, из ворот проданного родительского особняка.
Я подивился полнейшей беззубости местной полиции и контрразведки, позволявших каким-то бандитам проворачивать свои операции по изъятию дворянского имущества, с таким шумом в столице, после чего мои мысли вернулись к моим друзьям и приятелям из контрразведки. А почему бы и нет? Я тут голову ломаю, как утилизировать взрывоопасную дрянь, а у меня, мой сердечный кореш, капитан Осадчий Светозар Богданович, начальник отдела дознания местного «СМЕРШа» не хочет бороться с, свободно продающейся на рынках и базарах, армейской взрывчаткой. Надеюсь, что, после сегодняшнего урока, что я планировал преподать, его начальство даст бодрящего пинка под широкий зад ветерана, и заставит его сотрудников немного посуетиться.
Кобылу, с которой мы, за время пути, практически подружились, я распряг за углом от здания контрразведки. Ну как –распряг? Развязал все ремни, кроме двух, что удерживали вместе оглобли и хомут, связав их посредством кокетливых бантиков. Вожжа протянулась от лошади, к заднему дивану коляски, конец ее я привязал к веревке запала. Плетеный короб с адской машинкой я поставил среди покойников, закрепив его, чтобы ничего не опрокинулось от рывка. Далеко мы бы с такой упряжью не уехали, но пару сотен шагов — вполне смогли. Напротив, здания контрразведки я остановил Зорьку, дернул за бантики, что удерживали оглобли и, зажав в руке конец вожжей, побежал вперед, вцепившись в узду и увлекая лошадку бежать вперед, под взглядом ошарашенного часового.
Где-то я читал, что длина вожжей в моем мире составляла десять метров, наверное, здесь, было тоже самое. После рывка натянутой сбруи и до взрыва, я успел сделать еще шагов пятнадцать, после чего в спину мягко ударило, и в здании контрразведки зазвенели, осыпающиеся, стекла. Если бы я не вцепился за уздечку бегущей лошади, меня бы сбило с ног, но, я удержался, Зорька же только взбрыкнула с испуга и прибавила рыси. Какое-то время за нами бежал часовой, потерявший где-то свою бескозырку, но, в соревновании в беге по прямой, с испуганной лошадью, он безнадежно проиграл. Когда мы оторвались от уставшего часового, настала пора мне брать управление, несущимся куда глаза глядят, животным в свои руки. Попытка повернуть, бегущую в панике, лошадь удалась мне с большим трудом, только тогда, когда я повис на шее у хрипящего животного, намертво вцепившись за гуж и хомут и поджав ноги. Протащив меня спиной по чьему-то, занозистому забору, Зорька остановилась, тяжело дыша.
— Все, моя, хорошая, все! — я поцеловал конягу в морду и повел ее, скорым шагом, забирая влево с таким расчетом, чтобы между нами и растревоженной, как осиный улей, контрразведкой было не меньше пары кварталов.
Этой ночью я не уснул.
Вернувшись домой, я обнаружил сидящую в холле первого этажа, с револьвером в руке, бледную Веру Игоревну.
Пока, безжалостно вырванный из горячих объятий молодой жены, дворник Борис обихаживал трофейную лошадь и приводил в порядок старый тарантас — единственный колесный транспорт, оставшийся в каретном сарае после оптимизации, проведенной Еремеем, я сидел на кухне, обнаженный по пояс, а Вера, светя магическим фонарем, вытаскивала из моей окровавленной спины здоровенные занозы. Я, шипя от боли, негромко рассказывал молодой женщине о событиях текущей ночи.
В результате разговора, упроченный магией, бандитский саквояж из под денег, поплыл вниз, по течению реки, дабы, не оставались на территории усадьбы прямых улик, десять же тысяч рублей, доставшиеся мне в качестве трофея, были сложены в ящик с книгами, которые я брал с собой в Покровск.
После долгих споров, с самым близким для меня в этом мире, человеком, было решено, что Вера с девочками переезжает на охраняемую территорию Магической Академии, в пансион повышенной комфортности, благо деньги теперь появились. Я не мог взять дорогих для меня женщин во враждебную степь, сорвав маленьких княжон с учебы, не зная, что их там ждет, но и оставлять дом на одних женщин, пусть и под охраной бравого Бориса, я также не имел права.
В конце концов мы пришли к согласию, что завтра я открываю в государственном банке номерную ячейку, ключи от которой будут у Иры, куда я положу пять тысяч рублей, чего им должно было хватить на пару лет вполне обеспеченной жизни. Рисковал ли я, оставляя солидный капитал, по сути, незнакомому человеку? Конечно, но другого варианта действий я не видел.
Рано утром мы с Верой и девочками, на старом, ободранном тарантасе, выехали из ворот усадьбы, провожаемые добрыми напутствиями, стоящих у ворот, Бориса и Акулины. Акулина смело смотрела мне в глаза, очевидно представив себя, хоть и временно, но, хозяйкой обширного дома. Если молодуха надеялась дрыхнуть на барских кроватях, утопая в пуховых перинах, то она жестоко ошибалась — по приезде в государственный банк я оставлю управляющему заявление, чтобы залогодержатель усилил контроль за заложенным имуществом. Не сомневаюсь, что уже к обеду в усадьбе появятся специально обученные люди, которые опишут обстановку и опечатают большую часть помещений, оставив Борису и его жене доступ только туда, куда необходимо проходить, для протопки дома зимой, или иных, неотложных хозяйственных надобностей.
Сестры, поднятые на два часа раньше, чем обычно, сидели в кузовке, скрипучей повозки, нахохлившись, как совята, трофейной кобылой Зорькой умело управляла Вера, а я сидел рядом, на облучке, не убирая рук с револьверов.
Но, ничего чрезвычайного по дороге не случилось, мы доехали до банка вполне благополучно, после чего, привязав лошадь к местной коновязи, мы с Верой и девочками прошли в здание. Лошадь и коляску оставили под присмотр двух молодых дворников, которые, не столько мели мостовую перед банком, сколько зыркали по сторонам, да и магические заряды, в чем-то короткоствольном, я видел через ткань фартуков местных менеджеров по клинингу. В помощь «дворникам» я оставил, привязанных поводками к тарантасу, Пирата и его вынужденную подружку, мелкую, сварливую сучку, носящую благородную кличку Принцесса, которой ее наградили девочки. Пират и Принцесса были принудительно записаны мною в переселенцы в город Покровск, правда об этом еще не знали.
К моему удивлению, операционный зал банка был открыт, и там было достаточно много вежливых служащих, что разделили нашу компанию. «Молодежь» отправилась пить какао со свежими плюшками, а нас с Верой повели вниз, где, за множеством дверей, запоров и магических ловушек, располагались комнаты с номерными ячейками, где мы быстро оформили аренду на металлический ящик, после чего, прихватив сытых и довольных княжон, покинули гостеприимный банк.