– Я прекрасно это понимаю, месье.
– Тем лучше! Ибо мы с вами, мой мальчик, оба можем вылететь со службы. Пока что сидите тихо, ничего не предпринимайте. О продолжении расследования и речи быть не может, пока я не обеспечу нам надежное прикрытие. Прежде всего мне нужно будет доложить обо всем префекту Жиро де л’Эну. Только он сможет добиться для нас разрешения на допрос Шампаньяка и дальнейшие следственные мероприятия. Я достаточно ясно изложил план?
– Предельно ясно, месье. Я лишь хотел бы знать, когда вы рассчитываете попасть к префекту полиции. Ибо мы ограничены во времени. Не знаю, как далеко продвинулся Тюссо в своих опытах над разумом Шампаньяка, но, судя по тому состоянию, в котором пребывал виконт, когда я видел его возле клиники в Ольне, худшее может случиться со дня на день.
– Как только мы возьмем проклятого бонапартиста под белы ручки на бульваре, я тотчас отправлюсь к префекту. Учитывая возможные политические последствия, я думаю, ему в свою очередь придется просить аудиенции у самого министра. Так что инструкций от Жиро де л’Эна можно не ждать как минимум раньше завтрашнего утра. И до тех пор я прошу вас обойтись без самодеятельности. Договорились?
Валантен, скрыв разочарование, покорно кивнул. Будь его воля, он не стал бы ждать никакого карт-бланша от высшего руководства. Однако комиссар Фланшар, как начальник бригады «Сюрте», лучше просчитывал риски. Новый режим не пользовался всеобщей народной поддержкой, подвергался жестким атакам со стороны раздробленной, но исключительно зубастой оппозиции, и потому не мог позволить себе ни одного неверного шага. Корона все еще опасно покачивалась на голове Луи-Филиппа.
Чтобы отвлечься от докучных мыслей, молодой инспектор сосредоточил внимание на том, что происходило за окном фиакра. Лошади, понукаемые кучером, мчали полицейских по улице Сен-Дени. Только что позади осталось старое здание почтовой станции – особняк Гран-Сер, – и кучеру пришлось орать во всю глотку, чтобы заставить бригаду рабочих, строивших рядом новый крытый пассаж, уступить дорогу. Через несколько минут оба служебных экипажа уже сворачивали на бульвары, где, как и всегда по субботам, можно было ожидать столпотворения.
– Оставим фиакры у театра «Амбигю», – сказал комиссар Фланшар, после того как, высунувшись из окна в дверце, оценил обстановку. – Потом пешком дойдем до бульвара Тампль. Нельзя привлекать к себе внимание. Этот Латур – ушлый смутьян, всегда начеку. Мы уже не в первый раз пытаемся его арестовать, но до сих пор ему удавалось уходить у нас из-под носа.
Валантен кивнул и обошелся без комментариев. Одного упоминания о бульваре Преступлений хватило, чтобы у него перед глазами возник образ Аглаэ Марсо, и мысль о ней отозвалась болезненным уколом в сердце. Он два дня пренебрегал ее приглашением на премьеру новой пьесы, так ничего и не ответив на ее письмо, потому что подозревал девушку в том, что это она проникла в его потайную комнату и устроила там обыск. Но Видок развеял большую часть его подозрений, и теперь Валантен боялся, что Аглаэ сердится на него за бессовестно проявленное безразличие. Как только выпадет возможность, надо будет с ней встретиться и открыто объясниться, решил он.
Фиакры уже проехали мимо первых театров на бульваре Сен-Мартен, и комиссар вывел Валантена из задумчивости, громко приказав кучеру остановиться. Приближался полдень – большинство парижан, гуляющих по боковым аллеям, рассредоточились по многочисленным местным ресторанчикам, так что шестеро полицейских беспрепятственно и быстро дошли пешком до водонапорной башни. Оттуда дорога расширялась на триста метров, образуя тенистое вытянутое пространство – это и был излюбленный горожанами участок старых фортификаций Парижа, ныне превращенный в знаменитый бульвар Тампль, он же бульвар Преступлений, с барочными фасадами, псевдо-коринфскими и псевдо-византийскими фронтонами театральных залов, но главное – с постоянными ярмарочными павильонами. Эстрады иллюзионистов, шатры акробатов и цирковых диковинок до самого окончания вечерних спектаклей привлекали пестрые толпы гуляк; здесь, в праздничной фривольной суматохе и гомоне, можно было встретить работяг и буржуа, разномастных шалопаев и всякого рода авантюристов, ищущих возможности подзаработать.
– Одной группой идти нельзя, – сказал Фланшар подчиненным. – Так нас за сотню метров вычислят. Если мой осведомитель не ошибся, Латура нужно искать напротив павильона восковых фигур Курция. Вы четверо, – обратился он к инспекторам из первого фиакра, – смешайтесь с толпой и незаметно окружите указанное место. Внимательно смотрите по сторонам, постарайтесь не терять меня из виду. Когда я приподниму шляпу – только по этому сигналу! – сужайте круг. Бонапартиста будем брать в самый последний момент, когда все окажемся рядом. Верн, вы останетесь со мной.
Двое полицейских подождали, пока четверо их коллег в серых рединготах[62] растворятся в толпе, и тоже двинулись по направлению к павильону восковых фигур. Над ярмаркой витали головокружительные запахи леденцов, миндального печенья и жареных сосисок, народ толпился у прилавков и подмостков, праздничное настроение будто передавалось по воздуху. Одни зеваки таращили глаза на дрессированных собачек, плясавших на задних лапах в балетных юбочках, или на ученых обезьян, умеющих считать; другие завороженно слушали торговца эликсиром от всех болезней и веселились над ужимками канатоходца в костюме Пьеро. Повсюду звучали оживленные разговоры и смех, выкрикивали свежие новости продавцы газет, торговцы пирожными расхваливали свой товар.
– Думаете, мы найдем нашего бонапартиста в этом муравейнике? – спросил Валантен, оттесняя с дороги торговца химическими спичками из Германии («Самые надежные на рынке! Результат гарантирован!»).
– Не беспокойтесь, – отозвался Фланшар. – Я же сказал, он сегодня разыгрывает из себя наперсточника, оборудовал для этого специальное местечко. И подручные у него должны быть, один или двое. Неплохое прикрытие: так он может незаметно встретиться с сообщниками и заодно набить кошелек… Что это с вами, Верн? Вы внезапно побледнели! Вам нехорошо?
Валантен, достав из кармана платок, вытер со лба холодный пот. Как только они с комиссаром углубились в толпу, молодому человеку стало трудно дышать. Запахи еды, гомон, лихорадочное веселье вокруг подействовали на него странным, гнетущим образом, и с каждой проведенной здесь минутой сильнее становилось неприятное головокружение.
– Нет, все в порядке, – выговорил он, превозмогая дурноту. – Просто я почти ничего не ел с утра. Должно быть, от голода в глазах помутилось.
– Тогда соберитесь, мой мальчик! Сейчас не время для обмороков.
В этот самый момент с неба упали первые капли. Это был вовсе не ливень – так, мелкий дождик, но толпа зевак мгновенно поредела. Большинство людей укрылись под деревьями на променаде или под навесами театров. Валантен вздохнул свободнее. Запрокинув голову к серому небу, он подставил лицо холодным брызгам, и это его немного взбодрило.
– Ну вот, мы на месте, – сказал Фланшар через несколько минут, слегка подтолкнув его локтем. – Видите того верзилу в сиреневом рединготе? Это и есть Латур.
Инспектор повернул голову в указанном комиссаром направлении. На расстоянии десятка метров от них высокий худой брюнет в рединготе с воротником-стойкой, обмотанным шейным платком в три оборота, и в клетчатых брюках стоял за перевернутым ящиком с наброшенным на него вместо скатерти обрывком занавески. Вокруг толпились зрители. Медленными, выверенными движениями брюнет положил на импровизированный стол небольшой деревянный шарик и накрыл его полой, выдолбленной внутри кеглей, а по сторонам поставил еще две такие же кегли, но пустые.
– Шарик катится, катится, катится… – зачастил он, ловко переставляя кегли так, чтобы они не отрывались от «скатерти» и шарик не выскочил. Совершив несколько таких манипуляций, брюнет выпрямился и широко развел руки. – Луи[63] тому, кто укажет кеглю, под которой находится шарик! – выкрикнул он.
Парень в мундире Национальной гвардии положил перед крайней слева кеглей четыре монеты по пять франков.
– Шарик здесь, – уверенно заявил он.
– Да тут же все просто! – вмешался другой зритель – усатый месье в цилиндре, с тросточкой и в пальто с меховым воротником. – Шарик всегда под одной и той же кеглей. Достаточно не терять его из виду. – Он поднял ту кеглю, что была в середине, и под ней обнаружился деревянный шарик. – Вот видите! – торжествующе возопил усач. – Элементарно!
Комиссар Фланшар потянул Валантена за собой в сторону, под платан, как будто им вдруг понадобилось спрятаться от мелкого дождика.
– Они комедию пока ломают, – с усмешкой пояснил комиссар молодому человеку. – Разумеется, эти двое в сговоре. Такого подставного игрока называют «граф», его роль состоит в том, чтобы одурачить какого-нибудь простофилю и втянуть в игру. Смотрите, что будет дальше.
Брюнет за перевернутым ящиком повторил свои манипуляции, и когда пришло время делать ставки, самым удачливым опять оказался человек в пальто с меховым воротником. Как и в прошлый раз, он выбрал правильную кеглю и в результате получил вдвое больше денег.
– Прелюдия закончилась, – прокомментировал комиссар Фланшар. – Теперь большинство зрителей убеждены, что отследить шарик не так уж сложно. Вот теперь начнется настоящая игра. Латур, передвигая кегли, ловко спрячет шарик в ладонь – никто ничего не заметит. Тогда какой-нибудь простофиля может указать на любую кеглю – он все равно проиграет, потому что шарика не будет ни под одной.
А публика тем временем уже и правда увлеклась игрой. Пока брюнет снова менял местами кегли, зрители теснились вокруг него, азартно толкаясь и вытягивая шеи, чтобы получше разглядеть «стол». Один из них, буржуа с пышными бакенбардами, обставил всех конкурентов, выложив перед крайней справа кеглей золотую монету.