Классифицируя причины, которые приводили к смерти новорожденных, эксперты соглашались с тем, что по численности первую группу детоубийств занимают детоубийства по неосторожности, вторую — детоубийства действием, а затем — задушение без знаков насилия. Кроме того, смерть ребенка могла наступить в результате еще одной группы причин, никак не связанных с перечисленными выше, например, по недоразвитости младенца, его физической слабости или от замотанной на шее пуповины. Такую ситуацию медики вообще отказывались квалифицировать как убийство, а видели в ней несчастный случай, результат определенных физиологических состояний.
Таким образом, будучи призваны проводить экспертизу, позволяющую дать достоверную информацию о факте детоубийства, медики нередко показывали, что трудно провести границу между умышленным убийством новорожденного, неосторожностью матери, приведшей к его смерти, и особыми физиологическими состояниями матери и младенца, которые невозможно было предвидеть и предотвратить.
Еще одной стороной судебно-медицинской экспертизы в делах но детоубийству было освидетельствование обвиняемых женщин-дето убийц на предмет их психического состояния. Такая работа требовала специальных психиатрических знаний, но психиатрии как особой медн цинской науки в России в 1860-е гг. еще не существовало. Однако такого рода экспертиза в судах велась, и выполняли ее обычные доктора общей практики. Задача экспертов в этом случае состояла в том, чтобы выяснить, по каким причинам мать допустила смерть новорожденного младенца. Было ли это сознательным намерением или оплошностью, вызванной какой-то психологической характеристикой обвиняемой?
Работа в этой области также поставила медиков перед трудной задачей. Если женщина имела намерение уби гь ребенка, но не хотела разоблачить себя, то обнаружить это медицинская экспертиза не могла. В результате эксперты были готовы признавать, что женщина причинила смерть младенцу по причине того, что была в обмороке или без памяти в момент, когда произошло убийство. Обсуждая проблему инфантицида с этой стороны, медики обновили привычный портрет женщины-детоубийцы. Они стали говорить о «родильном шоке», «родильном синдроме», «временном помрачении сознания» и даже о «безумии» у детоубийц.
Хорошим примером психиатрической трактовки причин детоубийства можно считать случай с крестьянкой Варварой Ероховой из Тамбовской губернии. В декабре 1863 г. она бросила в печь своего двухнедельного сына. Анонимный врач, проанализировав данный случай, доказал, что убийство мальчика было совершено в состоянии глубокого умственного расстройства. В качестве доказательств безумия Ероховой выдвигались сообщения соседей о странности ее поведения, которое состояло в том, что у крестьянки наблюдали «какую-то задумчивость и перемены в лице». По мнению специалиста, изучавшего произошедшее, у Ероховой не было никаких мотивов для того, чтобы сжечь своего ребенка, следовательно, она совершила детоубийство в состоянии «временного и преходящего сумасшествия».[441] Однако автор статьи не представил подробного описания личности женщины, а также не охарактеризовал более полно атмосферу в се семье, взаимоотношения с мужем и свекровью, которые, конечно, могли явиться мотивом для совершения детоубийства.
Оценивая Варвару Ерохову как утратившую рассудок, анонимный доктор, писавший в 1866 г., по-видимому, руководствовался следующей логикой: нормальная мать не может убить ребенка, поскольку ей присущ врожденный материнский инстинкт, значит, убийство было совершено ненормальной матерью, чей материнский инстинкт был подавлен какими-то внешними причинами. Но что это были за внешние причины?
Наиболее распространенный ответ состоял в том, что такой причиной была социальная среда, т. с. отношение к женщине со стороны родственников и соседей. Случай Ерховой здесь нс был показателен. Она была замужем и жила в семье мужа. Однако во многих других примерах о влиянии социальной среды и ее давлении на материнский инстинкт говорилось более ясно.
Дело крестьянки, имя которой было скрыто за инициалами Т. 3., все ставит на свои места. Т. 3. родила вне брака, а сс ребенок был незаконнорожденным. Стыдясь позора и осуждения со стороны соседей, Т. 3. избавилась от него.[442] Т. 3. поступила так, как и Елена Карвансн. И скорее всего так поступало большинство незамужних женщин в русской деревне, которые избавлялись от своих незаконнорожденных детей подобным способом. Движущей силой детоубийства в этом случае был стыд незамужних молодых женщин перед окружающими.
Делая акцент на стыде и страхе позора у незамужних матсрсй-дето- убийц, медики тем самым следовали традиционному объяснению, которое разделяли и юристы. В этом стыде они даже видели залог нравственного поведения. Один из авторов «Архива судебной медицины», доктор, который подписывался инициалами «М. Г.», утверждал, что желание незамужней роженицы избавиться от незаконнорожденного ребенка вовсе не безнравственно: «Безнравственная женщина никогда нс может быть доведена до такого плачевного положения, потому что она совершенно равнодушна к своему позору; но та, у которой сильно чувство бесчестия, часто бывает лишена силы переносить <...> борьбу с беспомощным состоянием, угрожающим всей ее жизни <...> Будь она при другой обстановке жизни, она могла бы сделаться нежною и безукоризненной нравственности женой и хорошей матерью для своих детей».[443]
Акцент на роли внешних обстоятельств, подчеркивание значимости чувства стыда и страха позора побуждали доктора М. Г. не считать инфантицид преступлением: «Инфантицид не следует приравнивать к убийству, так как в случае детоубийства отсутствует умысел и совершается оно иод воздействием эмоций и физического страдания».[444] С ним был солидарен и докгор А. А. Жуковский из Полтавы, полагавший, что женщина, обвиняемая в убийстве детей, действовала нс под воздсйст- висм холодного разума, а под влиянием чувств: «не видно предварительного умысла и заранее составленного плана».[445]
Вообще, рассматривая инфантицид как следствие особого психического состояния, медики тем самым были не склонны проводить существенных различий между матерями-дстоубийцами и примерными матерями. Более того, они подчеркивали, что всякая женщина из народа, которой приходится рожать, испытывает одни и тс же проблемы, особенно если это первородящая молодая крестьянка или незамужняя молодая женщина. Тем самым медики указывали на то, что причины, побуждающие женщин совершать детоубийства, лежат в условиях жизни, сказывающихся на их душевном состоянии. Но раз так, то можно ли считать инфантицид преступлением?
Влияние внешних обстоятельств на причины инфантицида отмечались докторами и в более поздний период, в 1890-е гг. Подробный обзор этих внешних обстоятельств дал доктор С. Глебовский, описавший ситуацию в Лифляндской губернии. По сложившейся уже традиции Глебовский указывал на психологический срыв, сопровождающий рождение ребенка в неблагоприятных условиях, «часто в родах скрытых»,[446] и на обморочное состояние обвиняемых. Из-за таких условий мать-детоубийца не обладает психологическими ресурсами и не способна контролировать свои действия. Например, при своих первых родах женщина часто теряет сознание или впадает в беспричинный гнев против любящего супруга и новорожденного младенца. «Часто рождение ребенка наносит душевную травму невежественной незамужней крестьянской девушке, рожающей в одиночестве в каком-нибудь грязном амбаре или помещении для скота, находящейся на грани безумия от боли и страха».[447]
Глебовский подчеркивал совершенно неприемлемый, антисанитарный характер условий, в которых приходилось рожать крестьянкам: в хлеву, в полях во время сенокоса, на берегах рек, в хозяйственных пристройках. Описывая отчаяние матерей и отсутствие в их действиях преступного умысла, доктор из Лифляндии нарисовал реалистическую картину того, как все это происходило: «...пуповина рвется руками, пере- фызастся зубами <...> так как не всегда в этот момент под рукою оказывается какой-нибудь режущий предмет».[448]
В 1908 г. в Варшаве была подготовлена обширная медицинская диссертация по вопросам о детоубийстве и аборте. По своему объему и теоретической значимости этот труд был схож с наиболее важными работами на ту же тему, выполненными юристами. Автор диссертации доктор Артур Грегори проанализировал десятки дел о детоубийстве, разбиравшихся Варшавским окружным судом в первые годы XX в., и в известном смысле отразил обобщенный взгляд медиков на проблему.
Главный акцент Грегори сделал на причинах инфантицида как социального явления. Наряду с традиционными уже психологическими факторами он указал на отсутствие должной помощи роженицам, что приводит к совершению преступления и служит верной причиной гибели младенцев. Он подробно описал, в каких условиях рождались крестьянские дети: хлев, поле, сарай, лес, берег реки, без помощи со стороны родственников, без должного ухода. Отсюда и огромная смертность. По его оценкам, из-за плохого ухода умирало до трети новорожденных детей.[449]
Несомненно, эти картины первобытных условий, в которых происходили роды у крестьянских женщин, были поводом сделать вывод о том, что ситуация нуждается в изменении. Грегори, как и другие российские врачи начат XX в., бьш в ужасе от этих бесчисленных детских смертей в сельской России, и предотвратить их никак не удаваюсь. Чтобы снизить процент смертности, улучшить плохой уход за новорожденными и не допустить обдуманного или случайного детоубийства, нужно бы