— Добрый вечер Иван Лукич. — я пожал руку командиру: — Что у вас?
— Дошли до оазиса. Местные старейшины отказались впускать нас за ограду и сказали, что выделят только пятьдесят ведер воды и только завтра утром.
Этого количества было мало, очень мало для такого количества солдат, что привел я под невысокие стены оазиса Кёкирек, что в переводе с местного наречия означало Гордый. Конечно, коней, которые поглощали воду в огромном количестве у меня нет, а пятьдесят ведер — это пятьдесят ведер, почти по фляге на каждого солдата, но только не хочу я выступать в роли просителя, ночующего у ворот степного поселения. Я хочу, чтобы при моем появлении ворота вот таких оазисов распахивались настежь.
— Через сколько заканчивают ужин бойцы?
— Через двадцать минут. Отлично. — я поглядел на прибывшую со мной полуроту, что суетились, обустраиваясь и пока к готовке не приступали. Ничего, злее будут в драке, да и слышал я, что ранение в пустой желудок дает больше шансов на выживание.
— Через двадцать минут командуйте построение костры и огни затушить и начинать окапываться…
— Окапываться, ваша светлость?
— Да, господин поручик, всем залечь, достать штатные лопатки, на которые я потратил кучу металла и дерева, и начинать окапываться. По информации из информированных источников, там, в оазисе, засели враждебные нам элементы, которые готовятся на нас подло напасть. У вас есть вопросы, господин комполка.
— Никак нет. — бодро сообщил поручик: — Вопросов не имеется.
— Прекрасно, Иван Лукич. И еще одно — я сейчас собираюсь открыть по оазису ответный огонь, поэтому не волнуйтесь, все нормально, пусть люди доедают.
Честно говоря, кроме своих любимых револьверов, всех четырех, я отправился в поход, прихватив с собой винтовку изобретения господина Камнева, так как кардинальная переделка британской винтовки, по сути, оставившей от первоначального оружия только ствол. Затвор продольно скользящего заряжания, магазин на восемь патронов, сошки — от старой винтовки осталось мало что. Осталось только приспособиться к ней.
Над поселком при оазисе возвышалась какая-то высокая башня, но в отличие от минаретов моего мира, это сооружение выполняло роль маяка, показывающее припозднившимся или заблудившимся караванам дорогу к месту ночевки. На много верст было виден огонь костра, многократно усиленный полированным до зеркального блеска, кажется медным, отражателем. Вот в этот отражатель я и пальнул. Несмотря на то, что на конец ствола винтовки накрутили, выточенную по моему чертежу, насадку, изображающую пламегаситель, огненная вспышка пламени в темноте южной ночи меня ослепила. Я, как мог, проморгался и вновь приложился к стеклу прицела.
Дон! Тягучий полузвон — полустон разнесся над степью, а через пару минут вновь, а потом опять.
Солдаты, закончив ужин, гасили костры, сложенные из кусков кизяка, сухой травы и таблеток сухого спирта, запас которого я купил оптом в Орлове-Южном, и негромко переругиваясь, расползались по позициям, где начинали лениво окапываться, позвякивая новыми лопатами и формируя перед собой небольшие брустверы. Я же, с периодичностью, раз в несколько минут, продолжал стрелять по чаше отражателя, извлекая из него тоскливые звуки. Примерно на десятом выстреле я дождался от хозяев оазиса какой-то реакции — возле ворот в стене приоткрылась калитка, откуда вышел человек, ведущий в поводу коня, который пройдя пару шагов, ловко вскочил на животное и поскакал примерно в нашу сторону. Чтобы переговорщик не проскакал мимо, я зажёг в десяти шагах от себя магический огонь, встав позади него, на самой границе ночной тьмы и отсвета магического пламени.
— Старейшины послали узнать, какой… нехороший человек стреляет по светочу Кёкирек…- молодой симпатичный всадник горячил черного, как сама ночь, коня не доехав до магического светильника.
— Я не знаю, о ком ты там говоришь, но стреляю я, князь Булатов Олег Александрович.
— Зачем ты стреляешь?
— Я сердит на вашу деревеньку. Меня, владыку обширных земель на Западе, не встретили, как положено, не открыли ворота, не одарили достойными дарами. Да, даже паршивой воды моим славным и грозным воинам не дали. Поэтому я сердит. Сейчас выстрелю еще пять раз, и мои сердитые солдаты пойдут на штурм вашей песочной крепости, а те жители, кому повезет увидеть рассвет солнца, всю оставшуюся жизнь будут работать за кусок хлеба в темноте моих угольных шахт или будут платить мне дань в половину от каждого дирхама своих доходов.
— Жители Кёкирека никогда и ни перед кем не склоняли голову…
— Ты глуп и непочтителен. Даже сейчас, разговаривая со мной, сидя на коне, ты проявляешь неуважение…
Молодец на коне, сверкнул глазами и открыл рот, чтобы произнести очередную глупость, как вдруг нелепо изогнулся и стал судорожно хвататься за узду и седло — мой верный вестовой Крас Полянкин, коварно подкравшись сзади, повис на всаднике и сдёрнул его на землю.
Пока парень потирал место ушибов и зло глядел, как в темноту уводят его лошадь, я подошёел поближе.
— По справедливости тебе надо отрезать язык и ноги, чтобы искупить оскорбление, которое ты мне нанес, возвышаясь над владетельным князем, но я, приму во внимание твой юный возраст и дам тебе возможность стать мужчиной…
— Я посол!
— Да какой ты посол? — я улыбнулся: — Или, всё-таки, посол, каждое, произнесённое которым слово, можно считать словом старейшин этого посёлка? Что ты там мне говорил? Никогда не склоняли голову, никогда никому не платили? Давай поспорим? — я протянул руку и кивнул, стоящему рядом, поручику Галкину.
— Разобьешь?
Парень на всякий случай спрятал руки под зад и замотал головой, изъявляя нежелание спорить.
— Ну вот, а я хотел немного денег подзаработать, пару мешков золота. — я покачал головой: — Ну, если ты не споришь и не посол, тогда беги в свою деревню и скажи, что я жду настоящих послов, полномочных. И я не готов ждать долго. Знаешь, что такое минута? Не знаешь? Плохо. Так вот, через тысячу ударов сердца я пошлю своих сердитых солдат на штурм ваших стен.
Глава 16
Глава шестнадцатая.
В пятнадцать минут, конечно, правители оазиса не уложились, поэтому я дал команду двум ротам перебежками двигаться вперед, а потом подвесил над оазисом магический фонарь, что мгновенно осветил большой кусок невысокой стены, людей, стоящих на стенах.
Бойцы успели занять рубеж в триста метров и готовились открыть огонь, когда калитка в стене вновь распахнулась, оттуда с трудом вытащили массивный паланкин, в который закинули какого-то деда, после чего несколько здоровых мужиков натужно потащили эти носилки с будкой в нашу сторону. За носилками торопилась группа поддержки, человек десять, видимо, не таких важных, как старик в паланкине.
— Иван Лукич, отставить открытие огня. — повернулся я к Галкину: — Пусть пока окапываются. И лошадку, что у мальчика забрали, пусть приготовят. Надо будет вернуть, а то нехорошо получилось.
По недолгому размышлению я приказал подать мой веломобиль, в который и уселся рядом с вестовым.
— Давай, боец Полянкин, посильней налегай на педали, подвези мою светлость к этим дедам с ветерком.
Деда выгрузили из паланкина прямо перед передовой цепью моих кавалеристов, что, не обращая внимание на столпившихся перед ними представителей оазиса, деловито окапывались, роя лопатами то, что когда-то, в другом мире называли индивидуальными ячейками.
— Князь Олег Александрович, я, недостойный Юнус, сын Фатха, приветствую тебя от лица совета старейшин оазиса Кёкирек, приветствую тебя.
Хотелось пошутить насчет того, почему на встречу со мной не отобрали достойного, но вовремя прикусил язык. Вероятно, это какой-то местный оборот речи, а поругаться с этим дедом я еще успею, поводов у меня будет хоть отбавляй.
— И я приветствую вас, почтенный и благодарю богов, что на моем жизненном пути одарили меня встречей с таким мудрым и достойным человеком.
— Что привело могучего правителя со таким огромным войском в наши места?
— Разве это огромное войско? Это моя охрана, а еду я проведать своего приятеля князя Слободана Третьего…
— Да, да…- сочувственно зацокал языком аксакал: — Наслышаны мы о той беде, что приключилась с вашим другом, светлейший князь…
— О какой беде вы говорите, уважаемый Юнус, сын Фатха?
— Ну как-же, светлейший Олег Александрович, неужели вы не слышали? Сват его, хан Бадр…
— А вы об этой безделице, уважаемый Юнус…- я отмахнулся рукой: — Для того богами нам и даны родственники, чтобы сначала ссориться, а потом мириться. Но разговор не об этом…
— Да, да, светлый князь…
— Старик, почему ты лебезишь с этим оборванцем…- от группы сопровождающих Юнуса отделился молодой юноша, на котором была накинута пара халатов с дорогой вышивкой. Руки его украшал десяток колец, но только, если камни на моих кольцах и браслетах были напитаны магией, то на руках этого дерзкого типа были просто драгоценности, то есть, камни без крохи магии:
— У нас за стенами пятьсот джигитов, мы разгоним эту шваль не вынимая сабель из ножен. Наш брат Бадр скоро поведет через нас караваны рабов, а нам даже уезжать из дома не пришлось, к нам наши рабы сами пришли.
— Переговоры закончены…- оборвал я юного выскочку: — Через пять минут, кто не уберётся отсюда, будет убит, время пошло.
Юнец, дико вращая глазами, сорвавший конструктивный разговор схватился за позолоченную рукоять, дорого украшенной сабли, но его более старшие товарищи подхватили безумца под локти и потащили в темноту, в сторону ворот, за ними поспешили большая часть «делегации». Старик, тяжело кряхтя и досадливо кусая губы, полез в паланкин, но замер от звука моего голоса.
— Юнус, сын Фатха, я вижу, что ты разумный человек. Собери тех, кто также разумен, как и ты, соберите свое добро в одном месте, запритесь и нарисуйте на дверях косой крест, и тогда мои воины не тронут тех, кто будет укрываться за такими дверями…
Юнус еле заметно кивнул и, опираясь на руки носильщиков, влез в паланкин, после чего его быстро потащили к воротам оазиса.