к они встали, спина к спине, Барбара даже на миг обрадовалась, ее растрогало их взаимное доверие, попытка защитить друг друга перед лицом обидчиков. Генри держал клюшку наперевес и попал по руке одному рокеру, слишком близко подъехавшему к нему. Чертыхаясь, тот убрался, сделал большой круг, а потом снова поехал на него. Генри был уверен, что он свернет в последнюю секунду, и не сдвинулся с места, продолжая стоять намертво.
Барбара в ужасе вскрикнула, когда Генри опрокинулся, увидела, как он падает, а они пихают его ногами, проезжая мимо. Он пытался дотянуться до клюшки, лежавшей на расстоянии вытянутой руки, и не мог. Она набрала номер полиции. Описала все, что видела. Назвала адрес.
Прежде чем выбежать на улицу, она снова посмотрела в окно. Там произошли изменения: в середине площадки по-прежнему сидели, скрючившись, Генри и Джо, окруженные мотоциклами, но с разных сторон к ним двигалось все больше и больше мужчин, выходивших из расположенных напротив магазинчиков, из подъездов домов и двух припаркованных грузовиков, даже двое дорожных рабочих выбрались из колодца, вооружились лопатами и примкнули к остальным. Без суеты, спокойно и осознавая свое превосходство, они приближались к кольцу вокруг пленников, Барбара еще успела увидеть, как они скученно шли, толкая друг друга. Не мешкая ни секунды, не выкрикивая ни предупреждений, ни угроз, даже не примерившись и не оценив ситуацию, как то диктовало благоразумие, будто выполняя внутренний долг или поручение, они ринулись в неотвратимую драку.
Второй мотоцикл тоже перевернулся и остался лежать с ревущим мотором, рокер, спотыкаясь, пробовал спастись бегством. Мужские тела переплетались, катаясь по земле. За теми, кто пытался удрать, бросались вдогонку сразу не меньше двух преследователей. В воздухе мелькнула лопата и опустилась на кого-то. Вихляя, подъехал самый отчаянный рокер, притормозил перед поверженным, и тому удалось вскарабкаться на заднее сиденье, но тут же на него обрушился удар, и он свалился.
Когда Барбара склонилась над Генри, помогая ему сесть, шума моторов уже не было слышно, рев последнего мотоцикла затих вдали.
– Ты можешь идти? – спросила Барбара.
– Попробую, – ответил Генри. Пока он, упираясь двумя руками в землю, пытался привстать, замерев на мгновение, Джо подставил ему свое плечо. Кто-то из стоявших вокруг мужчин подхватил его и поднял на ноги, заботливо спросив, куда его отвести. Генри ответил не сразу, прижав кулак к бедру, он сделал несколько пробных шажков на месте и посмотрел в том направлении, в котором исчезли рокеры.
– Они не вернутся, босс, – сказал Джо, – сегодня они кое-чему научились.
– Смотри за своими письмами, – улыбнулся ему Генри и попросил Барбару отвести его домой.
Барбара взяла его под руку, все повернулись в их сторону. Когда стало ясно, куда они направляются, толпа расступилась; с верхних этажей многоэтажек могло показаться, что они идут сквозь шеренгу. На площадке их движение замедлилось, один раз им пришлось остановиться; Генри застыл в нерешительности, очевидно, не рискуя идти дальше. Но Джо как раз притащил ему клюшку, он оперся на нее и с помощью Барбары доковылял до подъезда.
Дома он не внял уговорам сестры и наотрез отказался ложиться, лишь подтащил к окну стул и сел на него.
– Ушибы, больше ничего, – категорически объявил Генри.
Барбара направилась в ванную, не закрыв плотно за собой дверь, подошла к зеркалу и критически осмотрела себя. Генри было видно, как она зачерпнула в ладонь воды и ополоснула лицо.
Он придвинул к себе второй стул и позвал сестру:
– Посмотрим, что там происходит!
Сидя рядом у окна, они увидели следующую картину:
на площадке стояли две полицейские машины, окруженные людьми, которые не хотели расходиться и отвечали на вопросы полицейских или предлагали себя в качестве свидетелей. Можно было догадаться, что они перебивали и дополняли друг друга. Вот они показывают на те места площадки, где происходили события, вот указывают направление, в котором исчезли те, кто еще мог удрать. Полицейские не удивлялись активности свидетелей, один из них делал для себя пометки.
После отъезда полицейских машин толпа постепенно рассеялась, кто-то уходил по одиночке, кто-то группами, время от времени некоторые останавливались, оборачивались и смотрели на окна многоэтажки. Вскоре на площадке никого не осталось, лишь ветер неустанно очищал ее от обрывков бумаги, листьев и пачек из-под сигарет и крутил юлой белый пластиковый пакет.
Словно его знобило, Генри поежился и вздохнул. Барбара с беспокойством взглянула на брата, и когда их взгляды встретились, она улыбнулась и спросила:
– Ну как, тебе лучше?
– Да, – кивнул Генри, – теперь получше.
Барбара встала, чтобы позвонить в бюро находок сказать, что Генри появится позже, но он удержал ее за рукав и снова усадил на стул.
– Сиди, я еще пойду в бюро, не хочу оставлять их одних; кто знает, что там еще появилось новенького.
Барбара обескураженно взглянула на него и спросила:
– Ты передумал?
– Я кое-что осознал.
– Давай-ка я заварю нам чай, – предложила Барбара и пошла на кухню.
Он слышал, как она налила воду в чайник, а потом включила радио. «Summertime». Генри любил грустно-мечтательную мелодию этой песни и невольно начал подпевать, однако замолчал, услышав, что и Барбара тихонько напевает то же самое, не просто бездумно, для себя самой, а так, словно хотела быть услышанной им и о чем-то напомнить. Потом он услышал, как она составила на поднос посуду, достала из шкафчика сахарницу и, стуча по тарелке ножом, нарезала лимон. Генри уже освободил часть стола и вытряхнул переполненную пепельницу Проделывая все это, он вспомнил Федора. «Слишком рано ты уехал от нас, Федор», – сказал он себе. Генри хотел было взять у Барбары поднос из рук, но острая боль в бедре остановила его, и ему лишь осталось, прислонившись к столу, наблюдать, как она расставляет посуду.
– Чай еще должен настояться, – сказала она и посмотрела в окно. Генри поинтересовался: «Что там происходит?» – и Барбара ответила: – Все тихо и мирно; ах, если бы Федор был с нами…
– Ты напишешь ему.
– Да, Генри, я напишу ему. Скоро.
Ханнес Хармс уже ожидал его. Он поздоровался с Генри легким рукопожатием, пригласил в свой кабинет и указал на стул:
– Садись, нам надо потолковать.
Предложив ему сигарету и помявшись, всем видом показывая, как тяжело ему начать разговор, он наконец произнес:
– Похоже, что Альберт не вернется к нам. С ним случился удар. Я об этом вчера узнал.
– Никогда не вернется? – расстроился Генри.
– Думаю, что никогда.
– А мы можем навестить его?
– Мне дадут знать.
– Может, все еще хорошо кончится, – вздохнул Генри, – у моего дяди тоже был инсульт три года назад, но он смог вернуться на работу.
– Нам остается только надеяться.
Очевидно, Хармс хотел сказать ему что-то еще, но, взглянув на Паулу, он поднялся и показал Генри на двух девочек, стоявших перед ее столом со смущенным и виноватым видом.
– Паула зовет нас.
– Так пошли к ней.
Паула представила обеих девочек, жавшихся друг к другу.
– Это Маргрит, – и она показала на Маргрит, – это Анна, – кивок в сторону Анны. И прежде чем девочки успели, следуя приглашению Генри, рассказать о своей пропаже, Паула пояснила, что обратиться в бюро находок на вокзале им посоветовала учительница; Анна очень расстроена из-за потери флейты.
– Так-так, – покивал головой Генри, – значит, ты потеряла флейту. Или забыла?
– Оставила в поезде, – ответила Анна, – мы ездили с классом на проулку в Люнебургскую пустошь.
– В поезде Анна еще играла, – вспомнила Маргрит, – на обратном пути.
– Тогда вы и в самом Люнебурге были, – вмешался Хармс, и Анна подтвердила:
– В Люнебурге мы делали пересадку; все произошло очень быстро, там я, наверное, и оставила флейту.
– Маттес приносил нам одну флейту, – сказала Паула, – я ее уже заактировала, она лежит на полке с игрушками.
Генри исчез между стеллажами, девочки шептались друг с другом, и когда он снова появился, Анна побежала ему навстречу: она сразу узнала свою флейту, он держал ее в руке.
– Это в самом деле твоя флейта? – спросил Хармс.
– Мне ее на день рождения подарили, – пояснила Анна, а Маргрит подтвердила:
– Я там тоже была.
– Хорошо, – сказал Генри, – значит, ты можешь нам что-нибудь сыграть?
– Я не знаю, что я должна играть.
– Ну, сыграй то же самое, что ты играла в поезде, когда вы ехали домой.
Анна подумала, пошушукалась с подружкой и серьезно спросила:
– Если я сыграю, я смогу потом забрать свою флейту?
– Да, ты ее получишь.
– Договорились, – кивнула Анна, – сначала я сыграю «Пробный полет».
– А что это такое – «Пробный полет»? – удивился Хармс.
– Ну, значит, таю это о маленьком птенчике, который еще никогда не вылетал из гнезда, и вот мама выманивает его перелететь к ней на соседнюю ветку, у нее ничего не получается, он боится. Потом он все-таки пробует, и ему так нравится, что он не садится на ветку, а весело летает вокруг и хочет показать маме, какая это радость. Но, приземляясь, он кувыркается.
– О, это мы хотим послушать, – улыбнулся Генри.
Анна поднесла флейту к губам, и все, кто был в бюро находок, мысленно увидели и ощутили то, о чем им рассказывала девочка: дерево, гнездо, взрослую птицу, выманивающую птенца.
– Я могу теперь забрать свою флейту?
– Можешь, – разрешил Хармс, – и знай, что мы слушали тебя с большим удовольствием. Тебе только надо еще подписать одну бумагу, – и он повернулся к Пауле: – Денежный сбор вычтем из гонорара за музыкальное представление.
Генри шутливо пригрозил ей:
– Смотри, больше нигде не оставляй свою красивую флейту.
– Не оставлю, обещаю!
Девочки серьезно попрощались, но уже на лестнице склонили друг к другу головы и захихикали. Заметивший это Генри улыбнулся: