Я сцепила руки перед собой и увидела, как его взгляд скользнул вниз и остановился на моей теневой лапе. Я быстро спрятала ее за спину.
— Эска? — Голос был таким тихим, что походил на раскаты далекого грома.
Я кивнула. Мой язык казался свинцовым, и не было слов, которые могли бы построить мост через пропасть. Но ведь никакой пропасти и не было. Ее никогда не было. Только не между мной и Хардтом. В два прыжка он оказался рядом со мной, обхватил меня руками и сжал в крепком объятии. Потом я заплакала. Потом заплакал и он. Мы провели так какое-то время. Некоторые узы преодолевают время, а для некоторых воссоединений не нужны слова.
Я избавлю тебя от большей части болтовни, которую мы произносили, уткнувшись друг другу в плечи, поскольку очень многое из этого не имело смысла. Важно то, что мы снова были вместе, и это было все равно, что прийти домой и надеть пару старых ботинок, которые сидят на твоих ногах как никакие другие. Хардт всегда принимал меня такой, какая я есть, и, несмотря на это, следовал за мной. Я до сих пор не знаю почему. Полагаю, из-за любви. Не из-за романтической любви — нет ничего более временного и хрупкого. Но из-за любви, построенной на уважении и пережитых вместе трудных временах, которые никто другой никогда не смог бы понять.
К тому времени, как объятья разомкнулись, у нас обоих были опухшие щеки и покрасневшие глаза. И мы оба улыбались.
Моя тень переместилась, забурлила, встала на дыбы рядом со мной.
— Хардт!
Хардт отпрянул назад, от него исходил страх. «Что это за хрень, Эска?» За все годы, что мы провели вместе, я только один раз слышала, чтобы он был так напуган, когда мы чуть не упали с великой цепи Ро'шана.
Я вздохнула. Я должна была догадаться об этом с того самого момента, как согласилась с Сссеракисом, что ему больше не нужно прятаться. Моя тень слегка повернулась ко мне. «Да. Ты должна была это сделать». Меня немного нервировало, что Сссеракис мог говорить вслух и при этом слышать мои мысли. Не знаю почему, но это казалось неправильным.
— Все в порядке, Хардт. Это Сссеракис. Ужас из Другого Мира.
— Я лорд Севоари, — объявил Сссеракис.
Хардт переводил взгляд с меня на мою тень. Чернильная тьма колебалась и танцевала, как пламя свечи.
— Это тот, кого ты носила в себе все эти годы?
Я пожала плечами:
— Более или менее.
— Твой страх доставлял мне удовольствие, большой землянин.
Потребовалось немного объяснений. Как и в большинстве случаев, Хардт в конце концов принял это как очередную причуду Эски. Он всегда принимал меня, даже после того, как я совершала поступки, с которыми он был не согласен. Я никогда не заслуживала той поддержки, которую оказывал мне Хардт. В конце концов, Сссеракис согласился отступить, и я думаю, что все были счастливее без постоянного напоминания о том, что я была одержима древним воплощением страха.
Сирилет спустилась со своего трона, и Хардт обнял ее так же, как и меня. На мгновение она испугалась — я увидела это в ее темных глазах, — затем смягчилась в его объятиях. Я думаю, что ее демоны — скорее в переносном, чем в буквальном смысле, — все еще яростно ее преследовали. Для того, чтобы остаться сильной, ей потребовалось невероятное усилие воли. Хардт не стал отчитывать ее за то, что она ушла, а скорее отстранился и проворчал, глядя на ее руки, спрашивая, почему никто не промыл и не перевязал ожоги. Сирилет улыбнулась и смахнула слезы.
Затем наступило то, чего я по-настоящему боялась.
— Где Имико? — спросил Хардт. — Она ушла искать тебя, Эска. Я подумал, что раз вы с Сири снова вместе, то Имико, должно быть, тебя нашла. Она…
Он, должно быть, понял. По тому, как мы с Сирилет не ответили. По взглядам, которыми мы обменялись. По тому, как я ссутулилась, внезапно почувствовав себя слишком усталой, чтобы поднять голову. Он должен был понять.
Кенто шагнула вперед, выпрямив спину и сцепив руки перед собой. Она нас спасла.
— Имико пожертвовала собой, чтобы спасти нас всех. Каждого.
— Она… — Хардт, нахмурившись, на мгновение уставился на Кенто. Затем на меня. — Пожертвовала?
Я кивнула.
Хардт покачнулся, как будто я его ударила. Он схватился за канделябр, обхватив его рукоять большой рукой. Трис упал. Он стоял на полпути к трону, но, услышав слова Кенто, тяжело опустился на пол, закрыл лицо руками и заплакал. Сирилет подошла к нему, и все разногласия между ними были забыты. Она села рядом со своим старшим братом, обняла его за широкие плечи и притянула к себе. Он беззвучно плакал, уткнувшись в ее плечо. Тогда они вместе горевали о тете, которая любила их как своих родных.
Я подошла к Хардту, и здоровяк упал мне на руки. Он, должно быть, весил в два раза больше меня, но я поддержала его, когда он осел. Сссеракис придал мне сил, и я медленно опускала Хардта, пока мы оба не сели.
Горе и отчаяние. Такие бесполезные эмоции.
— Не сейчас, Сссеракис.
Мы провели так некоторое время. Мы с Хардтом были в объятиях друг друга. Трис и Сирилет делали то же самое. Кенто неловко стояла рядом и ждала. Она могла бы присоединиться к нам, разделить наше горе, но не сделала этого. Она держалась особняком. Я думаю, возможно, она надеялась на радостное воссоединение. Но не на эту общую печаль.
Не скажу, что мы сразу же справились со своим горем по Имико. Мы не справились. На самом деле, с горем нельзя справиться. Это не монстр, которого можно убить и покончить с ним. Горе — хищник из засады, и мы его добыча. Оно преследует нас всю нашу жизнь, прячась в запахах и звуках, в одиночестве и в толпе. Оно поджидает в предметах и мыслях. Воспоминания — охотничьи угодья горя, и, когда оно нападает, его укус ядовит. Оно вызывает печаль, ярость, а иногда и отчаяние. Но горе — это не хищник, ищущий приключений. Оно всегда преследует старые воспоминания, а не новые. И именно так мы движемся дальше. Находим новые воспоминания там, где не приветствуются старые.
С тех пор мы с Хардтом провели много вечеров, перебирая наши старые воспоминания. Мы делились ими, даже теми, которые вспоминали сотни раз до этого. Тот раз, когда Имико украла мой Источник и в придачу избила. Когда она попробовала свои силы в кулинарии только для того, чтобы приготовить суп, настолько соленый, что океан выбросил бы его обратно в нее. Как она исчезала каждый раз, когда Кенто или Сирилет нужно было почистить. Как я заставила ее надеть платье, и она стала похожа на кошку, пытающуюся плавать. Ее искренняя мольба — единственное, что оттащило меня от края пропасти, когда я собиралась натравить на Ишу армию монстров. Так много воспоминаний. Те вечера часто заканчивались слезами, но лучше были те, которые заканчивались смехом.
В конце концов Хардт немного напрягся в моих объятиях. Это было неуловимое изменение, как будто он был мешком с зерном, а потом все его мышцы вспомнили, что из них состоит мужчина. «Я тебя не знаю, так?» — спросил он Кенто, шмыгнув носом.
Кенто улыбнулась и кивнула. Впервые с тех пор, как я встретила свою старшую дочь, она показалась мне немного застенчивой.
— Когда-то ты знал меня. Совсем недолго.
Хардт покачал головой и посмотрел на меня.
— Хардт, это Кенто.
Осознание пришло медленно, и он покачал головой:
— Нет. Ты сказала, что она мертва.
— Ну, я думала, что она мертва. Но она жива и…
Хардт вскочил на ноги и бросился к Кенто. Она даже отступила на шаг назад. Он протянул руку, задержал ее у лица Кенто и пристально посмотрел на нее.
— Ты очень похожа на него.
Удивительно, как хорошо Хардт справился с тем днем. Его самый старый друг вернулся после почти десятилетнего отсутствия. О, и она одержима ужасом, и всегда была одержима. Кроме того, один из твоих самых близких друзей мертв. И в довершение всего, появилась та самая давно потерянная племянница, которую ты считал умершей более двадцати лет назад. Иногда наши эмоции так сильно разрастаются, что мы перестаем с ними справляться и просто плывем по течению.
Я оставила их там. Это был счастливый момент. Хардт и Кенто наконец-то воссоединились. Он никогда не принимал то, что я решила расстаться с ней. Мое решение всегда было для нас обоих занозой в заднице. Мне не было места на их воссоединении. Я не заслуживала такого счастья. Трис присоединился к ним. Он никогда не знал Кенто в детстве, как и Изена, но он был членом семьи, и у него появилась новая сестра, с которой он мог познакомиться. Я ускользнула, как тень. Сирилет хотела последовать за мной, но я покачала головой. То, что мне нужно было сделать сейчас, я должна была сделать одна. Меня ожидало еще одно воссоединение. Возможно, самое важное из всех.
Я остановила проходившего мимо слугу и спросила о Джозефе. Приземистый лысеющий мужчина некоторое время таращился на меня, затем, запинаясь, объяснил, как пройти к тому, что он называл ‘храмом’. Я последовала этим указаниям с неприятным чувством в животе. Храмы обычно посвящались религиям или мифологическим персонажам. У Ранд и Джиннов были храмы по всему Оваэрису, и не то чтобы эти ублюдки заслуживали поклонения. Я никогда не допускала, чтобы в моем королевстве были храмы. Но это больше не было моим королевством.
Я остановилась у двери в храм. Я хорошо знала это место. Это была большая комната; та самая, в которой я когда-то обучала своих детей работе с Источниками. Та самая комната, где много лет назад умерла Ви. Я спросила себя, не специально ли Джозеф ее выбрал?
Двери не было, она была снята с петель. Я думаю, это был целенаправленный выбор, чтобы способствовать открытости. Я слышала голоса внутри, много тихих слов. И что-то еще. Это звучало так, словно дети играли в камешки, в игру, цель которой — бросать маленькие камешки в концентрические кольца, нацарапанные на полу.
Хватит ждать. Я никогда не была тем, кто прячется за стенами комнат. Я выпрямила ноющую спину, насколько позволял мой возраст, и вошла в храм. Должна признаться, я не ожидала увидеть то, что в ней нашла.