– Нет! Нет! Нет! – опять раздались убежденные возгласы.
– Как глубокие мыслители и преданные идее общественные деятели мы не осмелимся нарушить собственные принципы, – заключил Харкинс.
– Иначе не сможем подняться к свету, – добавил Хановер.
– Мы не сумасшедшие! – выкрикнул оскорбленный Олсуорти. – Мы не утратили ясности видения окружающего мира. Мы священники высокого ранга, стоящие у алтаря праведного поведения. Точно так же можно назвать сумасшедшим нашего доброго друга и временного секретаря Уинтера Холла. Если правда – это безумие, а все мы им поражены, то разве Уинтер Холл не разделяет нашу учась? Он обвинил нас в этическом лунатизме. Но в таком случае чем его собственное поведение не тот же лунатизм? Ведь он до сих пор не сдал нас полиции. Почему он исправно исполняет обязанности секретаря, если презирает и ненавидит наши взгляды? Не забывайте: в отличие от всех нас он даже не связан торжественной присягой: просто кивнул в знак согласия и принял те функции, которые поручил ему шеф-отступник. В нынешнем противостоянии мистер Холл поддерживает обе стороны. Шеф ему доверяет, и мы тоже доверяем. А он не нарушает ни доверия шефа, ни нашего доверия. Мы его знаем и любим. Лично мне отвратительны лишь две его черты: во-первых, лишенная критического отношения приверженность социологии, а во-вторых, стремление уничтожить организацию. Но что касается этики, он похож на нас точно так же, как одна горошина в стручке похожа на другую.
– Да, я тоже не в полной мере соответствую общепринятым критериям нормальности, – с грустью согласился Уинтер Холл. – Признаю свою причастность. Вы такие симпатичные, милые психи, а сам я настолько слаб… или силен, или глуп, или мудр – не знаю, как определить, – что не могу нарушить данное слово. И все же хочу убедить всех вас в своей правоте – точно так же, как ранее убедил самого шефа.
– Неужели? – недоверчиво воскликнул Луковиль. – В таком случае почему же он не сложил с себя полномочия руководителя?
– Потому что принял гонорар, уплаченный мной за его жизнь, – ответил Холл.
– И по той же причине мы обязаны забрать у него жизнь, – продолжил мысль Луковиль. – Разве мы не столь же моральны, как наш шеф? По условиям контракта, если он принял гонорар, ответственность за выполнение заключенного им договора ложится на всех. Неважно, в чем именно состоит договор. На этот раз предметом соглашения стала его собственная смерть. – Луковиль пожал плечами. – Ничего не поделаешь: заказ должен быть исполнен, иначе мы не имеем права считаться образцом морали.
– Ну вот, опять ссылаетесь на мораль! – посетовал Холл.
– Почему бы и нет? – высокопарно заявил Луковиль. – Мир основан на морали и без морали неизбежно погибнет. Силы природы содержат мораль. Уничтожив мораль, уничтожите гравитацию. Камни рассыплются и превратятся в песок. Сама сидерическая система распадется до состояния хаоса!
Глава 12
Однажды вечером Уинтер Холл тщетно ждал Джона Грея в ресторане «Пудель», где они договорились вместе поужинать, а потом, как обычно, отправиться в театр. Однако Джон Грей не пришел, и в половине восьмого Холл вернулся в отель с пачкой свежих газет под мышкой, чтобы прочитать перед сном. Походка и фигура направлявшейся к лифту женщины показались знакомыми, и он поспешил следом, а как только лифт тронулся, тихо окликнул:
– Груня.
В первый момент она испуганно взглянула на него полными тревоги глазами, но тут же обеими руками сжала его ладонь, как будто надеялась зарядиться силой, и проговорила взволнованно:
– Ах, Уинтер! Неужели это ты? Правда, ты? Я пришла сюда специально, чтобы найти тебя. Дядя Сергиус ведет себя очень странно. Кажется, с ним что-то не так: велел мне собраться в дальний путь. Пароход отходит завтра утром. Приказал покинуть арендованный дом и переночевать в отеле в центре города. Обещал присоединиться ко мне или поздно вечером, или непосредственно на пароходе. Я заказала для него номер. Но он что-то задумал, что-то ужасное. Я уверена, что…
– Какой этаж, сэр? – спросил лифтер.
– Возвращайтесь вниз, – лаконично отозвался Холл, так как, кроме них, в кабине никого не было, потом обратился к Груне: – Сейчас зайдем в Пальмовый салон и спокойно поговорим.
– Нет-нет! – быстро проговорила девушка. – Лучше на улицу. Хочу прогуляться, подышать воздухом и осмыслить происходящее. По-твоему, я сумасшедшая, Уинтер? Посмотри на меня. Похожа на сумасшедшую?
– Тише! – остановил ее Холл, взяв за руку. – Подожди. Потом поговорим. Не спеши.
Груня явно пребывала в состоянии крайнего возбуждения, а попытка совладать с нервами – пусть и успешная – выглядела жалкой.
– Почему ты не связалась со мной? – спросил Уинтер, когда они вышли на тротуар и направились к Пауэлл-стрит, откуда он собирался свернуть на Юнион-сквер. – Что произошло, когда приехала в Сан-Франциско? Ты же получила в Денвере мое письмо. Так почему же сразу не разыскала меня в отеле?
– Не было времени. Голова раскалывается, все окончательно запуталось. Не знаю, чему верить. Происходящее кажется кошмарным сном. Такое просто невозможно. У дяди явно не все в порядке с головой. Иногда я абсолютно уверена, что никакого Бюро заказных убийств вообще не существует, дядя его выдумал, а ты поверил в выдумку. Мы живем в двадцатом веке, и весь этот ужас просто невозможен. Порой мне кажется, что я только что переболела брюшным тифом и до сих пор брежу, представляя какую-то немыслимую, абсурдную ситуацию. Скажи: неужели и ты тоже всего лишь порождение воспаленной фантазии, видение измученного болезнью ума?
– Нет, – медленно, серьезно проговорил Уинтер, – ты не спишь и не болеешь, пребываешь в здравом уме и идешь рядом со мной по Пауэлл-стрит. Тротуар вибрирует, чувствуешь? Вот гремит трамвай. Ты держишь меня под руку. С океана подступает самый настоящий туман. Вон там, на скамейках, сидят люди. Нищий просит милостыню. Смотри, даю ему полдоллара. Скорее всего он потратит деньги на выпивку: чувствуется по тяжелому дыханию, что ему плохо. Ты тоже ощутила запах? Уверяю тебя, все это происходит на самом деле. Так что же тебя тревожит? Расскажи подробно.
– Это жуткое бюро действительно существует?
– Да.
– Откуда ты знаешь, что это не выдумка? Может, ты просто попал под влияние дядиного безумия?
Холл грустно покачал головой.
– Был бы рад ошибиться, но, к сожалению, это чистая правда.
– Откуда тебе известно? – в отчаянии крикнула Груня и судорожно прижала к виску пальцы свободной руки.
– Знаю точно, потому что временно исполняю обязанности секретаря этого самого бюро.
Груня отпрянула и, если бы Холл не удержал ее силой, выдернула бы руку и убежала.
– Значит, ты член банды, которая охотится на дядю Сергиуса?
– Нет, я всего лишь занимаюсь финансами. А что, твой… дядя рассказывал о бюро?
– О, множество раз, всякие бредовые истории. Психика его до такой степени расшатана, что он утверждает, будто бы сам это бюро создал.
– Увы, так и есть, – твердо сказал Холл. – В том, что мистер Константин действительно не в себе, сомнений нет, и тем не менее организовал бюро и до последнего времени успешно им руководил именно он.
Груня опять возмущенно попыталась вырвать руку.
– Сейчас ты подтвердишь, что на самом деле заплатил дяде пятьдесят тысяч долларов за его же убийство?
– Да, заплатил. Всецело подтверждаю.
– Но как ты мог? – со стоном проговорила Груня.
– Послушай, милая, – принялся умолять ее Уинтер. – Ты не знаешь всех подробностей, а потому многого не понимаешь. Когда я оплачивал заказ, я даже не подозревал, что мистер Константин – твой отец…
В ужасе он умолк, но Груня произнесла с каменным спокойствием:
– Да, он мне тоже об этом сказал, но я сочла его слова бредом сумасшедшего. Продолжай.
– Так вот, тогда я еще не знал, что он твой отец, как не знал о психическом отклонении, а потом, когда узнал и все понял, принялся умолять отказаться от задуманного, но он уже ничего не слушал и стоял на своем. Все, все они сумасшедшие. А сейчас мистер Константин затеял какое-то новое безумство. Ты чувствуешь, что произойдет что-то страшное. Расскажи о своих подозрениях: может, удастся предотвратить несчастье.
– Если бы только подозрения! – Груня прижалась к нему и заговорила шепотом, чтобы не услышал никто из прохожих. – Мы оба должны многое друг другу объяснить. Но прежде об опасности. Едва приехав в Сан-Франциско, сама не знаю почему, я первым делом побежала в морг, а потом обошла все больницы и действительно обнаружила дядю… то есть отца в немецком госпитале с двумя тяжелыми ножевыми ранами. Он признался, что получил их от одного из своих исполнителей…
– Это был Хардинг, – сразу догадался Уинтер. – И произошло это в пустыне Невада, возле городка Виннемукка, в поезде.
– Да-да, именно так он назвал то место.
– Видишь, как четко все совпадает, – заметил Холл. – Слава богу, мы, в отличие от этих безумных, способны мыслить и рассуждать здраво.
– Да. Но позволь продолжить. – Груня доверчиво сжала его руку. – Нам надо многое поведать друг другу. Дядя, то есть отец, чрезвычайно высокого мнения о тебе, но сейчас не об этом. Я сняла меблированный дом на вершине холма Ринкон и, как только разрешили доктора, перевезла его туда. В этом доме мы жили последние несколько недель, пока дядя… точнее, отец не поправился. Он и в самом деле мой отец! Трудно поверить, но придется… если только однажды не проснусь и не пойму, что просто видела страшный сон. И вот уже несколько дней дя… отец собирает вещи. Сегодня все уже готово к отъезду в Гонолулу. Он отправил багаж на пароход, а мне велел переселиться в отель. Я ничего не знаю о взрывах, кроме тех разрозненных сведений, которые когда-то встречала в книгах, но все равно уверена, что он заминировал дом. Что-то копал в подвале. Вскрыл стены в большой гостиной, а потом снова привел в порядок. Сегодня из дома вывел кабель и подтянул к зарослям кустов возле ворот. Явно что-то сегодня произойдет. Тебе ничего не известно?