и менее тоскливым итогам.
Озарения не случилось.
«И двести девяносто девять», подумала Лена, осторожно сняла с себя твердую горячую руку Алексея и пристроила ее лежачим полицейским на нейтральную полосу простыни. Встала, подхватила одежду и косолапо, чтобы не липнуть подошвами к линолеуму, прошла в ванную.
Лена быстро ополоснулась, заодно протрезвела: дожидаться, пока вода стечет и потеплеет, не стала, так что пришлось давить оханье и свирепо растираться небольшим полотенцем. Зеркало в ванной было малюсеньким, но не показывало ни особой потаскушности, ни засосов, синяков или припухлостей. Отражение было почти пристойным, если не считать чуть поехавших и покрасневших губ и слишком блестящих глаз. Подмышки и прочее, кстати, можно было вчера еще разок побрить, деревня такая, и корни прокрасить, а то вон, пегое уже поблескивает тут и тут, ну да ладно, никто и не заметил. Спонтанность, натиск и нерастраченная страсть отличают даже недозрелых баб-ягодок и мужиков с фаллическим типом прически. Они ка-ак кинутся.
Коли не удалось рассмотреть, Лена попыталась прозвонить и прослушать ощущения тела и – души не души, но что там блудницам среднего возраста ее заменяет. Организм как-то отреагировал на то, что хозяйка только что резко поменяла статус?
Нет. Все стандартно. Кровь гудела ровными толчками, кожа чесалась и шагренево ползла к хребту после гиперхлорированной воды, низ живота перестал сладко ныть и расслабился, выше не мог улечься ужин – вино его баламутило, похоже.
Лена старательно подумала: я трахалась с Алексеем. Формулировка ей не понравилась. Лена подумала еще старательней: «Алексей – мой любовник», – и сама скривилась от неловкости. Иных чувств, кроме копирайтерского ступора, не возникало. Может, потом возникнут, подумала Лена, стала аккуратно одеваться – и застыла в одной из самых дурацких поз, обилие которых приходится освоить всякому, кто носит колготки.
Так, подумала Лена испуганно. А что там у нас с защитой было? Должна была быть – и по идее, не маленькие же, и по ощущениям тоже, – но вдруг. Вот не хватало на старости лет залететь. Да еще от постороннего. Да еще с первого раза. Глупость, но обычно кретинские варианты оказываются самыми вероятными. А еще СПИД бывает, не говоря уж про трипперы всякие. Трудно представить себе более достойное завершение непорочной семейной жизни, чем помереть в сорок два от СПИДа, рожая невесть от кого.
Паника снесла Лену, растоптала и отхлынула, оставив холодную гадливость. Чего истеришь-то, дура, подумала она неуверенно, быстро оделась, открыла дверь и прислушалась. В квартире была темнота и тишина с еле слышным сопением в качестве малозаметной рамочки.
К подошвам в колготках линолеум не приставал, обойдемся без медвежьей походки. Лена, дождавшись, пока глаза снова привыкнут к сумраку, разбодяженному отсветом из распахнутой ванной, отыскала сумку, по возможности тихо нашла в ней телефон, автоматически проверила пропущенные вызовы – их не было, конечно, зато напа́дало стопятьсот уведомлений в разных мессенджерах, пора их снести к черту, коли гештальт закрыт, – включила фонарик и обошла диван. У изголовья блеснула надорванная обертка презерватива. Ну вот, подумала Лена, поспешно гася фонарик. Зря страдала, дура. То есть не зря, конечно, – урок тебе: в следующий раз не постфактум страдай, а убеждайся – как это, префактум, что ли? Прекоитум.
Допущение про следующий раз было даже посмешнее латинских приставок. Лена склонилась над спящим Алексеем, внимательно рассмотрела напоследок его гордо сопящий профиль и прикинула, не хочет ли поцеловать или погладить по суворовскому хохолку. Поняла, что нет. Сентиментальное подозрение немедленно уравновесилось: Лена вспомнила любимый анекдот Митрофанова «Нет у меня больше друзей», представила, как провернет сейчас трюк, аналогичный тому, что жена из анекдота применила к пьяному мужу, припершемуся домой в использованном презервативе, и бросилась прочь, зажимая рвущееся сквозь пальцы прысканье. Так и не заглянув в предполагаемый чулан Синей бороды. Пусть законная жена, дети и предыдущие жертвы Алексея спят спокойно.
Глава девятая
В прихожей Лена тщательно повспоминала, не забыла ли чего в этой квартире, в которую никогда не вернется, покатала по извилинам шальную мысль стырить что-нибудь – не то чтобы на память, а в поучение Алексею, дабы не вырубался, приводя незнакомцев, – но поняла, что мысль эта ей не нравится даже в комплекте с допущением, что так она научит товарища по удовольствию бдительности и спасет его от грядущего хама-собутыльника или клофелинщицы.
На улице было стыло и несвеже. Никогда это не кончится, подумала Лена с резко, как из бочки, нахлынувшим отчаянием, выдирая из кармана медицинскую маску. Никогда.
Домой идти в таком настроении не хотелось, да и в предыдущем, тревожно-веселом, не хотелось. Ни в каком не хотелось. Чего она дома не видела?
Но и в этом дворе, невиданном, незнакомом и пустом, где даже окна всех трех домов светили реденько и в неправильном порядке, не хотелось оставаться тем более.
Лена слабо представляла себе, где находится. От этого было слегка неуютно. Она поспешно вышла со двора и чуть не рассмеялась. Дом Алексея стоял торцом к улице Калинина, или как уж она сейчас называлась, от которой до дома было десять минут пешком. А в сотне метров все так же жирно полыхала вывеска «Повод есть» – того самого кафе, где Лена сняла Алексея. Или наоборот. Или взаимно.
Неужто работает еще, удивилась Лена, глянула на экран телефона и удивилась еще больше: всего-то половина двенадцатого. А чего ж так пусто-то кругом? С другой стороны – а как иначе, сообразила она, ускоряя шаг и все равно чувствуя, что не хватит у нее ни дыхания, ни устремленности, чтобы добраться сейчас до дома. Надо или такси вызывать, или снова дать себе передышку в кабаке. Ага, и снова мужика цепануть, и так от заката до рассвета. Перевыполним норму жизни за одну ночь, товарищи, ура, если не сотрем себе все или и впрямь на маньяка не нарвемся. Спать-то все равно не хочется. А что хочется? Да ничего. В этом и отчаяние момента.
Можно просто перевести дыхание в кондиционированном предбаннике, заодно разобраться с желаниями и предпочтениями, а потом идти дальше, подумала Лена, плотно прикрыв за собой дверь и сдирая маску с тройным концентратом уличной вони, сбитой, наверное, в пласты энергией вдохов и влагой выдохов.
Из кафе пахнуло грилем и корицей. Стало жарко и неохота наружу. Нажраться же собиралась, подумала Лена, веселея. Мишн анкомплитид, или [14]не с того конца выполнена. А вот хряпну, расслаблюсь, и тогда уже домой, твердо решила она, снимая куртку и вручая ее уже пару раз осторожно выглянувшему из гардероба вежливому пареньку, который то ли не запомнил, что видел уже Лену сегодня, то ли решил не подавать вида.
Главное – ни к кому не подсаживаться, решила Лена. Если свободных столиков не будет, высосу пару бокалов у барной стойки, как в плохом американском кино, и быстренько вчешу домой. Хватит с меня половой романтики на ближайшую пару лет. Или пару месяцев.
Свободных столиков было ровно ползала, как в описании небывалого эксперимента из учебника физики, потому что вторая половина зала гремела и приплясывала, не вставая: за сдвинутыми столами кипела вечеринка человек на пятнадцать. Контингент выглядел безобидным – разнополый, разновозрастной, не сопляки и не старики, не сильно крикливые и, судя по набору блюд и бутылкам, а также месту встречи, – не голытьба, но и не понторезы. Вот и прекрасно, решила Лена, всем будет не до меня, а я полюбуюсь чужим задушевным общением на расстоянии, порадуюсь и за них, которым есть ради чего бежать из дома в полночь, и за себя, которой не приходится вписываться в шумные хуралы – и со спокойной душой и ублаженным телом отправлюсь баиньки. Одна и к себе, строго напомнила Лена на всякий случай, предчувствуя, что минимум ближайший год будет обращаться с собой, как с юной шлюшкой, при этом убьет любого, кто углядит малейшее основание для этого.
Лена присела, огляделась и махнула рукой официанту. Но на сигнал отозвался не официант, а маршировавший мимо мужик – или, судя по ухоженности бороды, парень, – с двумя небольшими ведерками, которые почему-то нес в одной руке. Он заложил вираж к столику Лены и осведомился:
– Вам помочь?
Лена сперва смутилась, потом разозлилась, но ответила сдержанно:
– А вы за официанта, наливаете?
Парень почему-то заморгал и ответил явно медленнее, чем собирался:
– Не официант, но налью запросто. Принести или к нам подсядете? Чего вы одна-то.
Парень был симпатичный и вроде не вредный, а шутил как умел, поэтому Лена не стала ставить его на место, а просто сообщила:
– Спасибо, молодой человек, я вполне дееспособна, и компаний с меня на сегодня хватит.
Парень плюхнулся на стул и протянул, расплываясь в улыбке:
– Еле-ена Игоревна. Точно вы. Класс.
Лена молча всмотрелась в его лицо и попыталась вспомнить, потом – представить его без бороды. Не удалось, хотя глаза определенно были знакомыми.
– У вашего поколения не будет ни силы, ни перспективы, пока вы не запомните, что общество имеет возможность влиять на политику в государстве посредством различных методов, в том числе… – сообщил парень и засиял так, что бороду выперло вперед, как у мерзавчика из мультика про Конька-Горбунка.
– …С помощью революционных действий, – медленно сказала Лена. – Ваня, ты что ли?
Парень поспешно закивал и сказал:
– Кто ж еще-то. Блин, десять, нет, сколько уж…
– Ты с женщиной общаешься, – строго напомнила Лена.
– Класс-класс-класс, – заявил парень, ерзая плечами. – Елена Игоревна, пойдемте к нашим, а? Я настаиваю.
Опять кому-то нужна, и даже не как женщина, подумала Лена с некоторым удовольствием, открыла рот, чтобы отказаться, но вместо этого сказала:
– Если никому не помешаю…
И пошла за Ваней под его заверения: «Все будут рады, не помешаете точно. А может, и поможете».