Дом, при сбежавших хозяевах, видимо относился к зажиточным, судя по наличию граммофона и десятка пластинок, в комнатах, носивших следы срочных сборов, осталось белье, одежда, посуда и еще множество предметов крестьянского быта, а в погребе лежал десяток яиц, сыр, масло и копченая баранья нога, висящая под потолком.
Колодца во дворе не было, но протоптанная тропинка привела меня к, бьющему из-под земли, роднику, обложенному камнями, с вырытым в песке, углублением под ведра.
— Слушаем внимательно — останавливаемся пока здесь, возможно на несколько дней. В доме навести порядок, приготовить ужин. Вещами разрешаю пользоваться, но ничего не портить и себе не брать. — я взмахнул руками, испуская из себя ману, отчего все предметы в доме получили метки бытовой магии: — Старшая ты!
Я ткнул пальцем в самую старшую из теток, которую знал, как Зябликову Ефросинью.
По моей команде подведомственный мне контингент двинулся в дом, я же занялся лещадью, благо налетчики и хозяева фермы мелочами, хранившимся в конюшне не заинтересовались, оставив на своих местах щетки, ведра и старое седло.
Я решил не загонять сегодня лошадь, а завтра, с рассветом, преодолеть оставшиеся тридцать верст до Покровска верхом, оставив тарантас с казенным грузом и теток-арестанток здесь, так как непривычные к длительным переходам, они, на четверти пути уже выбились из сил и еле переставляли ноги.
С мытьем Зорьки и восстановлением старой уздечки с потертым седлом я провозился до темноты, благо моток дратвы и цыганскую нить я в доме нашел. В дом я вернулся уже по темноте и был приятно удивлен. В горнице царила чистота, на столе стоял, обмотанный полотенцем, чугунок каши и мясом, и кувшин с каким-то киселем, а также отмытая добела миска с ложкой и кружка. Подопечные мои расползлись, от греха подальше, по углам, а, в единственной спальне, отделенной от горницы дощатой дверью, лежали мои мешки и горела свеча у расстеленной кровати.
Я пожал плечами, поужинал, после чего улегся на кровать и задул свечу. Ночного нападения я не опасался — Пират с Принцессой уже освоились во дворе, и вряд ли подпустили бы к ферме чужого, а от нападения теток я защитился, наложив магический засов на, солидной толщины дверь.
И стоило голове коснуться подушки…
Глава 19
Глава девятнадцатая.
— Ты что-же даже не попрощался? Или, чем не угодила я тебе, гость? — я в своем сне вновь оказался в своей квартире из прошлой жизни, за своим любимым столом из дубового массива, а богиня, облаченная в, вышитый сарафан, возилась у кофе машины, которая сердито фыркая, плевалась в большую керамическую кружку горячим паром.
— Смешная фырчалка. — на стол, передо мной, опустилась кружка с кофе, богиня же, с небольшой чашечкой в руках, опустилась напротив, глядя на меня с легкой грустью, как жена, отмечающая годовщину, не повешенной в ванной комнате, полочки.
— Прости богиня. — я вскочил со стула и низко поклонился: — Забегался совсем, закрутился, не успел подойти и простится…
— Полно тебе, Павел, поклоны бить, мы, все-таки, какая-никакая, а родня…- богиня улыбнулась и погрозила мне пальчиком: — Я тебе подарки в дорогу приготовила, а теперь пришлось своего посланника вдогон посылать. Ты его приветь и позаботься, а он тебе службой своей отслужит.
— Что за посланник? — удивился я.
— Завтра все увидишь. И, еще, Павел…- Мокоша отхлебнула кофе из чашечки и довольно, как кошка, зажмурилась: — Ты послезавтра ничего не бойся — ничего плохого с тобой ни произойдет, как бы тяжело и страшно тебе не было. А сейчас прощай, тяжело мне до тебя дотягиваться, не моя это земля…
Богиня махнула ладошкой, как будто прощаясь, и я открыл глаза, понимая, что больше не нахожусь в своей квартире, на последнем этаже высотного здания, с видовыми окнами, а лежу на набитом соломой матрасе, в небольшой спальне засыпного домика, затерянного где-то в южной степи.
Встал я на рассвете, вышел из спальни и неожиданно столкнулся в горнице с, хлопочущей у стола, Ефросиньей.
— Как почивать изводили, ваша светлость? — тетка ловко срезала пласты мяса с бараньей ноги и красиво укладывала их в глиняную миску.
— Хорошо, Ефросинья. Чем остальные занимаются?
— Так спят еще, ваша светлость. Прикажите поднять?
— Нет, пусть поспят. — я махнул рукой и вышел во двор, к висящему на столбе, рукомойнику.
Когда вернулся, на столе было выложено мясо с кусками хлеба, розетка с горчицей и большая кружка какого-то взвара.
— Благодарю. — я соорудил бутерброд и приступил к раннему завтраку: — Меня несколько дней не будет. Вас оставляю здесь. Вряд ли кто-то сюда их лихих людей наведается, но могу, если желаешь, оставить пару револьверов…
— Нет, барин. — тетка поклонилась: — Мы, бабы, воинскому делу не обучены, если начнем стрелять, только хуже сделаем…
— Ну, значит, так тому и быть. — я быстро допил горячий напиток и встал из-за стола: — Как только в городе определюсь, пришлю за вами. Сами, пока, ферму в порядок приводите, своим товаркам спать до обеда не давай, и сама на кровати не валяйся. Если за пять дней никто не появится, разрешаю следовать обратно в Империю, решение о вашей амнистии на кровати в спальне лежит, я сегодня утром написал. Не поминай лихом. Ефросинья, если что.
— Удачной дороги, барин. — тетка поклонилась, и я вышел из дома, направившись в конюшню, где, как смог, оседлал Зорьку, перекинув через круп лошади переметные сумы с оружием, бумагами и овсом для кобылки. Пират, которому сварливая Принцесса, за время путешествия, надоела, хуже горькой редьки, догнал меня через пару сотен шагов, и возбужденно взлаивая, двинулся параллельно дороги, постоянно что-то вынюхивая в траве и редких кустарниках.
В Покровск я въехал к полудню, когда солнце, раскаленным шаром, недвижимо повисло в зените. Признаюсь, последние три версты дались мне и моим спутникам тяжело. Зорька уже пару раз оступилась, а Пират постоянно норовил найти тень, куда и падал, шумно дыша, в изнеможении вывалив длинный язык. Но, несмотря на зной мы все-таки преодолели тридцать верст и въехали на пыльную улочку городка, которую составляли небольшие, беленые известью, засыпные двухэтажные домики под черепичными крышами, правда, достигнув городских построек, я, жалея заморенную конягу, повел ее поводу.
К моему изумлению, особых разрушений в городке не наблюдалось — так, небольшой бардак и запустение. Где-то окна и двери были старательно заколочены, а калитка во двор аккуратно подвязана конопляной веревкой, а соседний двор следы панического бегства, с распахнутыми настежь дверями сараек и курями, бродящими на улице. Вот эти куры, числом в пару десятков, и атаковали меня, сбежавшись со всей улицы. Видимо домашняя птица настолько оголодала, что была готова бросаться на любого человека в поисках пищи. Пришлось развязывать торбу с конским пайком, и отсыпать, беснующимся у моих ног пеструшкам две пригоршни зерна, под укоризненным взглядом Зорьки.
Первых людей я встретил через квартал — из-за глухого забора донесся стук топора, я, вновь вскарабкавшись на лошадь, заглянул во двор. Мужчина лет сорока, одетый в черные штаны, заправленные в сапоги и белую, нательную рубаху, с хеканьем, рубил березовые чурки, а паренек, на вид лет четырнадцати, собирал и относил к сараю полешки. Парень меня и заметил первый, негромко воскликнув «Батя». Мужчина мгновенно обернулся, после чего колун упал на землю, а вот в руке хозяина дома появился двуствольный пистолет, чьи стволы уставились на меня. Уставились и тут же нырнули обратно в карман широких шаровар, а мужчина с достоинством поклонился:
— Здравия желаю, Олег Александрович. По добру ли добрались?
— Мы знакомы? — изумился я., пока мужчина, легкой затрещиной принуждал застывшего подростка отвесить мне поклон.
— Видел вашу светлость на строевом смотре в прошлом году. Полицейский первого разряда Заводской части города Покровска Суслов Евдоким Макарович. — хозяин дома принял какое-то подобие строевой стойки.
— В дом пригласишь, Евдоким Макарович?
— Сочту за честь, Олег Александрович. — тычком Суслов отправил парня к запертым воротом, через пару секунд их половинки, с легким скрипом, раздвинулись передо мной.
— И вот, от взрыва то карету разнесло, так что людей, что там были, только ошметки остались, мы их, ваша светлость, простите за прямоту, потом по кусочкам собирали. Ну, матушку вашу опознали то сразу, как никак, единственная женщина в экипаже была, а вот батюшку вашего только по перстню родовому и опознали. Наследник, старший брат ваш, Георгий Александрович, пусть душа его пребывает в Ирии, тоже с родителями в карете ехал, от него целой голова осталась, так что, почитай всех похоронили достойно, только вот с курганом пока незадача, некому копать его, но я думаю…
— С курганом, тризной и прочими вещами м потом разберемся…- может быть резковато, но перебил я рассказчика: — Что с городом случилось?
— Воля ваша, Олег Александрович, потом, так потом. — пожал плечами Суслов, с которым я сидел за столом в его доме, за здоровенным медным самоваром и пил уже третью кружку чая, до сих пор не напившись, видимо жаркий степной ветер высушил изнутри мое, непривычное к жаре, тело столичного неженки. Спутники мои были уже обихожены, отдыхая от тягостей пути, а вот мы с хозяином только недавно уселись за столом, где меня накормили, а теперь пытались утолить жажду.
— А средний ваш брат, Димитрий Александрович, собственно от взрыва не пострадал, так как держался от кареты на изрядном удалении, но сразу же направил своего коня к княжеской резиденции, где и укрылся…
— В каком смысле — укрылся?
— Так, в прямом, ваше светлость — заскакал за ворота, после чего их закрыли наглухо, а когда, оставшиеся в живых командиры княжьего полка и полицейское начальство попытались въехать в резиденцию, чтобы получить указание по дальнейшим действиям, так как Дмитрий Александрович оказался старшим в роду, то их, аккурат перед воротами, сдвоенным картечным залпом пушек из резиденции, в упор и накрыло, и магические щиты никого не сберегли. Ну, а дальше, было совсем просто. Полк до вечера отражал атаки степняков на передовых заставах, после чего, по исчерпанию боезапаса ушел из города, так как, княжеский арсенал, как вы знаете, расположен за стенами резиденции, а трех гонцов, что прибыли за боеприпасами, прямо у ворот убили, правда уже не из пушек, но залпами, со стен. Полк ушел, отбиваясь штыками и уведя с собой часть обывателей и унеся раненых из госпиталя, а кочевники попытались город взять на пику, но только ничего у них не вышло. Большая часть в предместье завязла, так как у нас, почитай, в каждом дворе, ружьё или пистолет имеется. Одна группа поганых прорвалась к резиденции, так у нее вся и легла, попав под те же пушки, а остальные, пограбив хутора да фермы вокруг города, ушли на сопредельную территорию, угнав скотину и похватав всё, до чего успели дотянуться.