…посмотрите на спину вашего мачо. Если все прыщи на спине выдавлены – он женат или в постоянных отношениях. Я не знаю, что толкает нас на этот шаг, бабы, но наши ручонки постоянно тянутся к спине нашего мужика, чтобы выдавить там каждый прыщ, причем делаем мы это не особо профессионально. Возможно, это способ жен донести до посторонних баб информацию: «Этот кусок мяса мой, ищи себе другого, сучка!»
Вообще, мне иногда кажется, жены и любовницы обмениваются информацией через тело своего (точнее общего) мужика. Жены оставляют свою подпись в виде выдавленных прыщей на спине. Любовницы – в виде страстных царапин на спине. И ходит такой дебил со спиной, которая по виду как шумерские письмена – информации куча, главное, верно расшифровать.
Самый простой способ.
Спросите его напрямую. Без истерики, без угрожающей интонации: «А ты женат?», так, как будто вы спросили: «А ты любишь кушать пельмени?» И просто смотрите, как самозабвенно он врет. Мужик, которому нечего скрывать, ответит просто «нет». Если начались какие‐то шуточки-вопросики на тему: «Пельмени? Какие пельмени? Уральские?», или: «А я похож на человека, который любит пельмени?», или: «А ты случайно сама не любишь пельмени?» – человек просто выкраивает время, чтобы была возможность подольше подумать и собрать более-менее внятный ответ на твой щекотливый и неудобный вопрос. Возможно, он еще не женат, но что‐то заставило его очень сильно понервничать.
Но бывают «честные» женатики. Эти еще хуже. Встретилась как‐то с одним гусаром: погуляли в парке, поели хот-догов, он бутылку шампанского веткой березы открыл – ну, красавец, что тут скажешь. Спрашиваю: «А ты случайно не женат?» Он говорит: «Почему случайно? Я специально женат». Я растерялась, спросила на всякий случай: «А зачем ты со мной познакомился?» Он прямо мне и сказал: «Да я так отдыхаю от семьи». Отдыхает он. Вместо Турции решил слетать в меня. Было обидно и стремно. Поэтому я пробормотала что‐то типа: «Вам отказано в визе в меня без объяснения причин». И ушла. Он еще что‐то кричал вслед про безвизовый режим. Но я уже не слушала.
В общем, в Интернет-знакомствах нет ничего страшного или возмутительного. До появления Интернета люди в реале занимались тем же самым: знакомились, общались, женились, разочаровывались и расходились. Только все это происходило не в таком бешенном темпе. Среднестатистический ловелас мог познакомиться с одной-двумя девушками за день. Сейчас активный пользователь сайтов знакомств может разослать больше пятидесяти сообщений со стихами типа:
Вы моя роза,
А я ваш садовник,
Буду рыхлить вас
Каждую среду и вторник.
И в половине случаев получить ответ! Двадцать пять девушек за один день! Это чертовски много.
Я всегда помню об этой цифре на всякий случай, чтобы сильно не обольщаться, когда какой‐нибудь шустрый тип пишет мне: «Наталья, дайте мне хоть один шанс встретиться с вами. Я вас не разочарую!» Я, читая это сообщение, всегда представляю еще двадцать четырех девушек, которые одновременно со мной отвечают ему на это же сообщение.
Скажу еще раз, чтоб вы наверняка запомнили: Интернет – это не зло. Зло – это люди, которые наполняют интернет-пространство. Поэтому просто будьте внимательными при знакомстве в Интернете.
Если вы познакомились в Интернете с мужчиной, с которым у вас ничего не получилось, заблокируйте все его аккаунты на всех ресурсах. Не столько чтобы он не смог вам написать свое «привет, может, вспомним былое?», сколько для того чтоб вы не написали ему это.
Сотрите все данные и фотки, которые он вам присылал. Да, даже эту, где он вам протягивает ромашку с подписью: «у меня ромашки для моей Наташки». Стирайте быстро!
Не заводите левых аккаунтов, чтобы проверять его страницу. Не читайте его статус в надежде увидеть что‐то типа: «Я понял, кого потерял, но она уже недоступна». Это не для вас. Это для других тупых бывших, которых у него вагон и маленькая тележка. И еще вагон. И все эти вагоны бегут, качаются, уносясь в направлении «Пошливсенахуйск».
Все эти ваши «Не могу забыть» – вранье самой себе, если вы каждые 15 минут заглядываете к нему на страницу и мониторите, не сдох ли он там без вашей любви. Не сдох. И вы не сдохнете. Обещаю.
ВЛЮБЛЕННОСТЬ – ЭТО АНЕСТЕЗИЯ,КОТОРАЯ ПОЗВОЛЯЕТ НОРМАЛЬНО ПЕРЕНЕСТИ ОПЕРАЦИЮ ПОД НАЗВАНИЕМ «СЕМЕЙНАЯ ЖИЗНЬ».
#14. АмериканецМеждународные отношения
Американцы, они же тупые.
Если честно, я восхищаюсь международными союзами, где он и она – представители совершенно разных культур. Мое же представление об американцах было собрано из песни группы «Комбинация» и выпусков передачи «Давай поженимся», где Гузеева несколько раз сказала фразу: «Иностранцы – это завидные женихи».
Я не Сергей Лавров, поэтому иностранные дела у меня шли крайне коряво, и сохранить международные отношения мне не удалось. Есть ощущение, что после двух лет, прожитых с американцем, произошло отторжение американского менталитета.
Каждый раз, когда поведение моего американца меня удивляло, я думала: «Возможно, в Америке так принято».
Когда он запивал мороженое колой, я думала: «Возможно, в Америке так принято».
Когда он заявил, что бывшая жена запрещает ему со мной фотографироваться, я думала: «Возможно, в Америке так принято».
Когда он прислал секретарше хоккейного клуба фото своего члена, я думала: «Возможно, в Америке и так принято».
Знаете, очень сложно понять, почему американец ведет себя так, а не иначе. Ведь неясно, что им движет: врожденное мудозвонство или традиции великой нации. Но зачем я вам рассказываю уже конец нашей с ним истории? Начну‐ка сначала.
Я работала менеджером хоккейного клуба, но, дабы не дискредитировать этот клуб, не буду печатать название. Просто менеджер абстрактного хоккейного клуба города Челябинска. А Американец работал там хоккеистом. Работа хоккеистом – это сложная работа, которая заключается в том, чтобы постоянно катать шайбу к воротам и яйца ко всем бабам, находящимся в пределах ледовой арены.
В общем, когда он подошел ко мне после матча с заготовленным словом: «Хэллоу», я уже до него отшила половину команды таких же самоуверенных типов, поэтому диалог у нас получился короткий:
– Привет!
– Привет. Меня зовут Наташа, я замужем, и у меня двое детей.
И вот тут начались сложности с менталитетом. Обычно русские понимали смысл этой завуалированной фразы «Отвали», но он не был русским, поэтому улыбнулся и радостно ответил:
– Я тоже женат, и у меня двое детей. Я просто пообщаться хотел…
– Вот с женой и детьми и пообщайся.
И я ушла собирать реквизит из фойе ледовой арены. Потому что мне за это платили деньги. А за отшивание хоккеистов мне деньги не платили.
Позже, когда мы встретились через три года на хоккее, я уже была в разводе. Он тоже. Не из‐за друг друга развелись, а из‐за всякой семейной ерунды, которая вечно приключается в семьях. Мы просто встретились в фойе, и я несколько часов подряд слушала, какая стерва его бывшая. Потом он слушал, какой мой бывший олень. В общем, я думаю, на почве ненависти к бывшим мы и сошлись. Поначалу это было даже весело.
Я никогда не встречалась с иностранцами. Даже из Таджикистана или Беларуси, а тут человек аж из Америки жил со мной в одной квартире и готовил мне тосты с джемом по утрам.
Безусловно, это стереотип, но я, выросшая на монологах Задорнова, считала, что «все американцы тупые». Плюс еще один стереотип, который цветет буйным цветом у нас в сознании, – все хоккеисты тупые. Короче, два года я жила с американским хоккеистом.
Но мой американец не был тупым. Он был как ребенок. Мне, женщине с двумя маленькими детьми, на тот момент казалось, что я усыновила еще одного ребенка.
Он так же, как любой ребенок, боялся «дяди полицейского», но не потому, что я ему говорила: «Будешь баловаться, я тебя дяде полицейскому отдам!», а потому, что он наслышан о нашей правоохранительной системе.
Как и любому ребенку, я ему долго и осторожно объясняла, откуда взялись дети. Мои. Двое. От первого брака.
Он, как ребенок, постоянно тянул в рот всякую гадость. Но это уже проблемы с моей готовкой.
Чтобы он не сильно боялся русских, мы купили квартиру в самой дорогой высотке города, с закрытой прогулочной зоной и тотальной системой охраны. Очень долго пришлось объяснять, почему наша консьержка ведет себя так, будто это ее дом, а мы к ней каждый раз в гости без приглашения приходим. В итоге сказала на понятном для американца языке, что «мы не можем ее уволить, потому что она лесбиянка». Он понимающе покивал, а консьержке ободряюще подмигнул, мол, своих не бросаем.
Больше всего он удивлялся, когда платежку за квартиру рассматривал. Говорит: «Вот, смотри, это плата за состояние подъезда. Ты видела наш подъезд? Что они отремонтировали? Что там лучше сделали?» Я умилялась его возмущению: «Ты не понимаешь, мы платим не за то, чтобы они лучше сделали, мы платим, чтобы они хуже не сделали».
Как‐то весной мы гуляли по улицам нашего города, и он, как ребенок, искренне удивлялся всему, что видит. Остановившись на обочине, спросил: «Наташа, а почему вот эту дыру в дороге не заделают асфальтом, ведь по дороге ездят машины, и им не нравится попадать колесом в эту выбоину?» И я, взрослый человек, не смогла найти ответ на такой очевидный и по‐детски наивный вопрос: «Почему ямка на дороге?»
Через месяц какому‐то народному умельцу надоело попадать колесом в яму, и он «заасфальтировал» эту выбоину той рухлядью, которую, видимо, нашел у себя дома. Этим хламом оказались пустые бутылки из‐под пива, а сверху (для красоты или для связки всей этой конструкции) мастер положил старый малиновый ковер со стены. Такая вот получилась пафосная дорога, по такой дороге, наверное, еще ездила боярыня Морозова на картине Сурикова. Этот ковер на дороге создавал ощущение, что мы живем в очень богатой стране, где дороги покрывают коврами. А правительство города – хуями.