– На всякий случай. Повторяю, я всего лишь хочу лучше понять, чем он занимался незадолго до смерти… И последний вопрос на сегодня: имя Мишель Тиранкур вам о чем-нибудь говорит?
– Нет, кажется, я о нем никогда не слышала, – ответила Фелисьена, хорошенько подумав. – А кто это? Знакомый Люсьена?
– Пока что нет никаких свидетельств того, что они знали друг друга. Но всякое может быть… – Валантен помолчал и продолжил: – Я хочу попросить вас об одной важной услуге, Фелисьена.
Девушка робко улыбнулась:
– Ведь я уже доказала, что готова на все ради установления истины о смерти брата.
– Полагаю, в ближайшие дни вы еще раз навестите свою матушку. Не могли бы вы воспользоваться этим визитом, чтобы выяснить, не проходил ли Люсьен лечение в пресловутой клинике? А также не был ли пациентом доктора Тюссо и упомянутый мною Мишель Тиранкур? Постарайтесь тайком расспросить персонал. Кроме того, там наверняка есть книга регистрации с именами всех пациентов. Если узнаете что-нибудь любопытное, свяжитесь со мной по этому адресу. – Он вложил в руку девушки записку.
– Можете на меня рассчитывать, я сделаю все что смогу, – серьезно кивнула Фелисьена. – А теперь простите, мне пора возвращаться домой. Если я буду отсутствовать слишком долго, папенька забеспокоится.
Она протянула Валантену руку, тот коснулся ее пальцев губами и заметил, что девушка вздрогнула. Оставшись один, он некоторое время провожал глазами неуклюжую полненькую фигурку, которая удалялась от него вдоль кипарисов на удивление решительным шагом.
Глава 24, в которой обсуждаются новейшие открытия в области химии
Полнозвучный голос лектора стих в амфитеатре Фармацевтической школы. Унылый, сероватый дневной свет лился в окна, выходившие на узкую улицу Арбалет, но глаза студентов сияли внутренним священным огнем. Все они встали в едином порыве воодушевления и бурно зааплодировали профессору Пеллетье, чье выступление, как всегда, оказалось блистательным, четким и ясным.
Означенный профессор, приняв скромный вид, утихомирил паству мановением руки и не без удовлетворения человека, достойно сделавшего свое дело, принялся наблюдать, как волна серых и черных рединготов хлынула к выходу. Если сегодня ему удалось передать свою страсть к химии хотя бы двум или трем из этих молодых людей, он не зря потратил время.
В аудитории оставалось всего полдюжины учеников, когда он заметил Валантена: тот держался в сторонке, стоял возле входа, прислонившись плечом к стене. Профессор издалека послал ему короткий знак приветствия, и бывший ученик в ответ бесшумно похлопал ему в ладоши.
– Мои комплименты, месье, – сказал молодой полицейский, подойдя, чтобы пожать Пеллетье руку, когда зал опустел. – Я слышал лишь окончание лекции, но ваши тезисы показались мне блестящими. И как всегда, вас все слушали затаив дыхание. Достойная смена подрастает, должно быть?
– Валантен, как же я рад тебя видеть! – воскликнул ученый, поправив на плечах малиновую мантию с тремя полосками горностаевого меха. – А что до подрастающей смены, кому как не тебе знать, что самые одаренные из моих учеников, увы, склонны со временем отрекаться от фармацевтики.
– Однако сейчас бывший ученик пришел к учителю, дабы ему снова воссиял свет знаний. Вы сможете уделить мне несколько минут?
– Мое время всегда принадлежит тебе! Но если ты не против, проводи меня до гардероба – мне нужно избавиться от этой тяжеленной профессорской мантии. Побеседуем на ходу. Сегодня после обеда у меня еще одна лекция, вернее, я должен буду читать доклад о различных способах фальсификации смородинового желе чиновникам из Совета здравоохранения Парижа, но еще не успел закончить редактуру.
Валантен невольно улыбнулся. Со дня их знакомства этот великий человек пребывал в трудах с утра до ночи, выполнял множество разных задач и официальных миссий, будучи членом многочисленных ученых обществ. Он вечно пенял Валантену, что тот редко к нему заглядывает, при этом никогда не мог посвятить своему бывшему протеже более нескольких минут.
– Вот уж не думал, что смородиновое желе – столь важный предмет научных исследований, – иронично заметил молодой полицейский.
– О, напрасно, друг мой! Бедняки разводят это желе в воде и используют как общеукрепляющий напиток, и детей им кормят вместо обычной еды, а подделки, которых появилось великое множество из-за дешевизны и большого спроса, лишены какой-либо питательной ценности.
– Тогда я не удивлен – вы по-прежнему печетесь об общественном благе.
– Общественное благо – отлично сказано! Нужно во всеуслышание разоблачать мошенников, которые, кстати, оказались весьма изобретательны. Поддельное желе изготавливают по-разному. Я определил два основных способа. Первый таков: берут обычный пектин, подкрашивают его свекольным соком, добавляют малиновый сироп для аромата и желатин в качестве загустителя. Второй чаще встречается в наших западных землях. Там основой «желе» служит ламинария обыкновенная, она же морская капуста. Нужный цвет ей придает штокроза, а вкус – глюкоза и виноградная кислота… Но, кажется, я увлекся собственной темой. Ты сказал, что пришел за консультацией…
Лицо молодого инспектора омрачилось:
– Речь идет об одном деликатном деле, которым я сейчас занимаюсь по долгу службы. Возможно, в числе разнообразных природных веществ, экстрагированных химиками из растений в недавние годы, вам доводилось слышать о яде, способном лишить человека воли и пагубным образом повлиять на его поведение?
– Что значит – пагубным? – уточнил Жозеф Пеллетье.
– К примеру, спровоцировать приступы лунатизма или безумия. И в итоге сподвигнуть человека к самоубийству.
Прославленный профессор несколько секунд задумчиво смотрел в окно, затем перевел удрученный взгляд на молодого спутника:
– Бедный мой мальчик! У тебя были задатки великого химика, и чем же ты сейчас занимаешься? Растрачиваешь силы своего выдающегося интеллекта на расследование самых что ни на есть низменных преступлений!
– Прошу вас, давайте не будем возобновлять тот бессмысленный спор, который стал причиной нашего раздора четыре года назад, когда я принял решение пойти на службу в полицию, – вздохнул Валантен. – Мы с вами оба поставили себе целью сражаться со злом, только на разных территориях. Однако я понял, что ваше время сегодня ограничено, а мне совершенно необходимо получить от вас ответ на заданный вопрос.
– Прости меня, Валантен. – Ученый ласково похлопал его по плечу. – Но ты ведь знаешь, что я о тебе очень беспокоюсь. Что ж, ладно… Тебя, стало быть, интересует вещество, способное лишить человека свободы воли?
– Именно так.
– Ну, первое, что приходит в голову, – это алкалоиды растений семейства пасленовых, прежде всего той самой «дьявольской тройки», которая тебе хорошо известна.
– Белладонна, дурман, белена, – перечислил Валантен. – Их так называют, потому что считалось, что ведьмы используют эти растения в своих ритуалах, вызывая дьявола на шабаш. Я знаю, что все три ядовиты и в некоторых случаях смертельно опасны.
– Браво! Приятно слышать, что ты не растерял своих познаний в ботанике. Белену еще называют дремотницей, потому что она искажает восприятие реальности, а настойка из нее может погрузить человека в сон, от которого он не проснется. Однако два других растения в этой тройке еще более опасны, и в настоящее время их свойства пристально изучаются многими исследователями. Прогресс в экстрактивной и аналитической химии позволил нам продвинуться в описании различных содержащихся в них активных веществ. Речь идет главным образом об очень сильных алкалоидах.
– Я не сомневался, что в вашем лице найду лучшего консультанта на свете!
Пеллетье приятно было услышать комплимент, и он даже отложил процесс переодевания, чтобы продолжить лекцию. За беседой они успели дойти до гардеробной для преподавательского состава, примыкавшей к актовому залу Фармацевтической школы. Через открытую дверь зала были видны стены, облицованные деревянными лакированными панелями, и портреты выдающихся аптекарей прошлого. Разглядывая их торжественные лица, Валантен не мог не задуматься о том, что современные фармацевты стали достойными преемниками тех, кто когда-то оберегал древних монархов от отравления ядами.
– Перейдем к белладонне, – продолжил профессор Пеллетье. – Воклен выделил из нее главный компонент еще при Империи: это был алкалоид, который один немецкий профессор несколько лет назад назвал «атропином» по имени мойры Атропос, той, что перерезала нити жизней, по верованиям древних греков. Попав в организм человека, это вещество вызывает тревогу, головокружение, а также галлюцинации и нервные конвульсии. Затем могут последовать кома и смерть в результате кардиореспираторного паралича. Что касается дурмана, он тоже содержит атропин, но, помимо этого, в нем есть и много других алкалоидов в больших количествах, однако до сих пор их еще не удавалось выделить в чистом виде. Все они тоже могут стать причиной спутанности сознания и тревожных галлюцинаций. В деле экстрагирования этих компонентов некоторые прусские химики продвинулись дальше, чем мы. Недавно я прочитал письменный доклад одного из них, поданный в Королевскую академию Пруссии. Автор утверждает, что люди, отравившиеся этими пока еще плохо изученными веществами, порой впадали в измененное состояние сознания, что сопровождалось полной потерей памяти[55].
– Очень любопытно, – проговорил Валантен, задумчиво потирая подбородок. – А как вы думаете, можно ли одурманить человека подобными веществами так, чтобы ни он, ни окружающие этого не заметили?
Ученый покачал головой:
– Мне это кажется крайне маловероятным, прежде всего из-за галлюцинаторных приступов, которые вызываются алкалоидами, – такое не может пройти незамеченным, даже если жертва ничего не будет помнить. Однако ты сказал не только о временном помешательстве, но и о случаях лунатизма. Ничего подобного в исследованиях о свойствах пасленовых мне не встречалось.