Георгий Никитич потребовал счет и лично оплатил его, не позволив Алексу поучаствовать даже чаевыми, хотя тот настаивал, – пояснил, что беседа была очень полезной и перспективной. Папа посмотрел на него непонятно, Алекс тоже. Георгий Никитич улыбнулся, спросил у папы, может ли взять машину, попрощался с мужским полом за руку и убежал, извинившись.
– Нам тоже пора, – сказал Алекс, посмотрев в телефон. – Ключи уже привезли.
– Ключи? – спросил папа. – Вы где ночуете-то?
– Знакомые знакомых квартиру сдают, на Лесной, видимо, в новых домах, все удобства, – пояснила Саша.
– Понятно, – сказал папа. – Могли бы и у нас… У меня, в смысле. Или могу деньгами помочь.
– Ну что вы, – сказал Алекс вежливо. – Вы уже вон как помогли. Ну и в будущем, кто знает…
– Никто не знает, – сказал папа, пожимая руку ему и Матвею. – Жизнь полна сюрпризов и странностей. Поаккуратней там, много не пейте.
– Да мы вообще не пьем! – возмутилась Ксюха.
– Вот и хорошо, – сказал папа и поцеловал Сашу. – Звони, если что. Так, дождь уже кончился, угроза миновала. Пошли, молодежь.
Глава седьмая
– Посчитала, – сказала Полинка. – Надо три ляма минимум. Это прямые затраты на необходимые нужды, открытие счета, офис, печать, сборщиков подписей и так далее, даже если больше с типографией не связываемся. Если связываемся, то соответственно. И это не считая реальных вещей типа продвижения.
– Но они же бесплатными будут, – сказал Иван и оглянулся на Тимофея. Тот ухмыльнулся. Иван констатировал:
– Значит, до последнего тянем с официальным объявлением.
Полина ответила:
– Все равно деньги нужны. Полсотни прямо сейчас.
– Мы же скидывались, – удивился Иван.
– Офис поменяли, здесь сразу расчет, а за Чайхану нам когда еще остаток вернут, и залог мы, считай, потеряли.
– Я компенсирую, сказала же, – нервно напомнила Машка.
– Никто никому ничего не компенсирует, – устало сказал Иван, – у нас тут не ООО и не взаимная касса. Делимся чем можем, всё.
– Всё, – подтвердила Полинка. – Всё ухнуло на печать, на связь, Артему вон для дронов пришлось подкупить всякого.
– Все равно не хватило, – пробормотал Артем, поглаживая пластырь на костяшках кулака, заметил взгляды и показал, что нет-нет, он без претензий.
– Я на свои заправляюсь, – так же негромко буркнула Машка.
– Ну чего, по десятке, что ли, тогда? – спросил Иван и полез в кошелек.
– Ух, – сказала Машка, вцепляясь в дреды.
Полинка, взглянув на нее, провела по выбритому виску и мечтательно протянула:
– Волосы на улице распустить, пройтись без платка, без балахона…
– Да дома или здесь проветрить бы хоть раз, – раздраженно подхватил Артем, – уже привыкли спертым воздухом дышать.
– У нас родину сперли, чего про воздух говорить, – пробормотал Иван, выкладывая купюры на стол.
– Кто у тебя опять родину спер? – недовольно уточнил Тимофей. – А, в смысле, малую.
– Родина малой не бывает, – назидательно сообщил Иван. – Ты ж патриот, должен знать.
– Как свои пять пальцев и четыре коня апокалипсиса, – добавил Артем.
Полинка предположила:
– Армия, флот, дураки и дороги?
– Еще аванс и получка, – отрезал Тимофей. – Я к банкомату, бабос выдерну и вернусь.
Лена, глядя в экранчик, что-то сказала. Ее не поняли из-за насморочной тональности. Она подняла голову и повторила:
– Я двадцатку дам.
И с издевательской улыбочкой покачала телефоном, словно это что-то объясняло.
Они с Машкой вернулись через полчаса, как и грозили. Похоже, квартира, в которой остановились дочь Лены с друзьями, и впрямь располагалась по соседству. Лена обменялась неизбежными репликами по этому поводу с ребятами, приняла горсточку обязательных комплиментов насчет того, какая взрослая, красивая у нее дочь и какие толковые друзья, и поспешно углубилась в работу, обложившись листочками и блокнотами. Тимофей тряс с нее варианты опросников для мессенджеров о приемлемости и эффективности публичных акций. Опросники надо было сделать аккуратными, интересными, подводящими к основной мысли не сразу, а лишь на третьем-четвертом сеансе и так, чтобы каждый отдельный сеанс не позволил ничего предъявить ни организаторам, ни участникам опроса.
Иван, в свою очередь, не отставал от Лены по главной теме. Требовалось поскорее определиться с тем, как большинство горожан представляет себе решение проблемы – вернее, какой из вариантов оно считает минимально неприемлемым. Против мусоросжигающего завода в прошлом году выступали практически все. Сейчас, нюхнув мерзости, многие согласились бы, конечно, и на черта с рогами, лишь бы без серного выхлопа. И то обстоятельство, что без выхлопа не обойтись, было наименьшей бедой – по сравнению с тем, что ни черт с рогами, ни завод, ни любое другое избавление от свалки Чупову больше не грозили.
Даже на самый дешевый и доступный выход, закапывание свалки, не было ни денег, ни политической воли. Деньги теоретически можно было отсудить у Гусака и области, дособрав из все еще задранных тарифов на вывоз мусора. Но смысл-то, если вонь, пусть и засыпанная землей, останется вонью. Против варианта захоронения играли и популярные апокалиптические байки про возможность проникновения токсинов из неразложившихся или слишком разложившихся отходов в подземные воды, а с ними в реку и водопровод. Такие заметки регулярно появлялись на разных порталах и форумах, преимущественно желтушной окраски. Верить в страшилки никто не верил, но помнили о них все – и пугали друг друга, как в детстве историями про Обои с Зелеными Глазами.
Ивану следовало об этом помнить, как и всем выживателям. Поэтому он совершенно не хотел отвлекать Лену. В социологических инструментах и замерах общественного мнения Лена разбиралась лучше всех не только в этой комнате, но, возможно, и во всем городе, если не области. Она одна и могла вызнать все страшилки, пыхтелки и вопилки коллективного бессознательного и учесть их – чтобы обойти и дать людям ровно то, что им надо, а не то, чего они, по собственному некорректному мнению, хотят. Убежденность Ивана в Лениной компетентности не имела ни статистических, ни логических обоснований, отчего была фантастически тверда, до искр на тупых гранях. Такое уж впечатление Лена на него производила. Всегда.
Иван сам очень не любил, когда на него пялятся, поэтому раз за разом урезонивал и уговаривал дурачка внутри себя прекратить таращиться на Лену, но через несколько минут обнаруживал, что дурачок снова тут. Иван спохватывался, втыкал нос в смарт и бумаги – и пялился снова. И ничего не мог с этим поделать.
Да потому что.
Во-первых, это приятно. Анекдот требовал сказать, что это красиво, но, как школота выражается, на самом деле нет. Лена было именно что приятной во всех отношениях: на нее приятно было смотреть, с нею приятно было разговаривать, даже с насморочной, даже о ерунде, а серьезные темы просто приподнимали Ивана от гордости, что он общается с Леной на равных, вроде бы не позорясь и оставаясь интересным ей. И есть вместе с нею было приятно, а это большая редкость не только в гендерных, но и в любых человеческих отношениях. Строить же планы сообща было не только приятно, но и полезно.
Особенно приятные ощущения были, как ни стыдно, связаны с идеями, сохранившимися, оказывается, со времен Иванова детства. Для подростка, дважды в неделю выполнявшего инструкции привлекательной молодой женщины и отчитывавшегося перед нею, идеи были стандартными и почти неизбежными. Иван полагал, что перерос их еще во времена студенческих беснований – позабыл уж точно, а жизнь сперва с Викой, а потом – и тем более – с Аленой должна была любое щенство такого рода раскатать в быстро разлагаемую пленку. Ан нет.
В Лене, вполне корпулентной, чересчур взрослой и матерой во всех смыслах тетке до сих пор сидела, почти не скрываясь и временами выпячиваясь самым откровенным образом, как перекачанная трапециевидная мышца под скучным пиджаком, та самая молодая, свежая и веселая Елена Игоревна, что была тогда помладше нынешнего Ивана и, оказывается, осталась первой любовью подростка, из которого нынешний Иван вырос. Долбаные пятнадцать лет, зачем вы прошли и куда делись.
Признаться в этом «оказывается» Иван не был готов никому, включая Лену и самого себя, но диагностировал растущую стыдобень все отчетливей. Не понимая, что с этим делать и тем более нужно ли с этим что-то делать.
– Ну это зашквар, – сказал Артем, Полинка кивнула, а Лена принялась отвечать, так что Иван стандартно отвлекся и заслушался.
– Вот как раз очень интересный и малоизученный социологический момент. Да, мы живем в эпоху, когда для заметной части активного образованного населения зашквар – у нас говорили «западло», – не только сотрудничать с властью, но просто эту власть замечать и учитывать в своей жизни и ее планировании. Только для вас это, с одной стороны, единственно известное, с другой – уникальное состояние, а мы такое уже переживали: и само состояние, и его концовку, и то, чем оно сменилось. Факт, что та эпоха снова вернулась, означает, что да, наверное, отстраняться от власти все-таки умнее и честней, чем подстраиваться под нее. А может, он означает совершенно противоположное: общество должно плотно опекать институты власти, не подпускать к ней тех, кто делает из, э-э, эстетически неприятного образования с казенными коридорами, серыми чиновниками и бессмысленной риторикой заповедник воров и брехунов без стыда и совести. В любом случае следует исходить из принципа, что лучше с властью дела не иметь. Но знаете, товарищи, когда наступает угроза жизни, принципы можно отодвинуть на потом, а заниматься именно что сохранением жизни. Мне свекровь рассказывала, у нее родня татарская. Сама она полностью обрусела, многие крестились, а какие-то краешки родни остались упертыми мусульманами. И она, говорит, их побаивалась одно время, тем более что старшего там бабаем звали. А потом с этим бабаем разговорились, с трудом, он по-русски не слишком мог – тем не менее. Вы, говорит, ребята, предатели, но мы на вас зла не держим. Вы, говорит, не виноваты, это мы виноваты, что не научили своих детей разнице между, не знаю…