Бытовое насилие в истории российской повседневности (XI-XXI вв.) — страница 24 из 46

[378] Именно поэтому требуется новый уровень ее осмысления.

Для этого важно обратиться к обсуждению уже имеющегося опыта и попытаться реконструировать те идеи, которые появились раньше. Разумеется, их следует критически переосмыслить, поместив в соответствующий исторический контекст и связав с конкретными лицами и обстоятельствами. Полезными могли бы оказаться следующие вопросы: каким образом формулировали проблему инфантицида основные участники развернувшихся дискуссий? Как это было связано с их гражданскими убеждениями и профессиональными интересами? Какие решения проблемы предлагались?

Инфантицид в поле зрения историков и других специалистов

Проблема детоубийства из-за ее сложности и многогранности обсуждается представителями разных областей знания. Кроме того, она неизменно является темой обывательских разговоров и журналистских интерпретаций. В зависимости от того, какой из ее аспектов выходит на первый план, инфантицид принимает черты уголовно наказуемого преступления, социального явления или естественнонаучного факта. С точки зрения критической социальной теории феномен инфантицида является артефактом и конструируется средствами дискурса.

К настоящему времени сложилось несколько устойчивых дискурсивных стратегий обсуждения проблемы инфантицида. Как правило, они практически не пересекаются между собой, хотя иногда открывается возможность для их сближения, что позволяет рассматривать инфантицид в рамках междисциплинарного диалога. Тем не менее каждая из этих стратегий вполне самостоятельна и обычно претендует на более или менее полную презентацию данной проблемы. Сегодня существует не меньше пяти направлений для развития дискуссий об инфантициде. Некоторые из них опираются на устойчивую и давнюю традицию восприятия данного явления. Коротко охарактеризуем каждое из них.

Прежде всего, юридическое восприятие инфантицида. Оно представляет инфантицид как одну из разновидностей уголовных преступлений против жизни человека и формируется на базе представлений теоретиков и историков уголовного права, криминалистов и криминологов, судей и работников правоохранительных органов. С учетом той значимости, которую имеют для остальных членов общества представления этих специалистов, юридическая интерпретация традиционно влияет на популярное восприятие инфантицида.

Юридическая трактовка восходит к первым законодательным нормам, сформулированным не один век назад. В России и в западных традициях уголовного права детоубийство обычно определяется как убийство матерью новорожденного ребенка. Современная юридическая трактовка инфантицида в России представлена в статье 106 Уголовного кодекса, принятого в 1996 г. В советский период ни один из трех действовавших кодексов не квалифицировал инфантицид в качестве самостоятельного вида преступления. Однако советские юристы не оставляли случаи детоубийства без внимания и имели о них вполне определенное мнение. В свою очередь, советская юридическая традиция восприятия инфантицида опиралась на нормы уголовного права и криминологические концепции, разработанные в дореволюционный период, а гс были тесно связаны с правовыми идеями Запада.

За последнее столетие появилось очень много юридической литературы об инфантициде, позволяющей дать детальное объяснение многих сторон этого явления. Характерной чертой большинства работ, публикуемых юристами, является стремление рассматривать инфантицид с учетом исторических, социальных и медицинских его особенностей. Однако эти черты неизменно уходят на задний план, когда речь идет о самой сути явления. Для юристов детоубийство — это преступление, лишение человека жизни. В своей статье мы не ставим себе задачу сделать обзор всех имеющихся работ юридического содержания, а просто констатируем их наличие и рост интереса названной категории специалистов к проблеме детоубийства в последние годы.[379]

Наряду с юридической трактовкой инфантицида на протяжении уже более чем столетия существуют медицинские и медико-психологические интерпретации. Врачи первоначально вынуждены были обсуждать данную проблему в качестве приглашаемых в суд экспертов, как правило, толковали се, ориентируясь на юридические интерпретации. Тем не менее с самого начала уникальность позиции, которую они заняли как эксперты, позволила им предложить собственную оригинальную трактовку. Имея дело и с трупами новорожденных, и с женщинами, обвиняемыми в детоубийстве, медицинские эксперты воспринимали инфантицид в двух проекциях: как возможную причину гибели только что появившегося на свет человеческого существа и как следствие неких состояний, определяющих поведение и действия матери младенца. Экспертам-ме- дикам обычно приходилось совмещать обе эти проекции, чтобы прийти к установлению факта инфантицида, и в этом случае все внимание фокусировалось на матери, чье поведение им следовало объяснить ясным и непротиворечивым образом. Поскольку убийство кровного родственника, тем более ребенка, традиционно воспринималось как противоестественное поведение и отклонение от социальной нормы, то и медики склонились к тому, чтобы рассматривать женщину-детоубийцу как ненормальную или, во всяком случае, личность, испытывающую временные психопатологические состояния.

Медицинская и медико-психологическая литература об инфантициде представлена огромным количеством текстов описательного и аналитического характера. И в России, и в других странах объем такого рода литературы продолжает расти.[380] Даже в рамках отдельных периодических медицинских изданий уже накопилась богатая библиография публикаций об инфантициде. Показателен пример British Medical Journal,[381] на страницах которого статьи на эту тему публикуются почти полтора столетия.[382]

Если юристы и медики трактуют инфантицид как некую форму отклонения от социального поведения, то для биологов, которые обратились к обсуждению данной проблемы позднее, истребление потомства — это явление, присущее не только человеческому обществу, но и миру животных. Отсюда ставятся вопросы о том, правомерно ли считать инфантицид чем-то противоестественным. Одним из первых в XX в. вопрос о инфантициде у животных поставил российский биолог-дарвинист В. Л. Вагнер, чья работа «Психология размножения и эволюция» вышла в 1922 г. Вагнер рассматривал инфантицид как случай непримиримого противоречия между биологическими интересами матери и потомства, когда самки животных, спасая свою жизнь, вынуждены бросать детенышей, обрекая их на гибель.[383] В последующие 50 лет его идеи в данной области почти не привлекали внимания, пока в начале 1970-х гг. американка С. Харди, изучавшая в Индии поведение обезьян-лангуров, не сосредоточилась на этой проблеме. В своих исследованиях она доказывала, что инфантицид у лангуров является регулярной практикой, к которой прибегают самцы, чтобы обеспечить возможность сохранить собственное потомство и уничтожить потомство самцов-конкурснтов.[384] Предложенная Харди гипотеза давала новую жизнь дарвиновской концепции полового отбора и удачным образом решала некоторые трудные вопросы эволюционной теории, в частности вопрос о причинах уникальных репродуктивных свойствах человеческого рода, благодаря которым женщины являются единственными среди всех самок приматов, способными к круглогодичному зачатию потомства. По мысли Харди, эта особенность женского организма стала результатом эволюционного ответа женщин на инфантицид, практикуемый самцами-приматами.

Выводы Харди встретили возражение со стороны Дж. Боггсе, предложившей рассматривать инфантицид у лангуров не как биологическую норму, но как пример поведенческой патологии, вызванной ухудшением экологической обстановки, в которой обитают популяции индийских лангуров.[385] Дискуссия этих двух американских приматологов породила интерес к проблеме со стороны других западных ученых, и впоследствии были описаны многочисленные примеры инфантицида у других видов — от рыб и птиц до млекопитающих.[386]

Споры Харди с ее оппонентами стали важной вехой в истории биологии. Благодаря им в науку была вписана еще одна важная страница, повествующая о том, что до сих пор считалось свойственно только людям — способность уничтожать собственное потомство. Впрочем, как показала Д. Харауэй, эти споры не были только формой борьбы за научную истину, но и оказались откликом ученых 1970—1980-х гг. на политические дискуссии о семейном насилии и репродуктивных свободах, инициированные феминистками.[387]

Этнографические интерпретации инфантицида восходят ко временам первых исследователей, собиравших разнообразную информацию о народах и особенностях их культуры. При желании их можно возвести к трудам Геродота или Плутарха, оставивших некоторые сведения на этот счет в античном мире. Вплоть до XIX в. такие исследования преимущественно были делом любителей и лишь затем стали занятием ученых. С тех пор и до настоящего момента этнографические и социально-антропологические сведения об инфантициде постоянно приумножались. Именно они оказались фактологическим источником для тех юристов и медиков, которые первыми начали писать работы о детоубийстве в XIX в. В течение последнего столетия этнографы пополнили копилку знаний об инфантициде в культуре различных народов, в особенности тех, что живут за пределами западного мира.

С точки зрения этнографов, инфантицид представляет собой одну из форм регулирования рождаемости, которая с давних пор практиковалась людьми наряду с тремя другими — фетоцидом (абортом), контрацепцией и воздержанием. Избегая прямых оценочных суждений о данном явлении, этнографы в силу свое