— Господин, был ли удачен твой день? — на галерее второго этажа, стояла, опираясь на рычажную винтовку, Гюлер, одетая по-восточному, из-за которой, испуганно выглядывали ее служанка и несколько горожанок.
— Ну, если не считать вот этого безобразия…- я с облегчением привалился к стене и обвел рукой беспорядок на первом этаже: — То у меня все благополучно. У вас что здесь произошло?
— Сначала ко дворцу прибежали моряки, которые убили часовых, сломали замки на дверях в подвал и освободили команду купца Калашникова, что там сидели. Потом купцы Калашников и Гринев начали спорить. Гринев кричал, что надо ворваться во дворец и спросить с меня и моих девок за все, а Калашников кричал, что я того не стою, и надо бежать к кораблям. Спор их разрешил мой блистательный отец. — Гюлер гордо вскинула голову:
— Который с сотней своих богатырей прискакал к моему дворцу, и начал рубить речников, которые бросились в кусты роз, тем и спаслись. После чего хан Бакр велел своим людям сломать двери и на своем любимом белом коне въехал в залу дворца. Пока происходили эти события, я загнала всех, работавших сегодня во дворце, женщин на второй этаж, разбила ту красивую стекляшку и из-за всех сил надавила на шляпку гвоздя, на которую ты вчера указал, мой господин. После чего я взяла свою любимую винтовку и стала ждать своей участи.
Мой отец, увидев, что во дворце ничего особо ценного не осталось, потребовал, чтобы я спустилась к нему, встала на колени и просила прощения, на что я ему ответила, что великие воины берут сами всё, что хотят. Мой блистательный отец пообещал перед своими ближниками, что привяжет меня за волосы к своему стремени и в таком виде притащит в его столицу, после чего направил своего коня на лестницу. На середине лестницы, как и предсказывали вы, мой господин, ступени и перила рухнули, придавив и моего блистательного отца и его любимого коня Сырту. Конь своим крупом сломал отцу ногу, его батыры бросились его вытаскивать, но я начала стрелять, так как хотела, чтобы отец остался в моем доме и вы, наконец, познакомились. Но, пока я перезаряжала винтовку, личная охрана отца, те, кто остался, успели вытащить хана Бакра из-под обломков, и они ускакали, а Сырту я застрелила, уж больно жалобно он кричал. Простите меня господин…
Девушка поклонилась, после чего взглянула мне прямо в глаза и улыбнулась уголками губ: — Я скверная хозяйка и недостойна вас. Я который день не могу навести порядок в подаренном вами доме и не умею принимать гостей. Прогоните меня, так как я недостойна находиться рядом с вами.
Свадьбы, как таковой, у нас не было.
На закате, в присутствии солдат, офицеров и горожан, мы принесли брачные клятвы у идолов наших богов, после чего обменялись кольцами. Ну, как обменялись. Кольцо, которое надела на мой палец Гилюр, незадолго до этого, передал ей я, так как своего золота у девушки не имелось. Папа Бакр в свое время этим не озаботился, ведь он отдавал «любимую дочурку» за княжеского наследника, чтобы получать, а не отдавать. А те подарки, что получила Гилюр от своего мужа, после развода были у нее изъяты, все до единого. Как пояснил ей бывший свёкор, Мешко Слободанович дарил молодой жене украшения, числящиеся в казне, а не свои личные, поэтому они, после расторжения брака должны быть возвращены в княжескую казну, как государственное достояние.
Я же надел на свою суженую с десяток магических колец, на каждый пальчик по одному, а на шею свою гривну, с десятком драгоценных камней, до предела накаченных магией. На гривну было повешено заклинание, включавшее автоматически магический щит, при появлении в пяти шагах от тела девушки быстро летящего предмета, будь то пуля или стрела. Понимаю, что не густо, но, как говорится, чем могу…
Жизнь в эту суровую пору была слишком быстротечна, рождение, жизнь и смерть были настолько связаны друг с другом, что никаких косых взглядов от того, что вчера ночью я возлег на широкое ложе с молодой женой, а сегодня мы хороним жертв вчерашнего боя, не было. Жизнь заставляла торопиться, тем более, что завтра на рассвете я покидал городок Зайсан, переименованный мною в Верный. В городе оставался сводный кавалерийский полк под командованием Галкина Ивана Лукича, на утреннем разводе получившим погоны штабс-капитана, и моя жена, которая клятвенно обещала мне, к моему следующему приезду, навести наконец порядок во дворце и принимать мужа, как полагается. А пока мы стояли в толпе народу, с болью в сердцах глядя, как несут мимо нас завернутые в серые саваны тела погибших. Знаю, знаю, что положено в домовинах, но не было здесь столько дерева, чтобы обиходить всех покойников. Зато холм, на окраине города, получится славный, и вознесется его вершина над, окружающей его, степью, ибо нечего пленным степнякам попусту проедать казенный паёк. Через несколько дней вернусь за ними, разобравшись с замятней в поселке Свободный, после этого всеми силами и с пленными, отправимся мы в княжество Булатовых, где некоторых непрошенных гостей с нетерпением ждёт ударный труд на руднике или в угольной шахте, кому что нравится. Да и пора мне государственными делами заняться, например, переименовать мою самопровозглашенную державу…
Черти меня забери, а мимо нас все несут и несут завернутые в холстину тела тех, кто был зарублен на улицах городка прорвавшимися туда кочевниками. И, слава богам, что перед боем я переместил наш стихийный лазарет вместе с веломобилем и идолами поближе к месту схватки, в основной вагенбург, чтобы плечо доставки раненых к благодатной ауре богини Макоши было покороче, так как благотворное влияние идолов на здоровье раненых доказано многократно. А если бы они остались возле дворца, тем более, что Гюлер предлагала разметить раненых на первом этаже во дворце… Наверное, мертвых тел сегодня было бы в два раза больше, уж кочевники бы постарались рассчитаться за свое поражение на беспомощных людях.
Наконец, скорбная процессия закончилась, тела были уложены в яму, над которой завтра, силами пленных, начнет вздыматься погребальный курган, а народ начал рассаживаться у разложенных в траве рушниках, куда ставили блюда, чаши и кубки, бутылки и просто деревянные доски с едой и напитками, собравшиеся рассаживались по им ведомым принципам рассадки, а я терпеливо ждал.
— Друзья мои, братья и сёстры…- я встал и заговорил под мгновенно стихшие разговоры. Сегодня, до погребения, армия, а потом, и обыватели были приведены к присяге, в присутствии, обязательных уже, божественных идолов, в ходе которых десяток человек потеряли сознание. И их отнесли и разместили под охрану в небольшой домик недалеко от дворца. Сейчас проводим души невинно убиенных, а потом я наведаюсь в этот домик, где в присутствии подчинённых начальника контрразведки княжества Бородаева Аскольда Трифоновича, парочку из которых я взял с собой в поход, я и задам вопросы этим гражданам, почему, в этот важный для всех жителей княжества день, они не смогли произнести слова личной присяге своему князю, и не требуется ли этим гражданам срочно сменить местный климат на другой, более подходящий для них, например, погрузиться в атмосферу соляных пещер, или произвести высокотехнологическую медицинскую процедуру в виде трепанации черепа на отечественном оборудовании. Ну, все это будет после тризны, а пока тысячи людей напряженно ждут, что скажет им новый правитель…
— Друзья мои! В этот горький для нас всех час, когда мы провожаем в лучший мир дорогих для нас людей, я обещаю, что никто из виновников не останется безнаказанным. Предателей речников я утоплю, всех и каждого, как бы далеко они не пытались спрятаться. Хана Бакра и каждого из тех, что рубил безоружных людей на улицах нашего города ждет не менее ужасная судьба. Степь бескрайня, но я приложу все силы, чтобы не один из этих зверей не был забыт и всех их постигла заслуженная каждая. Но месть — она для мертвых, для тех, кто ушел из этого мира навсегда и ждет нас, в наш срок, там, за кромкой, а для живых я тоже хочу кое-что пообещать…
Несмотря на наши потери, на весь ужас, что за последние дни пережил город Зайсан, мы стали сильнее, мы стали могущественней. И сегодня я хочу перелистнуть страницы в книге судеб каждого из вас, и начать все с чистого листа. Сегодня я нарекаю ваш город Верным, а все мои земли. Что я собираюсь объединить в единое целое, я нарекаю Великим княжеством Семиречье. И чтобы соответствовать этому новому, многому обязывающему названию, я обещаю, что через год вы не узнаете свой город. Сюда придет железная дорога, телеграф, здесь прудит проходить постоянная ярмарка и купцы из дальних мест, о которых вы даже не слышали, будут продавать и покупать здесь свои товары. Все это будет, только храните верность вашему княжеству и работайте усерднее, и боги будут милостивыми к вам.
Глава 25
Глава двадцать пятая.
И вот опять скрипят стальные колеса велосипедов по выжженной, до каменной твердости, степной земле, изредка шурша о скукожившуюся траву — я, с сотней велосипедистов, напрягая ноги и обливаясь потом, двигаюсь к поселку Свободный, с максимально возможной, в этих условиях, скоростью. Почему со мной всего сотня человек? Так бывшая пехота князя Слободана к длительным велосипедным маршам не приспособлена, а оставлять город Верный под защитой бывших чужих солдат, хотя и присягнувших мне, я не рискнул. Вот и набрал я с бору по сосенке тех, кто, более-менее, умел крутить педали, да и рванул в сторону Свободного, оставив в Верном максимальное количество лояльных мне людей. Спросите, почему не взял с собой конный эскадрон, что достался мне в наследство от Слободана? По официальной версии, которую я озвучил на очередном совещании, кавалеристы очень заняты выпасом многочисленного табуна верховых и тягловых коней и прочих животных, что в качестве трофеев достались мне от воинства хана Бакра, почитай больше тысячи голов разнообразной скотины, которая и не нужна мне в таком количестве. Уже всю траву подъели на лугах возле города, жадные обжоры. Да и боюсь я пока водить в засохшую степь кавалерийские отряды. Просто постоянно вспоминаю, сколько воды выпила моя лошадь, когда мы с ней впервые оказались в безводной степи, и боюсь, что на сотню лошадей я воды в этой местности не найду. Да и вообще, как дитя века моторизации и механики, я крупных животных опасаюсь, стараясь любить их на расстоянии. Поэтому, первым заданием, которым я озаботил при расставании свою молодую супругу, было — срочно обследовать все это многочисленное стадо или табун, и принять меры к тому, чтобы на мне оно не висело. Продать, раздать, подарить — делай дорогая, что хочешь, но зимой я не хочу судорожно перераспределять сено и прочий фураж, чтобы кони не начали дохнуть от бескормицы. Озадачил я супругу, ту самую, что долго бежала, держась за луку седла моего коня и заливала слезами серебряное стремя моего коня… Да вру я все, нет на моем велосипеде серебряных стремян, и не бежала ханская дочь за моим велосипедом. Помахала из окна дворца и пошла обдумывать мое задание, что я поручил ей, как человеку, разбирающемуся в пастушеской жизни.