Логово злодея
Тут надо сказать, что деревенька Большая Медведевка на самом деле была вовсе не велика. И находилась она среди прекрасного и огромного леса. Некоторые называли его дремучим. Но это лишь те, кто боится лесов. Кто же их не боится, просто говорит: прекрасный, огромный лес.
Таким он на самом деле и был…
Сперва все шли гурьбой, спокойно переговариваясь. Но через какое-то время Барон настороженно повёл рогами:
– Попрошу соблюдать тишину. Бееезопасность не гарантирую!
И они стали красться, долго всматриваясь в каждое дерево и опасаясь каждого куста. Оно и понятно: ведь лисы – хищники. А если ещё вдобавок зверь окажется крупный, он сможет потягаться даже с коровой! Всё это шелестящим шёпотом сказал Игнатий, и уши его как-то странно вздрогнули.
– Ну, ты уж хватил, дорррогой! – нервно воскликнул Попугай Красавцев. – Не верррится в такие ррроссказни!
Однако с той минуты старался держаться поближе к другу Тихону, который, во-первых, был проверен в боях, во-вторых, вообще был не робкого десятка, а в-третьих, имел прекрасные крепкие зубы.
– Когда вы его увидите, сами обомлеете не меееньше меееня!
Уже совсем на цыпочках – конечно, сколько позволяли ему копыта – Барон Бананович поднялся на вершину довольно крутого лесистого холма и показал рукою куда-то вперёд:
– Вон оно, логово!
Внизу, причём довольно далеко, за берёзовой рощей, видна была… хм, очень симпатичная избушка, покрытая красной черепицей, из трубы вился уютный дымок. Избушка обнесена была оградой.
– Из костей замученных пленников! – сказал Игнатий Заяц тихо.
Господин Овцебык при этом вздрогнул, а Тихон и Попугай переглянулись, потому что забор был из обыкновенных кольев, кстати, очень аккуратно обструганных. Когда же они стали смотреть на избушку в подзорную трубу, которую захватил с собой Барон Бананович, то увидели, что наличники на окнах резные, а в огороде цветут фиолетовые, жёлтые и красно-белые георгины… В общем, как-то не очень это всё было похоже на «логово»!
– Да вы наверх посмотрите! – страшным шёпотом закричал Заяц.
– Маскировался, маскировался, а всё же выдал себя!
– Да! Интеррресненько! – воскликнул Попугай, подкручивая трубу под свои глаза. – Вот он и попался с поличным!
Тишка посмотрел на верх крыши и буквально замер: там сидела… резная деревянная птица!
– Клянусь! – нервно проговорил господин Овцебык. – Это же вылитая жена Ивана Петровича – Кура Клювовна!
И действительно: птица была похожа на жену Ивана Петуха! Тишке, по правде говоря, как-то всё не верилось, что в таком аккуратном домике, с такими замечательными цветами может жить злодей. Но теперь и он стал сомневаться: а вдруг да правда?..
– Надо вот что, – сказал он, – ребятушки, туда подобраться надо, насколько возможно – да и посмотреть на этот «скромный домик» своими глазами.
Ответом ему было молчание.
– Э-э, да вы забоялись, я смотрю?!
– Никто не забоялся! – тут же вспылил Заяц.
– Вот и отлично, вот и хорошо! – заключил господин Овцебык. – Вы вдвоём и ступайте.
– С какой это стати я должен туда идти?.. – начал было Заяц.
– Научный мееетод отбора! – веско объяснил Барон Бананович. – Тихон самый смееелый, а ты быстрей всех бееегаешь!
Заяц не знал, что возразить, а Тишка просто был согласен на риск.
Разведчики
Они спустились с холма, стали подкрадываться к домику лиса.
– Осторожней, брат! Могут быть ловушки! – шептал Игнатий. – Уж я-то знаю: мои предки столько от лисиц натерпелись!
Тишка промолчал. Потому что, если разобраться, зайцы, пожалуй, натерпелись от собак ничуть не меньше.
А ещё он молчал и потому, что ему как-то не верилось в злодейство этого лиса. Место было какое-то совсем не зловещее, не похоже на разбойничий угол, скорее на какой-нибудь дом отдыха. Дорожки в лесу были расчищены, кусты вокруг подвязаны, чтоб ветка не хлестнула путника по физиономии, как это любят иной раз кусты.
Когда же они увидели ограждение, аккуратно выструганное из прутьев и надпись: «Осторожнее, редкое растение КОЛОКОЛЬЧИК ЛЕСНОЙ, просьба не есть и лапами не трогать!», Тихон окончательно понял, что они делают не то.
– Кому ты веришь! – шипел ему в ухо Заяц. – Это же уловки хищника! Однако нас не проведёшь!
Домик был обнесён оградой. Впрочем, она служила скорее для красоты, чем от кого-нибудь защищала. Ну, какая это, в самом деле, защита, когда через неё можно было просто перешагнуть! Игнатий с Тишкой так и сделали… Потом подкрались к одному из окошек. Осторожно заглянули внутрь.
Они увидели довольно-таки странную картину: посреди комнаты в не очень нормальной, излишне горделивой позе с вытянутой вперёд рукой стояла… надо прямо сказать, красивая… даже очень красивая белка. Напротив неё перед мольбертом стоял большой рыжий лис… А кто случайно не знает, что такое мольберт, мы объясним: это специальная подставка, на которой художники укрепляют холст, чтобы писать картину. Лис действительно был с кистью в руках. На голове его был свободный бархатный берет, какие так любят носить художники.
– Вы не устали, моя ненаглядная? – спросил ярко-рыжий художник.
Тишка и Заяц не поняли этого вопроса, потому что белка не мыла полы, не стирала, не готовила, она лишь стояла. Ну, а мы тут объясним, что позировать художникам – это значит стоять абсолютно неподвижно, дело совсем не лёгкое. Попробуйте-ка просидеть, а особенно простоять без единого шевеления хотя бы пять минут, и вы сами всё поймёте!
– Ax, – отвечала белка, при этом ни на сантиметрик не меняя позы, – я бы, по правде говоря, с удовольствием немного прошлась.
– Тогда, может быть, на Серебряный родник? – сказал лис очень нежно. – А то у нас вода для чая кончается…
– С удовольствием!
В этот миг Игнатий весело посмотрел на верного пса и прошептал:
– Они выболтали ценнейшую информацию, парень… Бежим! Теперь дело в шляпе!
Заяц командует
План Зайца был прост и чёток… Это он сам так сказал.
Серебряный родник – в здешних местах очень известное место. В небольшом, но глубоком овражке из-под серого валуна вытекала стеклянная, тонкая, как спица, струйка чистейшей воды. Говорят, целебной, говорят, чуть ли вообще не волшебной… Вернее всего, это было не так. Но то, что чай из той водички получался исключительно вкусный – точно!
К Серебряному вела всем известная, притом единственная дорожка. Вот это как раз и собирался использовать Игнатий Заяц, который вдруг стал главным в охоте на коварного похитителя.
Он быстро раздал всем задания. Тишка должен был отправиться вслед за лисом и его… сообщницей, как выразился Заяц, Красавцеву надлежало взлететь на самую высокую сосну и оттуда «контролировать передвижения противника» – тоже Игнатовы словечки. Они же с Бароном Банановичем должны были срочно найти лопаты!
– Лопаты? – переспросил учёный. – Да нет ничего проще! Надо только съездить в город и уже завтра к полудню…
– Да мне они сейчас нужны, понятно тебе?.. Сейчас!
– Поспешность, как известно, до добра…
– Слушай, Баран… то есть это… Овцебык, ты понимаешь, что они тут появятся, вот на этом самом месте, под этой вот ёлкой, не позже чем через два часа?.. И у них там Кура бедная в каземате сидит, света белого не видит!
– Да я и не возража…
– Так бежим к господину Кроту! Уж у кого у кого, а у него лопат сколько хочешь!
– Верно! – вскричал Барон. – Совершенно перпендикулярное мнение! Бежим!
Пока господин Овцебык говорил это, Игнатий как ни в чём не бывало вскочил ему на спину:
– Помчали же, учёный… хвост мочёный. Время дорого!
Уже через каких-нибудь пятнадцать минут они таким же образом скакали обратно. Только Барон ещё вёз на себе две прекрасные лопаты: ведь кротам, как вы знаете, очень много приходится копать.
– Эй, Степаныч! Что там видно?
– Прррогуливаются! – крикнул сверху Попугай.
– Вернее, аппетит нагуливают… перед куриной лапшой! – Заяц что было сил вонзил свою лопату в землю. – Вот здесь будем копать… За дело, за дело!
Он сел на пенёк, а Барон Бананович принялся рыть яму…
Тишка в это время продолжал успешно ползти за лисом и его спутницей. Он делал это очень ловко, так, по крайней мере, ему казалось. Но, может, дело просто было в том, что лис и белка ничего не замечали, увлечённые своей беседой.
Тишке такие отношения были почти что незнакомы. Правда, однажды, ещё когда он жил не у Дедушки в Бюро находок, а просто на помойке, ему понравилась одна собачка по имени Мотя. Но потом она убежала куда-то с полубоксером, большим коричневым псом, и Тишка порасстраивался денька три, а потом всё позабыл!
Теперь он смотрел на эту явно счастливую парочку, и сердце у него в груди тихо и сладко таяло, словно мороженое, забытое кем-то в тёплый день. Тихону надо было бы подслушивать, что же такое говорят его враги. Однако он всё больше понимал, что подслушивать неловко и что они ему никакие не враги…
Когда яма сделалась уже такой глубокой, что не стало даже видно рогов великого учёного, Заяц приказал:
– Ну, всё, хорош! Теперь вылезай…
Барон Овцебык попробовал это сделать… стал карабкаться по гладким стенам, поскакал-попрыгал. И ничего не добился!
– Что и требовалось доказать! – победным голосом заорал Игнатий.
– Что за беее-зобразие! – возопил несчастный жрец деревенской науки. – Меее-ня здесь оставят?!
– Действительно – безобррразие какое-то пррроисходит! – осуждающе прокричал Красавцев, не слезая, однако, с дерева.
– Да успокойтесь вы, всё продумано. – Заяц вынул из своего рюкзака верёвку, бросил её конец в яму. – Вылезай, наука!
– Не надо меее-ня дразнить! А те-беее стыдно так обращаться с теми, кто…
– Ладно, – сказал Игнатий примирительно, – вылезай. У нас ещё дел полно.
Овцебык, как говорится, поднатужился, поднатужился, вспомнил молодость, когда он жил в горах и скакал со скалы на скалу с лёгкостью молодого бара… то есть альпиниста.