Философия бюрократизма
ПРОТИВОСТОЯНИЕ, с которым люди сталкивалисьраньше в борьбе за свободу, было простым ипонятным каждому. На одной стороне были тираны ите, кто их поддерживал, на другой – сторонникинародного правления. Политические конфликтыпредставляли собой борьбу различных групп засвоё господство. Решался вопрос, кто долженправить? Мы или они? Меньшинство или большинство?Деспот, аристократия или народ?
Сегодня модная философия«государствопоклонства» сбила всех с толку.Политические конфликты больше нерассматриваются как столкновения междуразличными группами людей. В них видят войну двухпринципов, добра и зла. Добро воплощено в великомбоге Государстве, материализации нетленной идеинравственности, а зло – в «грубоминдивидуализме» эгоистичных людей. <Таковополитическое толкование проблемы. О современномэкономическом толковании см. ниже.> В этомпротивостоянии Государство всегда право, аиндивиды всегда не правы. Государствопредставляет общественное благо,справедливость, цивилизацию и высшую мудрость.Индивид – всегда лишь жалкий негодяй, порочныйглупец.
Когда немец говорит «der Staat» [Der Staat (нем.)– государство] или когда марксист говорит«общество», их охватывает благоговейныйстрах. Как же человек может быть столь безнадёжноиспорченным, чтобы восставать против Бога?
Людовик XIV был совершенно прям и откровенен,когда сказал: «Государство – это я». [Этуфразу якобы произнёс в апреле 1655 г. на заседаниифранцузского парламента король Людовик XIV(1643–1715). Хотя, как считают историки, это –легенда, она точно передаёт дух абсолютизма,достигшего апогея при Людовике XIV.]Современный этатист скромен. Он говорит:«Слуга Государства – это я». Но он имеет ввиду. «Государство – это Бог». Можно быловосстать против короля династии Бурбонов, что исделали французы. Это, разумеется, была борьбачеловека с человеком. Но нельзя восстать противбожественного Государства и против егосмиренного помощника, бюрократа.
Не будем ставить под сомнение искренностьблагонамеренного чиновника. Он весь проникнутидеей, что его священный долг состоит в том, чтобыотстаивать своего идола от эгоизма народа. Всвоих собственных глазах он является борцом завечный божественный закон. Он не чувствуетморальных обязательств перед законами,созданными человеком, перед сводами законов,разработанных защитниками индивидуализма. Людине могут изменить подлинно божественных законов,законов Государства. Гражданин, нарушивший одиниз законов своей страны, является преступником,заслуживающим наказания. Он поступил так радисобственной выгоды. Но совершенно другое дело,если чиновник обходит должным образом принятыезаконы, действуя на благо «Государства». Сточки зрения «реакционных» судов, он,возможно, формально виновен в нарушении закона.Но в более высоком нравственном смысле он былправ. Он преступил законы, созданные человеком,чтобы не нарушить божественного закона.
В этом суть философии бюрократизма. В глазахдолжностных лиц писаные законы являютсябарьерами, возведёнными для защиты разныхнегодяев от справедливых требований общества.Как преступник может избежать наказания толькопотому, что «Государство», преследуя его всудебном порядке, нарушило какие-то пустыеформальности? Как люди могут платить болеенизкие налоги только потому, что они смогли найтилазейку в налоговом законодательстве? Как юристымогут зарабатывать себе на жизнь, советуя людям,как воспользоваться изъянами в законах? Какойтолк от всех этих ограничений, которые писаныйзакон накладывает на искренние попыткигосударственных чиновников осчастливить людей?Если бы только не было никаких конституций,биллей о правах, законов, парламентов и судов!Никаких газет и адвокатов! Каким прекрасным сталбы мир, если бы «Государство» имело полнуюсвободу лечить все недуги!
От такого мировоззрения до полногототалитаризма Сталина и Гитлера всего один шаг.
Ответ, который следует дать этимбюрократическим радикалам, вполне очевиден.Гражданин может ответить: Вы, возможно,превосходные и благородные люди, гораздо лучше,чем все мы, остальные граждане. Мы не ставим подсомнение вашу компетентность и ум. Но вы неявляетесь наместниками Бога, которого зовут«Государство». Вы – слуги закона, должнымобразом принятых законов нашей страны. В вашиобязанности не входит критика законов, а темболее их нарушение. Когда вы нарушаете закон, вы,возможно, ничем не лучше многих вымогателей,какими бы хорошими не были ваши намерения. Ведьвы были назначены на должность, приняли присягу ивам платят за то, чтобы вы проводили законы вжизнь, а не нарушали их. Самый плохой закон лучшебюрократической тирании.
Главное различие между насильно задерживающимчеловека полицейским и похитителем людей, междусборщиком налогов и грабителем заключается втом, что полицейский и сборщик налоговподчиняются закону и обеспечивают еговыполнение, тогда как похититель людей играбитель нарушают его. Устраните закон, иобщество будет разрушено анархией. Государство –это единственный институт, имеющий правоприменять насилие и принуждение и причинять злоиндивидам. Эта огромная власть не может бытьпредоставлена отдельным людям, какими быкомпетентными и умными они себя ни считали. Еёприменение необходимо ограничить. Эту задачувыполняют законы.
Должностные лица и бюрократы – это неГосударство. Это люди, выбранные дляосуществления законов. Такие взгляды могутсчесть ортодоксальными и доктринёрскими. Онидействительно выражают вековую мудрость, ибоальтернативой правлению закона, может бытьтолько правление деспотов.
Бюрократическое самодовольство
ЗАДАЧА должностного лица – служить людям. Егодолжность была учреждена – прямо или косвенно –законодательным актом и выделением из бюджетасредств, необходимых для её осуществления.Государственный служащий проводит в жизньзаконы своей страны. Исполняя свои обязанности,он оказывается полезным членом общества, дажеесли законы, которые он должен осуществлять,причиняют ущерб общественному благосостоянию.Ведь он не отвечает за их несостоятельность.Виновником в этом случае является суверенныйнарод, а не преданный исполнитель воли народа.Как винокуры не несут ответственности за то, чтолюди напиваются, так и государственные служащиене несут ответственности за нежелательныепоследствия неразумных законов.
С другой стороны, нет никакой заслугибюрократов в том, что их действия приносятбольшую пользу. То, что департамент полицииработает настолько эффективно, что гражданедостаточно хорошо защищены от убийств, грабежа инасилия, не обязывает остальных людей испытыватьк полицейским больше благодарности, чем к любымдругим согражданам, предоставляющим им полезныеуслуги. Полицейский или пожарник не можетпретендовать на большую благодарность людей, чемврачи, машинисты поездов, сварщики, моряки илипроизводители любых полезных товаров. Урегулировщика уличного движения не большеоснований для тщеславия, чем у производителясветофоров. Нет никакой заслуги регулировщика втом, что вышестоящие лица наделили егообязанностью, исполняя которую он каждый день ичас предотвращает несчастные случаи и спасаетжизни многих людей.
Это верно, что общество не смогло бы обойтисьбез услуг полицейских, сборщиков налогов исудебных чиновников. Но также верно и то, чтокаждый испытал бы большие неудобства ототсутствия мусорщиков, трубочистов идезинсекторов. В рамках социальноговзаимодействия каждый гражданин зависит отуслуг, предоставляемых всеми его согражданами.Великий хирург и выдающийся музыкант никогда несмогли бы сосредоточить все свои усилия наоперациях и музыке, если бы разделение труда неосвободило их от необходимости заботиться омногочисленных мелочах, занимаясь которыми онине сумели бы стать прекрасными специалистами. Упосла или смотрителя маяка не больше основанийпретендовать на звание столпов общества, чем упроводника спального вагона или уборщицы. Ведьпри разделении труда общественное зданиепокоится на плечах всех мужчин и женщин.
Существуют, конечно, мужчины и женщины, которыедействуют из альтруистических побуждений исовершенно бескорыстно. Человечество никогда недостигло бы современного уровня цивилизации,если бы не героизм и самопожертвование лучшихпредставителей общества. Каждый шаг вперёд напути к улучшению нравственного климатасовершался людьми, которые были готовыпожертвовать своим благосостоянием, здоровьем ижизнью ради дела, которое они считалисправедливым и благотворным Они делали то, чтосчитали своим долгом, не думая о том, что сами онимогут подвергнуться преследованиям. Эти люди неработали ради вознаграждения, они были готовыумереть ради дела своей жизни.
Немецкие философы-государствопоклонникиумышленно запутали дело, окружив ореолом такогоальтруистического самопожертвования всех людей,состоящих на государственной службе. В трудахнемецких этатистов государственный служащийпредстаёт святым существом, кем-то вроде монаха,презревшего все земные радости и личное счастьеради того, чтобы как можно лучше служитьнаместнику Бога на земле – когда-то королюдинастии Гогенцоллернов [Гогенцоллерныбыли прусской королевской династией с 1701 по 1918 г.,а с 1871 по 1918 г. – одновременно и германскойимператорской династией], а сегодня – фюреру.Staatsbeamte работает не за плату, потому что никакоежалованье, каким бы большим оно ни было, не можетсчитаться достойным вознаграждением за тебесценные выгоды, которые общество получаетблагодаря его самоотречению Общество обязано непросто платить ему, но предоставлять содержаниев соответствии с его рангом в должностнойиерархии. Было бы неправильно называть этосодержание жалованьем <см. P. Laband, DasStaatsrecht des Deutschen Reiches, 5-ed., Tubingen, 1911, s. 500>. Тольколибералы, находящиеся во власти торгашескихпредрассудков и заблуждений, пользуются такимнеправильным термином. Если бы Beamtengehalt (жалованьегражданского служащего) являлось настоящимжалованьем, было бы только справедливо иестественно обеспечить человеку, занимающемусамую скромную должность, больший доход, чем комубы то ни было за пределами должностной иерархии.Каждый государственный чиновник является, вслужебное время, доверенным лицом суверенного инепогрешимого государства. Его свидетельство всуде значит больше, чем показания обычногочеловека. Всё это было полнейшей чепухой. Во всехстранах большинство людей поступало на службу вгосударственные учреждения, потому что оклады ипенсии там были выше, чем в других сферахзанятости. Они ничем не жертвовали, служагосударству. Государственная служба была самойвыгодной работой, которую они могли найти.
В Европе преимущества государственной службы,сводились не только к уровню жалованья и пенсий;многих, и не самых лучших, претендентовпривлекала лёгкость работы и обеспеченностьсуществования. Как правило, работа вгосударственных учреждениях требовала отчеловека меньше усилий, чем работа в деловыхфирмах. Кроме того, место было пожизненным.Служащего могли уволить только после судебногоразбирательства, которое признало бы еговиновным в позорном пренебрежении своимиобязанностями. В Германии, России и Франциикаждый год многие тысячи мальчиков, чейжизненный путь был с самого начала полностьюопределён, поступали в низший класс школ системысреднего образования. Потом им выдадутаттестаты, они получат должности в одном измногочисленных департаментов, прослужаттридцать или сорок лет и уйдут на пенсию. Жизнь неготовила им никаких сюрпризов и сенсаций, всёбыло просто и известно заранее.
Различие в социальной престижностигосударственной службы в континентальной Европеи Америке можно проиллюстрировать следующимпримером. В Европе социальная и политическаядискриминация какого-либо меньшинства принималаформу запрещения таким людям занимать любыедолжности в государственных учреждениях, какимибы скромными и низкооплачиваемыми они ни были. ВГермании, Австро-Венгерской империи и многихдругих странах все эти низшие должности, нетребовавшие особых способностей или подготовки,– такие как должности служителей, швейцаров,глашатаев, посыльных, судебных приставов,курьеров, сторожей – были официальнозарезервированы за бывшими солдатами, которыедобровольно отдали действительной военнойслужбе больше лет, чем обязывал закон. Этидолжности считались весьма ценной наградой длябывших сержантов и унтер-офицеров. В глазахлюдей, получить место служителя в каком-либоучреждении было большой привилегией. Если бы вГермании существовал класс с социальнымстатусом американских негров, такие люди никогдабы не посмели претендовать на подобныедолжности. Они знали бы, что эти притязания дляних совершенно непомерны.
Бюрократ как избиратель
БЮРОКРАТ не только наёмный работникгосударства. При демократической конституции онв то же время является и избирателем и в этомкачестве – частью суверена, то есть своегонанимателя. Он находится в своеобразномположении: он одновременно и наниматель, инаёмный работник. И его денежные интересы, какнаёмного работника, заметно превышают егоинтересы, как нанимателя, поскольку он получаетиз общественных фондов гораздо больше, чемвносит в них.
Это двойственное отношение приобретает всёбольшее значение по мере того, как растётколичество людей, находящихся нагосударственной службе. Бюрократ как избирательбольше обеспокоен получением прибавки кжалованью, чем сохранением сбалансированногобюджета. Его основная забота – раздуть ведомостьна заработную плату.
На политическую структуру Германии и Франции, впоследние годы, предшествовавшие падению ихдемократических конституций, существенноевлияние оказывало то, что для значительной частиэлектората источником доходов было государство.[Принятая в июле 1919 г. так называемаяВеймарская германская конституция с приходом квласти нацистов в 1933 г. формально не былаотменена, но фактически потеряла всякоезначение. Демократическая Конституция Францииперестала действовать на неоккупированнойнемцами территории страны в июле 1940 г., когда квласти пришло профашистское правительство А. Ф.Петена.] Это были не только многочисленныегосударственные служащие и люди, занятые внационализированных отраслях промышленности(таких, как железные дороги, почта, телеграф ителефон), но и получатели пособий по безработицеи социальному обеспечению, а также фермеры инекоторые другие группы, прямо или косвенносубсидировавшиеся государством. Их главнойзаботой было получить как можно больше денег изгосударственных средств. Их не волновали такие«идеальные» вопросы, как свобода,справедливость, верховенство закона,безупречное правительство. Они требовали большеденег, и всё. Ни один кандидат в парламент,законодательное собрание провинции илигородской совет не мог позволить себе пойтинаперекор стремлению государственных служащихполучить прибавку к жалованью. Различныеполитические партии старались превзойти другдруга в щедрости.
В XIX веке парламенты настойчиво стремилисьмаксимально ограничивать расходы. Но вотбережливость начала вызывать всеобщеепрезрение. Ничем не ограниченное расходованиесредств стали считать мудрой политикой. Иправящая партия, и оппозиция стремилисьзавоевать популярность своей щедростью.Создание новых учреждений с новыми служащиминазывали «позитивной» политикой, а любуюпопытку предотвратить разбазариваниегосударственных средств пренебрежительноименовали «негативизмом».
Представительная демократия не можетсуществовать, если значительная частьизбирателей получает плату от государства. Есличлены парламента считают себя уже не довереннымилицами налогоплательщиков, а представителямитех, кто получает жалованье, заработную плату,субсидии, пособия по безработице и другие доходыот государственного казначейства, демократииприходит конец.
Это одно из противоречий, заложенных всовременных конституционных проблемах. Онозаставило многих людей разувериться в будущемдемократии. Поскольку они убедились в том, чтотенденция к усилению государственноговмешательства в бизнес, росту числа учреждений ислужащих, увеличению количества пособий исубсидий неизбежна, они не могли не потерять верув правление, осуществляемое народом.
Бюрократизация сознания
СОВРЕМЕННАЯ тенденция к всемогуществугосударства и тоталитаризму была бы подавлена взародыше, если бы её сторонникам не удалосьвнушить свои принципы молодёжи ивоспрепятствовать её знакомству с положениямиэкономической науки.
Экономическая наука – это теоретическаядисциплина, и, как таковая, она не говоритчеловеку, каким ценностям ему следует отдаватьпредпочтение и к каким целям он долженстремиться. Она не устанавливает конечных целей.Это задача не думающего, а действующего человека.Наука – продукт мысли, действие – продукт воли. Вэтом смысле мы можем сказать, что экономика, какнаука, нейтральна по отношению к конечным целямчеловеческих усилий.
Но всё обстоит по-другому в отношении средств,применяемых для достижения социальных целей.Здесь экономическая теория являетсяединственным надёжным ориентиром для действий.Если люди хотят добиться успеха в достижениикаких бы то ни было социальных целей, они должныприспосабливать своё поведение к результатамэкономических исследований.
Примечательным явлением интеллектуальнойистории последнего столетия стали нападки наэкономическую теорию. Адвокаты всемогущегогосударства не вступают в дискуссии посоответствующим вопросам. Они называютэкономистов обидными именами, бросают теньподозрения на их мотивы, высмеивают их ипризывают проклятия на их головы.
Исследование этого явления не входит, однако, взадачи нашей книги. Мы должны ограничитьсяописанием той роли, которую бюрократия сыгралапри таком развитии событий.
В большинстве стран континентальной Европыуниверситеты находятся в собственности и подуправлением государства. Они подчинены контролюсо стороны Министерства образования так же, какполицейский участок подчинён контролюруководителя полицейского департамента.Преподаватели – такие же государственныеслужащие, как полицейские и таможенники.Либерализм XIX века пытался ограничить правоМинистерства образования покушаться на свободууниверситетских профессоров преподавать то, чтоони считают истинным и правильным. Но посколькупрофессоров назначало государство, ононазначало только надёжных и верных людей, то естьлюдей, разделявших точку зрения правительства иготовых изничтожать экономическую науку иизлагать доктрину всемогущего государства.
Как во всех других областях бюрократизации,Германия XIX века далеко опередила все страны и вэтом вопросе. Вряд ли что-либо может лучшеохарактеризовать дух немецких университетов,чем отрывок из торжественной речи, которуюфизиолог Эмиль Дюбуа-Реймон произнёс в 1870 году всвоём двойном качестве ректора Берлинскогоуниверситета и президента Прусской Академиинаук: «Мы, Берлинский университет, которыйрасположен напротив королевского дворца, самимактом нашего основания являемсяинтеллектуальными телохранителями домаГогенцоллернов». [Дюбуа-Реймон ЭмильГенрих (1818–1896) – видный немецкийестествоиспытатель, один из основоположниковэлектрофизиологии, швейцарец по происхождению.]Сама мысль, что такой верный сторонник короляможет исповедовать взгляды, противоположныеубеждениям правительства – его работодателя,непостижима для прусского разума. Отстаиватьтеорию о том, что существуют такие вещи, какэкономические законы, считалось чем-то вродебунта. Ведь если существуют экономическиезаконы, государство нельзя считать всемогущим:его политика может оказаться успешной только,если она будет учитывать действие этих законов.Поэтому главной заботой немецких профессоровбыло опровержение скандальной ереси,утверждавшей, что в экономических явленияхсуществует повторяемость. [Л. Мизес имеет ввиду сложившуюся в середине XIX в. в Германии такназываемую историческую школу в политическойэкономии. Её видные представители В. Рошер, Б.Гильдебранд, К. Книс и др. отрицали самуювозможность общей экономической теории,поскольку каждая страна развивается своимособым путём и каких-либо единых закономерностейэкономической жизни вообще нет. Эти идеи внесколько модернизированном видепропагандировались затем и новой (молодой)исторической школой (Г. Шмоллер, А. Брентано, К.Бюхер и др.), господствовавшей в германскойэкономической науке до 30-х годов нашего столетия.]Преподавание экономической теории было преданоанафеме, а на её место были поставлены wirtschaftlicheStaatswissenschaften (экономические аспекты политическойнауки). Единственное, что требовалось отуниверситетского преподавателя общественныхнаук, – это поносить рыночную систему и энергичноподдерживать государственный контроль. Прикайзере радикальных марксистов, открытопризывавших к революционному восстанию инасильственному свержению правительства, неназначали на штатные профессорские должности.Веймарская республика практически уничтожилатакую дискриминацию. [Германию периода 1919–1933гг. принято именовать Веймарской республикой,поскольку её конституция была принятазаседавшим в г. Веймаре Германским Национальнымсобранием.]
Экономическая наука изучает всю системусоциального взаимодействия с учётомвзаимовлияния всех решающих факторов ивзаимозависимости различных отраслейпроизводства. Её нельзя разбить на несколькоотдельных областей, в которых специалисты моглибы вести исследования, не обращая внимания наостальные области. Просто нелепо изучать деньги,труд или внешнюю торговлю с той же степеньюспециализации, которая принята у историков,разбивающих историю человечества на отдельныефрагменты. Историю Швеции можно рассматриватьпочти без всякой связи с историей Перу. Но вы несможете заниматься ставками заработной платы, незанимаясь в то же самое время товарными ценами,процентными ставками и прибылями. Любоеизменение одного из экономических элементовоказывает воздействие на все остальные элементы.Учёный никогда не сможет узнать, к чему приведётопределённая политика или какое-либо изменение,если он ограничит свои исследования отдельнымсегментом всей системы.
Именно этой взаимозависимости не хочет видетьгосударство, когда оно вмешивается в делаэкономики. Государство делает вид, что ононаделено мистической способностью раздаватьдары из неистощимого рога изобилия. Оноодновременно всеведуще и всемогуще. По мановениюволшебной палочки оно может сотворить счастье иизобилие.
Истина заключается в том, что государство неможет давать, если оно не берёт у кого-то.Субсидия никогда не выплачивается государствомиз его собственных средств; государство выдаётсубсидии только за счёт налогоплательщика.Инфляция и кредитная экспансия – излюбленныеметоды проявления щедрости современнымгосударством – ничего не добавляют к объёмуимеющихся ресурсов. Они делают некоторых людейболее обеспеченными, но только в той же самоймере, в какой других они делают беднее.Вмешательство в рынок, в установленные спросом ипредложением цены товаров, ставки заработнойплаты и нормы процента в краткосрочном планедостигает целей, к которым стремилосьгосударство. Но в долгосрочном плане эти мерывсегда приводят к ситуации, являющейся – с точкизрения государства – ещё болеенеудовлетворительной, чем прежнее положение дел,которое они должны были изменить.
Государство не обладает возможностями сделатьвсех людей более обеспеченными. Оно можетподнять доходы фермеров, насильственным путёмограничив внутреннее сельскохозяйственноепроизводство. Но более высокие цены за продукциюсельского хозяйства платят потребители, а негосударство. Обратной стороной повышения уровняжизни фермеров явится понижение уровня жизнивсего остального населения. Государство можетзащитить маленькие магазины от конкуренцииунивермагов и цепных магазинов. [Цепныемагазины – множество однотипных торговых точек,принадлежащих какой-либо одной крупной торговойфирме, устанавливающей единые цены, условияпродажи и т. п.] Но по счёту здесь вновьзаплатит потребитель. Государство можетулучшить условия жизни части наёмных работников,приняв законы, якобы действующие в интересахрабочих, или перестав оказывать сопротивлениедавлению и принуждению со стороны профсоюзов. Ноесли такая политика не вызовет соответствующегоповышения цен потребительских товаров,возвратив тем самым реальную заработную плату напрежний рыночный уровень, то она приведёт кзначительной безработице среди тех, кто хочетработать по найму.
Изучение такой политики с точки зренияэкономической теории неизбежно должно показатьеё тщетность. Вот почему бюрократия наложилатабу на экономическую науку. Но государствопоощряет тех специалистов, которые ограничиваютсвои наблюдения узкой областью, не заботясь оботдалённых последствиях проводимой политики.Специалист по экономике труда рассматриваеттолько непосредственные результаты прорабочейполитики, специалист по экономике сельскогохозяйства – только повышение цен насельскохозяйственные товары. И один и другойсмотрят на проблемы только с точки зрения техгрупп давления, которые получаютнепосредственные выгоды от принимаемых мер и необращают внимания на их конечные социальныепоследствия. Это не экономисты, а пропагандистымероприятий государства в определённой сфереуправления.
В условиях государственного вмешательства вбизнес целостная государственная политика давнораспалась на плохо скоординированные части.Прошли те времена, когда ещё можно было говоритьо государственной политике. Сегодня вбольшинстве стран каждое министерствопридерживается собственного курса,противодействуя усилиям других министерств.Министерство труда стремится повысить ставкизаработной платы и снизить стоимость жизни. Ноподчиняющееся тому же правительствуминистерство сельского хозяйства стремитсяповысить цены на продовольственные товары, аминистерство торговли пытается при помощитаможенных тарифов поднять внутренние цены натовары. Одно министерство борется с монополиями,а другие стараются – при помощи тарифов, патентови других средств – создать условия, необходимыедля существования монополистическихограничений. И каждое министерство ссылается намнение эксперта, специализирующегося наизучении соответствующей сферы.
Итак, студентов более не посвящают в тайныэкономической науки. Они изучают бессвязные иразрозненные факты о различных мероприятияхгосударства, противоречащих друг другу. Ихдиссертации и дипломные работы посвящены неэкономической теории, а различным сюжетам изэкономической истории и различным примерамгосударственного вмешательства в бизнес. Этиподробные и хорошо документированныестатистические исследования ближайшегопрошлого (ошибочно называемые исследованиямисовременного положения) представляют большуюценность для будущего историка. Они не менееважны для профессионального обучения юристов иконторских служащих. Но они, конечно, не могуткомпенсировать отсутствие теоретическогоэкономического образования. Поразительно, чтодокторская диссертация Штреземана былапосвящена условиям торговли бутылочным пивом вБерлине. [Штреземан Густав (1878–1929) –германский политический деятель, один изоснователей и руководителей немецкой народнойпартии; в августе-ноябре 1923 г. – главаправительства (рейхсканцлер), одновременно савгуста 1923 г. – министр иностранных дел.]Учитывая, как строится расписание учебноговремени в немецких университетах, можно суверенностью сказать, что значительную частьсвоих университетских трудов Штреземан посвятилизучению организации сбыта пива и состоянияпотребления его населением. Таковинтеллектуальный багаж, которым прославленнаяуниверситетская система Германии снабдилачеловека, ставшего рейхсканцлером в самыекритические годы немецкой истории.
После того, как старые профессора, получившиесвои кафедры во время краткого расцветанемецкого либерализма, умерли, в университетахрейха стало невозможно услышать что-либо обэкономической науке. Немецких экономистовбольше не было, а книги иностранных авторовнельзя было найти в библиотеках, обслуживавшихуниверситетские семинары. Обществоведы непоследовали примеру профессоров теологии,знакомивших своих студентов с принципами идогматами других церквей и сект и с философиейатеизма, потому что стремились доказатьнесостоятельность убеждений, которые считалиеретическими. Всё, что студенты, изучающиеобщественные дисциплины, узнавали от своихпреподавателей, сводилось к тому, чтоэкономическая теория – ложная наука, а такназываемые экономисты являются, как сказалМаркс, сикофантами-апологетами неправедныхклассовых интересов буржуазных эксплуататоров [Сикофанты– профессиональные доносчики и клеветники.Мизес, очевидно, имеет в виду следующее место изпредисловия ко второму изданию I тома«Капитала»: «Отныне дело шло уже не о том,правильна или неправильна та или другая теория, ао том, полезна она для капитала или вредна, удобнаили неудобна… Бескорыстное исследованиеуступает место сражениям наёмных писак,беспристрастные научные изыскания заменяютсяпредвзятой, угодливой апологетикой» (К. Маркс,Ф. Энгельс, т. 23, с. 17). Сикофантами именовал Маркссовременных ему экономистов в ряде своих работ.],готовыми продать людей крупному бизнесу ифинансовому капиталу <см. L. Pohle, Die gegenwartigeKrise der deutschen Volkswirtschaftslehre, 2-ed., Leipzig, 1921>.Выпускники покидали университеты убеждённымисторонниками тоталитаризма нацистского илимарксистского толка.
Аналогичным было положение и в других странах.Наиболее престижным учебным заведением Францииявлялась Ecole Normale Superieure в Париже [Ecole Normale Superieure(фр.) – Высшая педагогическая школа.Основанное после Великой французской революции,это высшее учебное заведение неизменно стоиточень высоко по академическому уровню и престижу];её выпускники занимали большинство важныхпостов в сферах государственного управления,политики и высшего образования. Господствующуюроль в этом учебном заведении играли марксисты идругие сторонники полного государственногоконтроля. В России царское правительство недопускало на университетские кафедры никого, ктобыл заподозрен в сочувствии либеральным идеям«западной» экономической науки. Но в то жевремя оно приглашало на эти кафедры многихмарксистов, принадлежавших к «легальному»крылу марксизма, то есть тех, кто не разделялубеждений революционных фанатиков. Такимобразом, цари сами способствовалипоследовавшему триумфу марксизма.
Европейский тоталитаризм является результатомгосподства бюрократии в области образования.Университеты подготовили почву для диктаторов.
Сегодня как в России, так и в Германииуниверситеты являются главными оплотамиоднопартийной системы. Не только общественныенауки, история и философия, но и все другиеотрасли знания, искусства и литературы строгорегламентированы или, как говорят нацисты,gleichgeschaltet [gleichgeschaltet (нем.) – унифицированный].Даже такие наивные и доверчивые поклонникиСоветов, как Сидней и Беатриса Вебб, былишокированы, когда обнаружили, что «Журналмарксистско-ленинских естественных наук»выступает «за партийность в математике» и«за чистоту марксистско-ленинской теории вхирургии», и что «Советский вестниквенерологии и дерматологии» стремитсярассматривать все обсуждаемые проблемы с точкизрения диалектического материализма <Sidneyand Beatrice Webb, Soviet Communism: A New Civilization? N. Y, 1936, II, p. 1000>.[ВеббСидней (1859–1947) и его супруга Беатриса (1858–1943) –английские социалисты, стоявшие у истоков«умеренного», так называемого фабианскогосоциализма. В 1932 г. Веббы посетили СССР и в 1935 г.опубликовали двухтомную работу «Советскийкоммунизм – новая цивилизация?», в целомдружественную по отношению к большевистскомугосударству, хотя и критичную в частностях.]
Кто должен быть хозяином?
В любой системе разделения труда необходимопределённый принцип координации деятельностилюдей различных профессий. Усилия специалистабудут бессмысленными и противоречащимипоставленной цели, если ориентиром для него нестанет верховенство народа. Разумеется,единственной целью производства являетсяобслуживание потребителей.
В рыночном обществе направляющим принципомявляется мотив получения прибыли. В условияхгосударственного контроля им является строгаярегламентация. Третьей возможности несуществует. Для человека, которым не движетстремление делать деньги на рынке, должен бытьразработан свод правил, которые говорили бы ему,что и как делать.
Один из доводов, чаще всего приводимых противлиберально-демократической системы капитализма,заключается в том, что она в основномподчёркивает права индивида, забывая о егообязанностях. Люди настаивают на своих правах ине помнят о своих обязанностях. Однако с точкизрения общества права граждан имеют большеезначение, чем их обязанности.
Нам нет необходимости останавливаться наполитических и конституционных аспектахантидемократической критики. Права человека,систематизированные в различных биллях о правах,были провозглашены для защиты индивида отпроизвола государства. Если бы не они, люди былибы рабами деспотических правителей.
В экономической сфере право приобретениясобственности и владения ею не являетсяпривилегией. Это принцип, обеспечивающийнаиболее полное удовлетворение нуждпотребителей. Тот, кто хочет зарабатывать,приобретать и владеть богатством, непременнодолжен служить потребителям. Мотив полученияприбыли является средством, обеспечивающимверховенство народа. Чем лучше человеку удаётсяобслужить потребителя, тем больше его заработок.Каждый получает выгоду от того, чтопредприниматель, производящий хорошие ботинки сминимальными затратами, становится богатым;большинство людей понесли бы те или иные потери,если бы закон ограничил его право становитьсябогаче. Такой закон был бы выгоден только егоменее умелым конкурентам. Это бы не снизило, аподняло цены на ботинки.
Прибыль – вознаграждение за наилучшеевыполнение каких-либо добровольно взятыхобязательств. Это средство, обеспечивающееверховенство масс. Простой человек являетсяпотребителем, на которого работают капитаныпромышленности и все те, кто им помогает.
Возражают, что это не соответствуетдействительности в случае крупнойпромышленности. У потребителя нет выбора: либопользоваться услугами данной компании, либоотказаться от удовлетворения жизненно важнойпотребности. Он, таким образом, вынужденсоглашаться на любую цену, запрашиваемуюпредпринимателем. Крупная компания является ужене поставщиком и партнёром, а хозяином. Ничто незаставляет её совершенствовать и удешевлятьсвои услуги.
Давайте рассмотрим пример железной дороги,соединяющей два города, между которыми нетникакой другой железнодорожной линии. Мы можемдаже не принимать во внимание тот факт, что сжелезными дорогами конкурируют другиетранспортные средства: автобусы, легковыеавтомобили, самолёты и речные суда. При такихдопущениях каждый, кто захочет путешествовать,действительно будет вынужден обратиться куслугам железной дороги. Но это не ликвидируетзаинтересованности компании в хорошем и дешёвомобслуживании. Не каждый, кто задумывает поездку,вынужден ехать на любых условиях. Числопассажиров, едущих по делу или ради удовольствия,зависит от эффективности обслуживания и платы,взимаемой за проезд. Часть людей поедет в любомслучае. Другие поедут, только если качество,быстрота обслуживания и невысокая плата сделаютпоездку привлекательной. От поведения именноэтой второй группы будет зависеть, как пойдутдела компании – вяло или даже плохо, или же онабудет высокорентабельной. Если это верно дляжелезной дороги при таких крайних допущениях,которые были сделаны выше, то это тем более вернодля любой другой отрасли бизнеса.
Все специалисты, будь то бизнесмены или люди,обладающие определённой профессией, прекрасноосознают свою зависимость от директивпотребителей. Каждодневный опыт учит их тому, чтопри капитализме их основной обязанностьюявляется обслуживание потребителей. Теспециалисты, которые не в состоянии понятьосновополагающие социальные проблемы, глубокопрезирают это «рабство» и хотятосвободиться от него. Бунт специалистов сограниченным мировоззрением является мощнойсилой, подталкивающей ко всеобщейбюрократизации.
Архитектор должен приспосабливать своипроекты к пожеланиям тех, для кого он строит дома,или – применительно к многоквартирным домам – кзапросам домовладельца, желающего иметь здание,которое понравилось бы будущимквартиросъёмщикам и в котором поэтому легко былобы сдать квартиры. Нет нужды выяснять, прав лиархитектор, считающий, что он лучше знает, какдолжен выглядеть красивый дом, чемневежественные непрофессионалы, которымнедостаёт хорошего вкуса. Возможно, он бесится отярости, когда бывает вынужден портить своивеликолепные проекты, чтобы угодить заказчикам.И он мечтает о таком идеальном состоянии дел,при котором он мог бы строить дома,соответствующие его собственным художественнымстандартам. Он грезит о государственномУправлении жилищного строительства и в своихмечтах видит себя во главе этого учреждения.Тогда-то он будет строить жильё по-своему.
Этот архитектор был бы чрезвычайно обижен, еслибы кто-то назвал его будущим диктатором. Мояединственная цель, – мог бы возразить он, –приносить людям радость, предоставляя в ихраспоряжение более красивые дома; эти людислишком невежественны, чтобы знать, что большевсего будет способствовать повышению ихблагосостояния; о них должен позаботитьсяспециалист, находящийся под покровительствомгосударства; следует принять закон, запрещающийстроительство некрасивых зданий. Но давайтезададимся вопросом, кто должен решать, какойархитектурный стиль следует считать хорошим, акакой плохим? Наш архитектор ответит: «Конечно,я, знаток своего дела». Он смело отметает тотфакт, что даже среди архитекторов существуютзначительные расхождения относительно стилей иих художественной ценности.
Мы не хотим специально подчёркивать, что нашархитектор при бюрократической диктатуре, иособенно – при тоталитаризме, не будет воленстроить в соответствии со своими собственнымиидеями. Ему придётся подчиняться вкусам своегобюрократического начальства, а те будут зависетьот капризов верховного диктатора. В нацистскойГермании архитекторы не свободны. Они должныприспосабливаться к замыслам неудавшегосяхудожника Гитлера.
Гораздо важнее следующее. В сфере эстетики, также как и во всех других сферах приложениячеловеческих сил, не существует абсолютныхкритериев, определяющих, что прекрасно, а что нет.Если человек заставляет своих согражданподчиняться его представлениям о ценностныхнормах, он вовсе не делает их счастливее. Они самирешают, что приносит им счастье и что им нравится.Вы не сделаете более счастливым человека,который хочет пойти на представление«Ирландской розы», если вместо этогозаставите его пойти на великолепную постановку«Гамлета». Вы можете издеваться над егоплохим вкусом. Но только сам он являетсяверховным судьёй в том, что касается егособственного удовлетворения.
Диетолог с диктаторскими замашками хочет,чтобы его сограждане ели в соответствии с егособственными представлениями об идеальномпитании. Он хочет обращаться с людьми так же, какживотновод обращается со своими коровами. Он не всостоянии понять, что питание не самоцель, асредство достижения других целей, фермер кормитсвою корову не для того, чтобы сделать еёсчастливее, а ради определённой цели, которойможет служить хорошо откормленная корова.Существуют различные системы кормления коров.Которую из них он выберет, будет зависеть от того,хочет ли он получить как можно больше молока, илимяса, или чего-то ещё. Каждый диктаторнамеревается разводить, выращивать, кормить иприучать своих сограждан так же, как животноводобращается со своими коровами. Его цель несделать людей счастливее, а привести их в такоесостояние, которое сделает его, диктатора,счастливым. Он хочет превратить их в домашнихживотных, перевести на положение скота.Животновод тоже является доброжелательнымдиктатором.
Итак, вопрос таков: кто должен быть хозяином?Должен ли человек свободно выбирать свой путь ктому, что, как он считает, сделает его счастливым?Или же диктатор должен пользоваться своимисоотечественниками как пешками, стремясьсделать себя, диктатора, счастливее?
Можно признать, что некоторые специалистыправы, когда говорят нам, что большинство людейведёт себя глупо, пытаясь добиться счастья. Но выне сделаете человека счастливее, поместив егопод чью-либо опеку. Эксперты различныхгосударственных учреждений, безусловно,прекрасные люди. Но они не правы, есливозмущаются всякий раз, когда законодательныеорганы расстраивают их тщательно продуманныезамыслы. Какая польза от представительногоправления, спрашивают они, – ведь оно толькопрепятствует выполнению наших добрых намерений.Но вопрос стоит только так: кто должен правитьстраной? Избиратели или бюрократы?
Любой полудурок может взять кнут и заставитьдругих людей подчиниться. Но для того, чтобыслужить народу, нужны голова и кропотливый труд.Лишь немногим удаётся производить ботинкидешевле и лучше конкурентов. Неумелый специалиствсегда будет стремиться к бюрократическомугосподству. Он прекрасно знает, что не можетдобиться успеха в рамках конкурентной системыВсесторонняя бюрократизация – это его спасение.Опираясь на властные полномочия своегоучреждения, он будет добиваться выполнения своихрешений при помощи полиции.
В основе всей этой фанатичной пропагандыпланирования и социализма часто нет ничего,кроме внутреннего осознания своейнеполноценности и никчёмности. Человек, которыйзнает, что не способен выдержать конкуренцию,издевается над «этой безумной системойконкуренции». Тот, кто не в состоянии служитьсвоим согражданам, хочет управлять ими.