— Ты все еще не понимаешь, что Лоран сделал с нами, так, Эска? — сказал Джозеф. Он погладил маленький камень у себя на коленях. — Он вселил в нас богов. Ты — Джинн. Я — Ранд. Он сделал нас… чем-то другим. Чем-то новым.
— Ты говоришь об Авгуриях? — спросила я. Снова это проклятое пророчество. Избранный, который положит конец вечной войне. Какой же кучей дерьма все это обернулось. Именно Железный легион узнал правду о том, что Авгурии были руководством к созданию сосудов для воскрешения наших мертвых богов.
Джозеф нахмурился и покачал головой:
— Тебе следует поговорить с Тамурой, Эска.
— Этого нет в моем списке дел. — Я не смогла скрыть горечи в голосе. Я не была уверена, чего я хотела от Джозефа, но точно не этого.
Я поймала себя на том, что тереблю пальцами. Прошло много времени с тех пор, как я в последний раз могла это делать. Все это казалось таким неловким. Было время, когда мы были ближе, чем брат и сестра. Две части одной души. Сейчас… Я не знала, что ему сказать. Я не знала, кем он стал. Не знала, как преодолеть пропасть и найти точки соприкосновения, которые всегда были между нами. Когда я подняла глаза, то увидела, что Йозеф делает то же самое. Он теребил пальцами камень, лежавший у него на коленях, и хмурился.
Я улыбнулась, потом рассмеялась.
— Я скучала по тебе.
Он посмотрел на меня снизу вверх и ухмыльнулся. «Я… — Он покачал головой, на мгновение его взгляд стал отсутствующим. — Мне все еще нужно кое-что сделать. Прости, Эска. Я… иногда мне кажется, что я видел слишком много. Знаю слишком много. Что с тобой случилось?» Он наклонился вперед, протянул руку и обхватил ладонью мою морщинистую щеку. В тот момент, когда он прикоснулся ко мне, я услышала, как толпа вокруг нас ахнула, но изо всех сил постаралась не обращать на это внимания. Было приятно снова почувствовать его руку на своей коже. Когда-то мы были так близки. Я спала рядом с ним каждый день на протяжении более десяти лет, прижимаясь к нему и находя утешение в этой близости.
— Ты помнишь Яму? — спросила я. Он кивнул. — Я проглотила Источник хрономантии, чтобы… ну, чтобы заставить тебя сдаться. Я пострадала от отторжения, и это состарило меня. Продолжает меня старить.
— Ах. — Он улыбнулся мне. — Ты впитала ее. Хрономантия стала твоей врожденной способностью. Но ты не можешь ее контролировать. Твои глаза сверкают дугомантией. Земля под тобой дрожит от геомантии. Твое тело стареет от хрономантии. И мертвые восстают вокруг тебя с помощью некромантии. — Его голос приобрел странную певучую интонацию. — Ты когда-нибудь замечала, что вся эта магия — область Джиннов?
Не замечала, честно говоря, но теперь, когда я подумала об этом… он был прав. Физическая магия принадлежит Джиннам, биологическая — Ранд. Мне ввели некромантию, Джозефу — биомантию. Мы две стороны одной медали, он и я. Он — жизнь, исцеление, бессмертие. Я — смерть, разрушение, продолжительность жизни, которая становится все короче из-за поглощающей меня магии. Мы — двойственность, мы связаны точно так же, как связаны Ранд и Джинны.
Я вдруг почувствовала, что устала от этого разговора. От Джозефа и его странностей. От толпы людей, наблюдающих за нами. От всего, что я пережила за последнее время. И, конечно, от магии, которая разъедала меня изнутри. Я дернулась, чтобы подняться.
— Мне пора.
— Подожди! — раздалось из толпы. Одна из женщин в мантии и дурацкой шляпе. Она встала и бросилась вперед, остановившись у подножия ступенек. — Пророчество.
Что ж, это положило всему этому конец. Если и было что-то, от чего я больше всего уставала, так это пророчества. Первый катаклизм, Второй катаклизм, Авгурии. Я больше не хотела иметь с этим ничего общего. Я даже не была уверена, что хочу участвовать в войне, которая стучалась в дверь нашего мира. Я почувствовала, как во мне поднимается знакомое отчаяние. После самоубийства Имико оно приходило все чаще и чаще. Да, я называю это так, как оно было. Некоторые люди могли бы назвать это жертвой, чтобы придать ей благородства, но это принижает боль, которую испытывала моя сестра. Это было самоубийство. Потому что она больше не могла выносить боль жизни. Что ж, я это понимала. Я слишком хорошо это чувствовала. Я согнулась под тяжестью этого и…
— Ты доверяешь мне, Эска? — спросил Джозеф.
Мне стоило больших усилий поднять голову и посмотреть на него. Я так устала, и каждая частичка меня вдруг стала весить так же сильно, как земля, в которой мы были похоронены. Я кивнула и поняла, что это правда. Несмотря на все, что было между нами, всю боль и предательство. Я все еще могла доверить Джозефу свою жизнь. И всегда буду доверять.
Он так тепло улыбнулся мне.
— Хорошо. — Он снова наклонился вперед и положил руку мне на грудь. — Извини.
Боль разрезала меня надвое и превратила обе половины в ничто.
Глава 9
Внизу, в темноте, ненавистный мир обжигал меньше. Вдали от неба и его света. Он обжигал меньше, но все равно обжигал. Здесь не было безопасного места. Не было удобного места. Сссеракису негде было укрыться от боли существования. Ему нужно было найти дорогу домой. Вернуться в Севоари, к своим городам и миньонам, к бесконечной задаче сохранить Бьющееся сердце маленьким и управляемым.
Сссеракис блуждал по туннелям. Он спустился в эту темноту во временном хозяине. Какое-то существо, называвшее себя землянином. С первых мгновений Сссеракис почувствовал, что хозяин ухудшается, слабеет. В хозяина вцепилось безумие. Врожденное понимание того, что что-то не так и от него нужно избавиться. Это закончилось так же, как и у всех хозяев. Смертью. Хозяин не смог вынести кошмаров, страха, инстинктивного ощущения, что что-то не так внутри. Его смерть освободила Сссеракиса.
Существа, живущие в темноте, проводили свои дни, копая, копая и еще раз копая. Бесполезные жизни. Такие жалкие создания. Жили мгновение и исчезали. Но их страх был восхитителен. Такое разнообразие. Такие неповторимые ароматы. Среди этих земных созданий не было двух одинаковых на вкус. Все они испытывали разные страхи, и радость, которую Сссеракис испытывал, мучая их, была такой же приятной, как и сам страх.
Но мир все еще обжигал.
Сссеракис наткнулся на трех земных существ и погасил их свет. Они запаниковали. Это было чудесно. Сссеракис заманил их в ловушку в темноте и, не торопясь, показывал им страхи, вырванные из их собственных умов. Один мечтал увидеть, как умирают другие, уменьшенные версии его самого, как тают их лица, как лопаются глазные яблоки в черепах. Другой боялся погони, когда его преследовал в темноте бесформенный хищник. Третий был в ужасе от большого землянина, покрытого шрамами, с глазами, которые светились в темноте. Сссеракис обрушивал на них их же кошмары, впитывал эмоции и гасил их жизни так же легко, как и тот маленький огонек, который они принесли с собой. Затем на какое-то время перестал. В конце концов, он не мог покончить со всеми земными существами сразу. Ему нужно было сохранить хоть немного жизни. Они должны были кормить его, пока он не найдет способ вернуться домой.
Сссеракис почувствовал, что у входа в пещеру собираются новые существа. Еще больше земных существ, пришедших исследовать мертвых. Сссеракис не был сыт. Он никогда не был сыт. Не здесь, в этом мире, где его сила постоянно сгорала. Он мог бы прокормиться еще немного. Он уменьшился в размерах, спрятался в темноте и стал ждать. Погоня могла быть увлекательной, но еще увлекательнее было, когда добыча добровольно шла в ловушку.
В комнату вошло юное создание-землянин с фонарем в руках. Оно было грязным и маленьким, и от него смутно пахло богами. Ребенок ребенка ребенка частицы бога. Оно было так далеко от той силы, которой когда-то обладало. Это были всего лишь тлеющие угли некогда могучего пламени. Это не имело значения. Сссеракис пришел к пониманию, что дети богов умирают так же, как и другие: в страхе, боли и полном одиночестве.
Сссеракис бросился вперед и погрузил землянина в темноту. Он продемонстрировал страх землян; скользящие в темноте существа, вытащенные из собственного воображения землянина. Он провел ледяными лезвиями по коже землянина, вызывая вздохи боли. Парализованное собственным ужасом, земное существо было самым восхитительным из всех.
— ХВАТИТ! — закричало земное существо. Сссеракис немного отстранился, сбитый с толку. Здешняя добыча никогда раньше с ним не разговаривала. — Кто ты?
В этом существе было что-то особенное. Оно все еще было напугано, но преодолело свой страх, использовало его, чтобы обрести собственную силу. Сссеракис уважал это. Он отвечал землянину, и существо, словно питаясь этими ответами, спрашивало все больше и больше. Вскоре Сссеракису надоели вопросы. Он снова набросился на добычу, готовый довести добычу до новых высот ужаса, прежде чем оно умрет.
— Чего ты хочешь?
Сссеракис помолчал. Подумал. Ответил. Он хотел вернуться домой. Обратно в Севоари, где свет не обжигал.
— Я могу помочь, — сказало земное существо. — Я могу отправить тебя обратно.
Сссеракис снова отстранился и замер. Он не мог решить, правду ли говорило существо. Несомненно, какой-то ребенок бога вытащил Сссеракиса из Севоари. Возможно, другой ребенок бога мог бы отправить его обратно. Тогда они пришли к соглашению. Сделка была заключена. Землянин доставит Сссеракиса домой, а взамен Сссеракис оставит существо в живых. Однако Сссеракис утаил бо́льшую часть правды. Существу не нужно было знать, что ему придется умереть, чтобы выполнить условия сделки. Осознание этого придет позже, и страх, который Сссеракис испытает, когда существо узнает правду, будет чудесным.
Сссеракис приблизился к землянину, ворвался в него, обвился вокруг тела и души. Вселение было мгновенным, но освоение нового тела заняло время.
Хозяйка вышла из комнаты, поговорила с другими землянами, а затем неуклюже ушла. Сссеракис спрятался внутри, наблюдая за происходящим глазами хозяйки. Хозяйка не разговаривала с Сссеракисом. Не признавала его. Это выглядело так, словно хозяйка делала вид, что Сссеракиса не существует. Это было забавно. Но в этой хозяйке было что-то особенное. Свет этого ненавистного мира все еще обжигал, но не в этом хозяине. Все было по-другому, как будто темнота внутри хозяйки была щитом от света. Сссеракис свернулся калачиком, уютно устроившись внутри, и впервые с тех пор, как его притащили в Оваэрис, почувствовал себя в безопасности. Это был дом вдали от дома. Существо было создано из страха, хотя и отчаянно маскировало страх гневом. Сссеракис уже знал, что эта хозяйка прослужит долго. При условии, что переживет ночные кошмары.