Почему в сосняке снег лежит, а в ельнике уже нет? Речь идёт о верховом болоте с редкими соснами. Зимой верховые болота заметаются снегом гораздо сильнее, чем густые ельники с развесистыми кронами. Разница в толщине снежного покрова очень существенная. Снег на верховых болотах весной лежит дольше, чем в ельниках. Если сравнивать настоящие сосновые боры с ельниками, то картина будет обратной. В светлых борах снег сходит быстрее, чем в тёмных ельниках. Кроны у сосен не столь густые, как у елей, и бор насквозь просвечивается солнцем.
И вдруг в этой прозрачной и затаившей дыхание тишине тяжёлые, грузные, нечеловеческие шаги! Всплески воды и позванивание льда. То-пы, то-пы, то-пы! Будто тяжело гружённая лошадь с трудом тянет по болоту воз. И сразу же, как удар, ошеломляющий грохочущий рык! Дрогнул лес, качнулась земля.
Тяжёлые шаги затихли: послышались лёгкие, суматошные, торопливые.
Шажки лёгкие догоняли тяжёлые. Топ-топ-шлёп – и остановка, топ-топ-шлёп – и тишина. Торопливым шажкам нелегко было догнать неторопливые и тяжёлые.
Я прислонился спиной к стволу.
Под ёлками стало совсем темно, и только мутно белело между чёрных стволов болото.
Зверь рыкнул опять – как из пушки грохнул. И опять охнул лес и качнулась земля.
Я не выдумываю: лес вправду дрогнул, земля вправду качнулась! Лютый рык – как удар молота, как раскат грома, как взрыв! Но не страх порождал он, а уважение к его необузданной силище, к этой чугунной глотке, извергающейся, как вулкан.
Лёгкие шажки заторопились, заторопились: зачмокал мох, захрустел ледок, заплескала вода.
Я давно уже понял, что это медведи: дитё и мама.
Дитё не поспевает, отстаёт, а мама чует меня, сердится и волнуется.
Как медведица почуяла человека? Неужели она шлёпает непослушного медвежонка? У медведей острый слух и прекрасное обоняние. Медведица могла услышать шаги человека и почувствовать его запах. Медвежата действительно иногда получают шлепки от мамаши. Например, разыгравшись, путаются под ногами. Они любопытны, часто суют свой нос куда не надо. В данном случае медвежонок, по-видимому, приотстал от удаляющейся мамаши. Она подтолкнула его лапой. Малыш взвизгнул. Не столько от боли, сколько от обиды.
Мама предупреждает меня, что медвежонок тут не один, что она близко, что лучше его не тронь.
Я хорошо её понял: предупреждает она убедительно.
Тяжёлых шагов не слышно: медведица ждёт. А лёгонькие спешат, спешат. Вот взвизг тихий: медвежонка шлёпнули – не отставай! Вот шаги грузные и лёгкие зашагали рядом: то-пы, то-пы! Шлёп-шлёп-шлёп! Всё дальше, всё тише. И смолкли.
И опять тишина.
Дрозд кончил свистеть. Лунные пятна легли на стволы.
В чёрных лужах вспыхнули звёзды.
Каждая лужа – как распахнутое в ночное небо окно.
Жутковато шагать в эти окна прямо на звёзды.
Не спеша я бреду к своему костру. Сладко сжимается сердце.
А в ушах гудит и гудит могучий зов леса.
Певица
Тем хорош лес, что сколько в него ни ходи, сколько ни смотри и ни слушай, а всё увидишь невиданное и услышишь неслыханное. А увидишь и услышишь – и опять пойдёшь.
Стоял я на тяге. Уж солнце утонуло в лесу, а вальдшнеп всё медлил. И такая была прозрачная тишина, что упадёт хвоинка – и слышно, капля сока с берёзы капнет – слышно. Слышно даже, как муравьи бегут – так и топочут.
В луже лопались пузыри, таинственно и тихо: «Уук! Уук!» Это запевала жаба. И вдруг шумная возня, шорох листьев и писк. Я прислушался. И услышал новую песню!
Краснобрюхая жерлянка
Почему жабы поют? В луже «пела» не жаба, а краснобрюхая жерлянка – маленькая лягушка с красными пятнами на светлом брюшке. «Ук… Ук…» – так «поют» только жерлянки. Жабы вообще не поют, а занудно скрипят.
Будто птичка пела в кустах. Стрекотала и щебетала. Повторяла своё «ци-ци-ци» на разные лады и манеры.
Я слушал и вспоминал. Зарянка не так поёт, дрозды не так свистят. Всех птиц знаю, а такой никогда не слыхал.
Я нагнулся, чтоб разглядеть, но под ольхами загустела тьма, даже видно стало свечение гнилушек. Тогда я включил фонарь. Гнилушки потухли, а там, где они голубели, выдвинулся пенёк. А на том пеньке сидела лесная мышь: усы топорщились, глаза блестели. Погасил фонарь – засветились гнилушки, послышалась песнь!
Поющая мышь – дело неслыханное.
Что ж, буду знать.
И если кто меня спросит, скажу:
– Слышишь? Это поёт мышь!
Что это за мышиная песня? На пеньке сидела не мышь, а лесная мышовка. Мышовки ближе к тушканчикам. Хвост у них длиннее тела, эти зверьки прыгучи и прекрасно лазают. Зимой они впадают в спячку. Судя по описанию, «пела» не одна мышовка. Скорее всего, под пеньком была норка, в которой находились сразу несколько зверьков. Они и пищали на разные голоса.
Пылесос
Старая история: воробей, пока не прилетели скворцы, решил скворечник занять. Напыжился, почирикал для храбрости и нырнул в леток.
Старую подстилку выносил пучками. Выскочит, а в клюве целый сноп. Разинет клюв и смотрит, как сухие травинки падают вниз.
Большие перья вытаскивал по одному. Вытащит и пустит на ветер. И тоже следит: поплывёт перо или штопором вниз закрутится?
Всё старое нужно выкинуть дочиста: ни соринки чтоб, ни пылинки!
Легко сказать – ни пылинки. А пылинку ни в коготках не зажать, ни клювом ухватить.
Вот вынес в клюве последнюю соломинку, вот выбросил последнее перо. Остался на дне один сор. Пылинки, соринки, шерстинки. Кожица от личинок, перхоть от пера – самая дрянь!
Полевой воробей
Получается, кто первый домик занял, тот и прав? У скворцов и воробьёв иногда возникают конфликты по поводу скворечника. Чаще всего этот вопрос решается в пользу скворцов. Они более решительно отстаивают свои права на дощатый домик. Описываемая автором ситуация несколько иная. Скворечник, в который залетел воробей, был пуст. Иногда по необъяснимым причинам скворцам не нравится скворечник. Воробьи не столь привередливы. Такие скворечники становятся воробьиными «квартирами».
Посидел воробей на крыше, затылок лапкой почесал. И в леток!
Я стою, жду.
Началась в скворечнике возня, послышалось жужжание и фырчание. А из скворечника – из всех щелей! – завихрилась пыль. Воробей выскочил, отдышался и опять нырнул. И опять я услышал фырчание, и опять полетела пыль. Скворечник дымил!
Что там у него – вентилятор или пылесос? Ни то и ни то. Сам затрепыхался на дне, крылышками забил, погнал ветер, завихрил пыль – сам себе пылесос, сам себе вентилятор!
Чист скворечник, как стёклышко.
Самая пора свежую подстилку носить. Да поторапливаться, пока скворцы не прилетели.
Скворец
Лебеди
Лебеди раздражённо кивали головами: они сердились, что на них смотрел человек.
Это были лебеди-кликуны, белые, как морская пена, с тонкими строгими шеями и литыми из золота клювами.
Тут и там в небе белые косяки: напряжённо вытянутые шеи, мерные взмахи крыльев.
С неба, с воды, со льдин звучат неумолчные лебединые голоса. В них тонет всё: звон торопливых утиных крыльев, ленивый гогот гусей, заунывные посвисты кроншнепов и радостные взвизги чибисов.
Несколько лебедей сплылись клюв в клюв, потом разом вытянули шеи вверх, раскрыли клювы и затрубили. Хлещут белые крылья, взбивая кипучую пену, всплескивая каскады воды. Огромная кувшинка-лилия на воде из белых тел – лепестков и тонких шей – тычинок! Это знаменитый танец лебедей и лебединая песня.
Почему говорят, что лебеди «трубят»? В зарисовке о лебедях автор допустил много путаницы. «Трубят», издают громкие крики «ганг-го», только лебеди-кликуны. На воде они держат шею вертикально. Лебеди-шипуны шипят и плавают, красиво изогнув шею. А чтобы лебедь и трубил, и изгибал шею – такого быть не может.
Что это за знаменитый «танец» лебедей? Как же они в воде танцуют? «Танец» лебедей описан неверно. Он состоит в красивом движении птиц по воде замысловатыми фигурами. Две птицы то сплываются вместе, почти сближаясь клювами, то грациозно расплываются. Автором описан не «танец» лебединой пары, а конфликт двух самцов. Выясняя отношения, они «трубят», бурунят воду и т. п.
Так лебеди встречают весну.
Каждую весну останавливаются на болотце для отдыха стаи уток и лебедей. Так было испокон веков, так есть и сейчас. И как бы хотелось, чтобы это осталось и в будущем. Ведь нет больше на земле городов, где бы дикие лебеди встречались на конечной остановке трамвая. Да и на всей-то земле осталось лебедей не так-то уж много.
Да и не в том только дело. Что сможет заменить зелёное болотце с белыми лебедями? Не павильон же смеха с кривым зеркалом или площадка для бега в мешках, которые тут хотят выстроить?
На берегу – на краю земли! – можно сидеть часами. Волны воды и ветра. То потянет теплом и водорослевой прелью, то пахнёт пронзительной свежестью синей воды. Блеклый, захламлённый берег, унылая быль у ног и рядом – перед глазами! – синяя сказка с белыми льдинами и белыми птицами.
Медленные вереницы сказочных птиц с изогнутыми шеями плывут вдоль лазоревой кромки льда. Медленные косяки тянут вдоль сизого бока белого облака. С воды и с неба далёкими колоколами плывут лебединые клики. Клики кликунов-лебедей.
Лебеди лежат и стоят на льдинах. Или бегут по воде, натужно устремив вперёд шею и звучно шлёпая широкими чёрными лапами.
Взлетев, плывут над водой, плавно загребая под себя струи ветра. И крылья их поскрипывают, как на шарнирах. А то с лёту плюхаются на волны, воздев крылья, как руки, и буруня воду крутой белой грудью.
Смотрятся ли лебеди, правда, в воду, как в зеркало?