— Ты сказал, что она старая, придурок. Леди Эска, — сказала женщина, подойдя ко мне и протянув правую руку для рукопожатия. Я обратила внимание, что она не сказала королева. Или Эскара. Она потребовала соблюдения формальностей, которых не заслуживала, и я почувствовала, как во мне поднимается раздражение.
Мне она не нравится. В ней есть страх, но не перед нами. Заставь ее бояться нас.
Я откинула свой теневой плащ и протянула ей когтистую лапу. Она взглянула на нее, переложила ребенка из одной руки в другую, затем взяла мою костлявую руку и пожала ее.
— Бефф, — сказала она с едва заметной улыбкой. — А этого малыша зовут Тэм, — она сунула мне ребенка в руки так внезапно, что у меня не было другого выбора, кроме как подхватить его. Он был тяжелым, что было неудивительно, учитывая рост его родителей, и от него воняло говном. Что ж, в этом возрасте от них всех воняет говном. — А это старший. — Она подтолкнула другого мальчика вперед, и он, споткнувшись, сделал шаг, а затем опустился на одно колено.
— Кор Тру, — пробормотал ребенок, глядя на свой большой палец. Я уставилась на него и подумала, не дурак ли он.
— Верно, Сен, — сказала Бефф. — Она Королева-труп.
Сен кивнул, все еще стоя на колене:
— Кор Тру.
Ребенок у меня на руках извивался, брыкался, бил меня по лицу пухлой ручонкой и продолжал вонять. Я должна отметить, что, хотя я люблю своих детей и никогда не находила в них недостатков в их раннем возрасте, я терпеть не могу чужих детей. Я узнала об этом, когда была в Райсоме. Помогать принимать роды — это грязное дело, но потом ты передаешь ребенка с рук на руки, и дело с концом. Когда они становятся достаточно взрослыми, чтобы бегать и говорить, их бывает довольно забавно дразнить и преследовать, и иногда они говорят самые странные и мудрые вещи, какие только можно себе представить. Но между этими событиями проходят годы, когда они только и делают, что плачут и обсираются. Беспорядок и шум, и ничего больше. Я не хочу иметь ничего общего ни с этими годами, ни с кем-либо из детей в этом возрасте.
— Я хочу поблагодарить тебя, леди Эска, — сказала Бефф. — За то, что помогла моему мужу пройти через все эти передряги.
Ребенок снова дал мне пощечину. Я посмотрела на него, мои глаза засверкали. Он был слишком мал, чтобы понять, и опять ударил меня по щеке, смеясь. Мой шторм забушевал вокруг меня, маленькие разряды молний ударяли в пол, обжигая камень.
— Эска, — прогрохотал Хардт, предупреждая об опасности. Я утихомирила шторм прежде, чем молния ударила в его детей, и он выхватил Тэма из моих рук. Малыш тут же вцепился в Хардта.
Освободившись от ноши, я снова обратила свое внимание на Бефф. «Тебе не за что меня благодарить. Я уверена, что большинство наших неприятностей — моя вина. Кроме того, Хардт выручил меня из стольких же, из которых я выручила его». Никто из нас никогда не сравнивал, но, если бы мы это сделали, на обоих чашках весов лежал бы тяжелый груз.
Бефф кивнула и притянула Сена к себе. Теперь я почувствовала легкий укол страха, исходящий от нее. Не за себя, конечно. За своих детей. Ей не стоило беспокоиться, я бы не причинила им вреда. Но немного страха полезно.
— Тем не менее, — продолжила Бефф. — Он рассказал мне о тебе все, и, если бы не ты, он бы не выбрался из Ямы. Спасибо тебе.
После этого она представилась должным образом. Она действительно когда-то была солдатом, охранником Террелана, и служила на вершине Ямы. Но все изменилось, когда она встретила Хардта и выпустила наружу первого из своих отпрысков. Теперь она была членом совета Йенхельма. Совет был гениальной идеей Сирилет, позволившей ей снять с себя многие из наиболее утомительных вопросов правления. Они решали большинство проблем людей и еженедельно представляли отчеты трону. Жаль, что я не подумала об этом, когда была королевой. Возможно, я бы не ненавидела это так сильно. В конце концов детям, как это обычно бывает, стало скучно, и младший начал выть, а старший гонялся за одной из дворцовых кошек, пока та не разозлилась настолько, что попыталась ударить его лапой. Тогда он тоже начал кричать.
Единственное, что я могу сказать о Сирилет с вечной благодарностью — хотя в первый год своей жизни она была шумной, после этого она стала тихим ребенком.
Бефф увела детей и оставила нас с Хардтом сидеть на ступенях Трона-трупа. Я подумывала о том, чтобы сесть на него, но это место больше не принадлежало мне, и я решила, что это может создать плохой прецедент для любого, кто это увидит. Я рассказала Хардту о Джозефе и хрономантии. Думаю, он понял примерно половину из того, что я сказала, но он так и не смог по-настоящему разобраться в Источниках. Мы поговорили о Торе и войне, которая назревала между двумя странами. Он предупредил меня, чтобы я была осторожна с Трисом — мой сын уже не тот молодой человек, которого я знала.
Затем мы перешли к делу. Хардт вытащил из кармана куртки маленькую фляжку и вытащил пробку. Я сделала глоток и поморщилась. Виски с фруктовым, дымчатым привкусом было таким крепким, что у меня защипало в глазу и обожгло горло. Хардт всегда предпочитал дешевую и мерзкую выпивку. Но дело было не в выпивке.
— Тамура должен был быть здесь, — сказал он низким, густым голосом. — Но старый дурак в отъезде, а этим нужно заняться. — Он понюхал, сделал глоток и протянул фляжку мне. — За Имико.
Мы выпили за мою сестру. Виски отдавало пеплом и сожалением. Я прислонилась к Хардту, а он ко мне, и мы стали молча пить за Имико. До тех пор, пока Хардт не понял, что больше не выдержит молчания.
— Скажи мне правду, Эска. Это сделала Сирилет? — Он поперхнулся словами, ему потребовалось время, чтобы прийти в себя. — Это Сирилет убила Имико?
Как ответить на этот вопрос? Сказать нет было бы ложью. Сказать да тоже было бы ложью. В конце концов, я остановилась на правде.
— Это была я. Я ее убила.
Я не стала ничего объяснять. Мне казалось, что я не смогу. Все равно это вышло бы неправильно. Хардт напрягся и некоторое время сидел рядом со мной. Затем он допил остатки из фляжки и, не говоря ни слова, встал и вышел из тронного зала, сжав руки в кулаки. Я его не винила. Сначала Изен, потом Сильва, а теперь и Имико. Все они погибли из-за меня. Хардт, вероятно, гадал, кого из нашей семьи я убью следующим.
Он оставил фляжку на ступеньках рядом со мной. Пустую. Треснувшую в том месте, где он так крепко сжимал ее в руке. Я осторожно подняла фляжку, чтобы ни одна трещина не разошлась слишком далеко. Я хотела сохранить ее. Я не могла бы точно сказать, почему, но это казалось важным, значимым.
Сентиментальная чушь. Это была просто треснутая, бесполезная старая фляжка. Я раздавила ее в своей теневой лапой и разбросала осколки по тронному залу.
Глава 12
На следующий день, перед уходом, я попрощалась с Кенто. Она заявила, что, как только будет поближе к Ро'шану, она сможет сообщить о своем месте матери, и Мезула пришлет за ней флаер. Я попыталась обнять свою старшую дочь, но она отстранилась от меня. Настороженность в ее глазах причиняла боль, но, полагаю, я не могла ее винить. Я только что сбросила с себя тридцать лет, у меня была костяная лапа, которая, одновременно, была древним ужасом, и я была закутана в плащ, сотканный из теней. Хотя мне все еще было больно.
Я попросила ее поговорить с Мезулой, чтобы убедить Ранд прислать посланника в Ланфолл для участия в совете правителей, который нам нужно было собрать. Мы не смогли бы сделать то, что нужно, без Ранд, и, если кто-то и мог убедить Мезулу, так это Кенто. Она согласилась спросить, но не дала никаких обещаний. Я также попросила Кенто рассказать обо мне Эсем. На эту просьбу она ответила лишь каменным молчанием.
Я покинула Йенхельм вместе с Трисом и сотней солдат за моей спиной. Это был небольшой эскорт, хотя и больше, чем мне хотелось бы. Я бы поехала одна, чтобы попытаться убедить Тор, что война — это последнее, чего мы хотим или в чем нуждаемся. Сирилет этого не допустила. Моя дочь, черт бы ее побрал, совершенно справедливо заметила, что я все еще слаба, и, если солдаты Тора решат напасть, мне понадобится помощь. Все, что ей потребовалось, — это показать на мои тонкие, как палки, руки и ноги, чтобы доказать свою точку зрения. Я ела с аппетитом, моя плоть начала возвращаться, но я все еще быстро уставала.
Солдаты шли походным строем. Трис сидел на птице трей так, словно родился в седле. Для меня тоже была такая, но я предпочла не ехать верхом. Ходьба пойдет мне на пользу.
Огромная толпа собралась, чтобы посмотреть, как мы покидаем Йенхельм. Они заполонили улицы, высовывались из окон, сидели на водосточных желобах крыш высоко над нами. Слух о моем возвращении распространился, и жители Йенхельма толпились, чтобы увидеть свою бывшую королеву. Люди всегда очень гордились моей репутацией, какой бы мрачной она ни была. Они, без сомнения, слышали, что я состарилась, а потом ко мне вернулась молодость. Я устроила им настоящий спектакль.
Я надела свои старые кожаные доспехи. Они были скрипучими и жесткими от долгого неиспользования и нуждались в хорошей смазке. Кроме того, они были пробиты в нескольких местах во время сражений, в которых я участвовала, и они мне больше не подходили. Это были те самые доспехи, что были на мне в тот день, когда я сражалась с Сильвой на До'шане. Пара шрамов на коже до сих пор напоминали мне о том бое. Сссеракис обернул мою тень вокруг меня, как плащ, и я смотрела на них горящими глазами, что, казалось, приводило толпу в восторг. В этом был какой-то праздничный дух.
Гребаные дураки! Никто из них даже не понял, что именно поэтому я и ушла. Создавать кумиров из монстров — это безумие. Мне хотелось крикнуть им всем, что я не героиня.
— Улыбнись, мама, — сказал Трис, слегка наклоняясь с седла. Его птица трей продолжала свой путь, царапая когтями пыльную дорогу, ее перья испуганно взъерошились от шума. — Может, помашешь им своей теневой рукой? Дай им увидеть тебя.