— Ей нужен отдых, но нельзя показывать, что она слаба.
У меня едва хватило сил, чтобы, используя свою врожденную геомантию, поднять из земли небольшую каменную стену. Я опустилась на землю, прислонилась спиной к стене и отключилась.
Глава 3
Хозяйка умерла. Сссеракис почувствовал, как остановилось ее сердце — собственный шторм заставил сердце замереть. Он сбежал, наконец-то освободившись от мяса и костей, которыми владел так долго. За эти годы у него было много хозяев, но ни один из них не справлялся с этим так хорошо, как Эска. Большинство из них сходили с ума от присутствия постороннего в их сознании или совсем отказывались от своей воли, отдавая Сссеракису полный контроль. Раньше он бы решил, что это самое лучшее, но союз с Эской оказался выгодным во многих отношениях, которых он никак не ожидал. Казалось, что в сотрудничестве больше силы, чем в контроле.
Сссеракис пролетел через горящий портал за мгновение до того, как тот захлопнулся. Болезненный свет и шум Оваэриса остались позади. Севоари приветствовал его. Мир больше не сжигал его просто за то, что Сссеракис существовал. Он был дома. Наконец-то дома после стольких лет. Раньше время не имело большого значения, но Оваэрис превращал любое понятие в бесполезное замечание. Еще одна причина презирать этот мир яркости и глупых созданий, которые считают себя важнее, чем они есть на самом деле.
Сссеракис вдруг понял, что скучает по хозяйке. Прошло всего несколько мгновений, как они расстались, но он уже скучал по Эске. Она была мертва. Это была эмоция. Она грызла Сссеракиса, словно голод, но более жестокий, более опустошающий. Огромная пустота, зияющая бездна. Глупо. Земные эмоции давили на него из-за длительного контакта с хозяйкой. Они исчезнут. Они должны будут исчезнуть. Сссеракис не мог жить с такой пустотой. Ему нужно было заполнить себя. Ему нужно было питаться.
Сссеракис поднялся в небо и полетел. Он услышал громкий рев, который мог исходить только от его собрата-лорда, Хайренаак, Безземельной. Сссеракис знал, что ему придется заново познакомиться с Хайренаак и остальными. Они должны узнать, что он вернулся. Им нужно будет поклониться еще раз. Но сначала ему нужна сила.
Стайка горесноров бродила по колышущемуся полю голубоватой меч-травы. Горесноры питались бесконечно, нуждаясь в энергии для восстановления своей постоянно гниющей плоти. Они были почти безмозглыми и не испускали ощутимого страха, который был бы особенно приятен, но их вполне хватало для быстрого перекуса. Сссеракис бросился на них, стал большим и начал угрожающе двигаться. Безмозглых тварей было так легко напугать. Достаточно было малейшего намека на присутствие хищника. Горесноры запаниковали и попытались скрыться, но Сссеракис окружил их и загнал в угол. Дикая, звериная паника нарастала, и Сссеракис упивался этим ужасом, чувствуя, как его наполняют новые силы.
Проблема с безмозглыми животными заключалась в том, что их было очень легко чрезмерно возбудить. Разумное существо можно держать в состоянии постоянного страха вечно. Или, по крайней мере, до тех пор, пока оно жило. Тонкие намеки могут вызвать у него самые разные виды страха или тревоги. Но у зверей была только животная паника, и, если давить слишком сильно, зверь просто останавливался. Чаще всего — ступор, но иногда и смерть. Горесноры приготовили неплохую еду, но этого было далеко не достаточно, чтобы насытить аппетит Сссеракиса. Нужно было больше. Страх лучшего качества. Нужно было вернуть себе свой акрополь. Целая империя миньонов, которых он держал в состоянии постоянного страха. Именно так Сссеракис вновь обретет свою истинную силу. Тогда, и только тогда, он будет готов объявить о своем возвращении другим лордам Севоари.
Сссеракис взмыл в небо и устремился к своей старой территории. Он вернет себе свой город, вновь зажжет Вечнозеленый цветок на вершине огромного шпиля и призовет своих миньонов обратно для поклонения. На ходу он пронзительно кричал, заставляя всех, мимо кого он проходил, оглядываться и бояться. Даже другие ужасы, более молодые создания, многие из которых едва ли обладали разумом, боялись. Так и должно было быть. Сссеракис был самым старым из них, самым могущественным. Сссеракис знал, каково это — жить, править и любить. Нет! Последнее было земной эмоцией. Оставшийся артефакт переживания чувств хозяйки. Она была мертва. Она больше не могла портить Сссеракиса.
Сссеракис перестал кричать, замедлил ход и поплыл над огромным лесом, полным деревьев, гулей и призраков. Она была мертва. Почему-то это казалось нереальным. Никогда больше он не почувствует вкус ее страха. Никогда больше не услышит ее голос и не почувствует необузданную силу ее воли. Никогда больше не будет спорить о том, какие действия предпринять. И не почувствует мощь их объединенной силы. Она ушла. Это казалось… неправильным.
Оставшаяся часть путешествия для Сссеракиса была размытым безмолвным пейзажем. Он едва помнил, как двигался. Он перестал внушать страх всем, кто находился под ним, пролетая незамеченным.
Сссеракис прибыл в город как раз вовремя, чтобы увидеть, как обрушился высокий шпиль и угли Вечнозеленого цветка погасли навеки. Пришла Норвет Меруун. Она стала такой огромной. Она пожирала акрополь Сссеракиса. Ее миньоны кланялись и царапались перед гороподобной плотью. Они боялись ее, и Сссеракис упивался этим страхом, но он был направлен на Бьющееся сердце, и это было оскорблением, с которым Сссеракис не мог смириться.
Он опустился на землю, проносясь между темными высокими зданиями. Миньоны, которые увидели Сссеракиса, запаниковали, узнав о возвращении своего хозяина. Их страх распространился повсюду, осветив город. В конце концов, Сссеракис добрался до бурлящего потока плоти Норвет Меруун. Она устремилась вперед, пульсируя, разрастаясь, сглаживаясь, поглощая. Сссеракис закричал, обрел целостность и вонзился в плоть, вырывая кусочки Норвет Меруун, отбрасывая на нее ледяную тень и показывая ей, как ее собственная выпуклая кожа гниет, разжижается, стекает, сгорает дотла. Раньше это всегда срабатывало. Раньше она всегда боялась этого, и этот страх делал Сссеракиса сильным. Но на этот раз от нее ничего не исходило. Никакого ужаса. Никакого страха. Никакой паники. Ничего. Ничего. Ничего.
Норвет Меруун пульсировала, ее плоть выпячивалась наружу, росла, окружая Сссеракиса со всех сторон. Она не могла убить его, не могла поглотить. Сссеракису нечего было терять. Но как бы сильно он ни ранил ее, как бы ни отрывал от нее кусочки, она продолжала жить. В ней было слишком много такого, что нельзя было остановить. Город Сссеракиса пал, рассыпался, был поглощен непреодолимым потоком плоти.
Сссеракис был уверен, что уже слишком поздно. Его не было слишком долго. Равновесие было нарушено, и Норвет Меруун вырвалась на свободу. И Сссеракис был уже недостаточно силен, чтобы ее остановить это. Без хозяйки, без Эскары, он был недостаточно силен. Севоари умирал.
Не знаю, сколько я проспала. Когда я проснулась, было темно. Я представила себе, что Локар где-то там, наверху, и смотрит на нас. Расколотый и сломленный внезапным отсутствием своей возлюбленной. Искал ли он ее, наблюдал ли за нашим миром в поисках каких-либо намеков на свою луну-близнеца? Конечно, нет. Наши луны не были мыслящими существами, не были живыми. Мы приписали им это, потому что это романтично. Локар гнался за Лурсой по небу, поймал ее, заключил в объятия и прижал к себе так крепко, что на какое-то время они слились воедино. Что ж, если Сирилет что-то и доказала, так только то, что наши луны — это просто камень. Или, я полагаю, луна. Можем ли мы по-прежнему называть Лурсу луной теперь, когда она врезалась в наш мир? Я не знаю. В любом случае, я не могла видеть Локара из-за того, что небо было затянуто таким устрашающим покровом облаков.
Сссеракис был первым, кто понял, что я проснулась. Мне жаль, что я опустошил тебя, Эска. У меня не было выбора. Мы должны были… Мой ужас замолчал. Он уже почувствовал, что я поняла его и простила. Я знала, что поставлено на карту.
Я медленно приходила в себя, и мне все еще казалось, что я не спала. В моих глазах был песок и тяжесть, и даже просто открыть их стоило огромных усилий. Но я почувствовала запах еды, и у меня заурчало в животе. Сколько времени прошло с тех пор, как я ела в последний раз?
Мои дочери и другие выжившие сидели вокруг костра. Некоторые жевали харкскую гончую, каким бы жестким и тягучим ни было ее мясо, другие ждали, когда приготовится еще один стейк. Я наблюдала, как Кенто сделала источниконож, отрезала кусок приготовленного стейка и поднесла его к Сирилет. Моя младшая дочь сердито посмотрела на старшую.
— Это смущает, сестра, — сказала Сирилет. — Я не должна… Я имею в виду, если ты просто вернешь мне мои Источники, я смогу вылечить руки и есть самостоятельно. Ты ведешь себя…
Кенто сунула кусок стейка в лицо Сирилет, и у той не было другого выбора, кроме как открыть рот.
— Перестань жаловаться, сестра. Ты не получишь обратно свои Источники, пока я не буду уверена, что ты не воспользуешься ими, чтобы уничтожить нашу вторую луну.
Сирилет, нахмурившись, упрямо жевала.
— Я не смогла бы, даже если бы захотела, — сказала она с набитым стейком ртом. — Посоха больше нет.
Кенто отрезала еще кусочек стейка и махала им перед носом Сирилет, пока та быстро не проглотила и снова не открыла рот. Однако я увидела, как моя старшая дочь улыбнулась. Я могла бы наблюдать за ними целую вечность, но мой желудок решил снова заурчать, на этот раз громче, и Кенто, взглянув в мою сторону, увидела, что я проснулась.
Она засуетилась надо мной. Протянула мне маленькую глиняную чашку, которую как-то добыла. В ней была вода с землистым привкусом, напомнившая мне о Яме. Это была лучшая вода, которую я когда-либо пробовала, или, по крайней мере, мое обезвоживание убедило меня в этом. Затем мне дали стейк, и я постаралась проглотить его как можно быстрее. У меня болело все тело, и, несмотря на то что Сссеракис упивался страхом других выживших, мы оба все еще были слабы. Я заметил