— Мне тоже. Тоже жаль, — киваю в такт своих слов несколько раз и чувствую, как по моей щеке катится слеза.
Откуда эти эмоции? Все чувства словно обострились. Я будто на несколько лет назад вернулась, в самый пик душевных терзаний. Туда, где еще не отболело. Туда, где я была готова все-все простить, лишь бы вернуть эту чертову любовь!
Смахиваю слезу и обхватываю руками свои плечи.
— Только… не предлагай начать все сначала, — снова нервно хихикаю.
Градов ухмыляется, а потом растягивает губы в понимающей улыбке. Кивает и разворачивается ко мне уже всем корпусом.
Между нами шага четыре, и я совсем не хочу, чтобы он их сокращал.
— Пойдем на пляж, — протягивает мне руку.
Кусаю губы и пялюсь на его ладонь во все глаза. «Нет! Ни за что! Никогда в жизни!» — вопит внутренний голос.
— Ладно, уговорил, — закатываю глаза и делаю шаг в сторону двери.
На удивление, нога больше не дает о себе знать. Кажется, у нее дофаминовая кома сейчас. Я поддаюсь на все эти глупые уловки. Знаю, что разделяю с Русом сейчас все эти чувства, что нас когда-то связывали. Мы словно нырнули в бассейн и вынырнули уже там, много лет назад, когда все было по-другому. Когда мы жить друг без друга не могли, умирали, любили! Так сильно любили…
Мы выходим из шале, предусмотрительно запирая центральную дверь, и через две минуты оказываемся на берегу океана. Волны омывают ступни, и я покрываюсь мурашками от контраста температур и неожиданности.
Ходить вдоль пляжа сил у меня после дневных прогулок нет, а вот посидеть на песке я не против.
Так и делаем, усаживаемся на песок так, чтобы до нас не добегали волны.
— Было сложно?
Рус нарушает молчание первым, и я непонимающе на него гляжу.
— С Ярославой, — уточняет. — Во время беременности и после?
Он так смотрит, что я верю — ему и правда интересно. Наверное, поэтому и решаю рассказать. О таком говорить особо не принято. Почему-то мы все привыкли слышать, видеть и показывать только положительные стороны материнства, только те моменты, в которых чувствуем счастье. А вот о бессонных ночах, выгорании, бессилии, усталости, моральном давлении — привыкли молчать.
Дети — это сложно.
Нет, дети — это безграничная любовь. Это счастье, я точно это знаю! Моя дочь — лучшее, что со мной случалось!
Но это самая тяжелая и монотонная работа. Изо дня в день. Ты словно себе больше не принадлежишь, и на первых порах это мучает. Загоняет в ловушку, из которой словно нет выхода.
— Мама помогала, — отвечаю и только потом понимаю, что это, вероятно, не тот ответ, который хотел услышать Рус. Он вроде про меня спросил, а я снова про маму. — Сложно. Я была уверена, что не справлюсь. Что буду плохим родителем. Я до сих пор боюсь им быть —плохим родителем. Боюсь недодать любви, внимания. Боюсь, что моя дочь будет несчастна из-за меня.
— По-моему, она очень даже счастлива. И внимания у нее — во. — Рус взмахивает рукой где-то над своей макушкой. — Ты все делала и делаешь правильно, даже не думай сомневаться в этом.
Улыбаюсь. Честно, это приятно слышать. Мне, наверное, никто ничего подобного в жизни и не говорил. Да я и не просила. Правда, теперь почему-то сомневаюсь, а надо ли о таком просить?!
— Если бы я узнал раньше, — Рус хмурится, — все равно бы приехал.
— Все равно?
Теперь хмурюсь я, потому что не понимаю смысла его слов. Ему кто-то запрещал разве? Смешно!
— Ярослава очень на тебя похожа, — меняет тему, игнорируя мой вопрос.
— Глаза твои, — улыбаюсь.
Не хочу акцентировать внимание на его словах, за которые можно уцепиться и раскрутить очередной скандал с дикими претензиями. Я устала. Слишком устала за последние недели от этих качелей, от своей ревности к ребенку. Очень устала.
— Да, — Рус смеется, — она мне так и сказала, когда на парковке фотки показывала. Что у нас глаза одинаковые.
Всхлипываю. Моя маленькая девочка…
Она так его ждала. Так хотела обрести отца. И вот он у нее есть. Я ее его лишила, а она сама его нашла. Невероятно просто!
Опускаю голову и, чувствуя соленый вкус слез на губах, шепчу:
— Руслан, пообещай, пожалуйста, что если вдруг ты передумаешь, или когда у тебя другой ребенок появится, то ты сделаешь все, чтобы минимизировать для Яры боль потери. Ладно?
Градов прищуривается. Злится. Чувствую. Но я должна была сказать.
Ему чуть за тридцать, у него точно еще будет семья, ребенок, поэтому…
— Все меняется, ты должен это понимать, —продолжаю говорить, но уже под его тяжелым взглядом. —Целая жизнь впереди. Я просто хочу, чтобы моя дочь была счастлива. Хочу оградить ее от боли, когда могу это сделать. А сейчас именно такой случай. Я могу, могу тебя об этом попросить. А ты, ты можешь это выполнить. Все же очень просто.
Руслан ничего мне не отвечает. Он молчит, и эта тишина, образовавшаяся между нами, кажется настоящей мукой.
— Руслан…
— Помолчи, — отрезает холодно.
Нет, не просто холодно, с ненавистью какой-то. Он со мной разговаривал так в день, когда сообщил о том, что сделал ДНК-тест. С той же интонацией и взглядом. Животным. Диким. Устрашающим.
К сожалению, я приболела. Поэтому на этой неделе будет тд 3 проды вместо 4х!
вт, чт, сб
38
— Руслан, — нервно убираю волосы за уши. — Я, может быть, как-то не так выразилась, — иду на попятную просто потому, что не хочу создавать конфликт. Не сегодня точно, — но и ты меня пойми! — взмахиваю руками. — Я переживаю за свою дочь и…
— А мне, по-твоему, на нее плевать. Так?
Уголок его губ поддергивается вверх. Это не ухмылка, скорее, разочарование. Во мне разочарование.
Боже, во мне в этой жизни столько раз разочаровывались — я привыкла. Сто лет внимания не обращала, а сегодня, как в первый раз, — пробрало.
Черт! Черт! Черт!
— Не так. Я говорила о другом!
— Я слышал, что ты сказала. Можешь не повторяться.
— Ладно…
Снова погружаемся в тишину.
Прикусываю внутреннюю сторону своей щеки, смотрю на неторопливые волны и вспоминаю. Вслух проговариваю:
— Когда я родила Яську, пошел снег. Снег в мае, представляешь? — смеюсь. — Еще так страшно было брать ее на руки. Она же такая крошечная и голову не держит. Я очень боялась ей навредить, правда. — Накрываю лицо ладонями. — Эволюция — она такая, — облизываю губы. — В Яськин первый день рождения я готовилась к защите диплома и забыла про то, что год назад родила такое сокровище. Плакала потом ночью. Презирала себя. Чуть-чуть полегчало, уже в июне, после защиты. Пятерка и красный диплом будто немного сгладили этот мой материнский промах.
В три года Яся впервые попробовала торт. До этого мы ей сладкое не давали. Было смешно, потому что она не стала есть отрезанный кусочек, а понадкусывала торт по кругу. Половину выплюнула. Платье было заляпано, да и все вокруг тоже. Фоточки получились забавные. Я потом тебе покажу обязательно.
Впервые про своего папу она спросила три года назад. Долго наблюдала на детской площадке за девочкой, которая гуляла с отцом, а потом спросила у меня, где же ее папа. Если честно, я не знала, что говорить. Все эти годы готовилась, знала, что спросит, а когда мы пришли в эту точку, я растерялась. Переключила ее внимание магазинами какими-то, а ночью плакала, вспоминала и искренне желала тебе всего самого плохого. Ты, кстати, через две недели после этого бой проиграл, — шмыгаю носом.
— Сработало, значит, — Рус ухмыляется и смотрит на меня. В какой-то момент вытирает слезы с моих щек. — Помню этот бой. Я тогда пропустил. Дважды, потому что мне показалось, что увидел в зале тебя.
Опускаю взгляд. Нервно скоблю ногтями коленку. Почему-то даже вслух произносить это стыдно, словно, если скажу, самой себе признаюсь в том, о чем поклялась не просто забыть, а сделать вид, что не было этого.
— Я была в зале, — шепчу, неуверенно поднимая голову.
Смотрю на Руслана и вижу, как быстро меняются эмоции на его лице.
— Яся же спросила про отца тогда, ну и я подумала, что, может быть, нужно сказать тебе… После боя как-то или, не знаю, — тру виски, взъерошивая волосы. — Предложить познакомиться с Ярославой…
— Что остановило?
— Я думала, ты знал о моей беременности. Видел меня с животом. Вот я и подумала в последний момент, если ты все знал, то с чего вдруг решишь сейчас знакомиться с дочкой? Ушла, а через час, когда приехала домой, узнала, что ты проиграл. Радовалась.
— Я в тот день думал, что крышей поехал. Не может так натурально мерещиться.
Руслан опускает лицо в ладони и растирает его быстрыми движениями.
— Извини, если пошатнула твою психику, — смеюсь.
— Почти, — он тоже смеется.
Смотрим друг на друга, и я чувствую, что мне стало значительно легче. Я будто отпустила какую-то часть прошлого, которая постоянно тянула меня назад и навешивала вину. Такую вину, от которой голову на плаху временами положить хотелось.
— По поводу дома, Насть…
— Руслан, не надо. Я не хочу жить с тобой под одной крышей, не хочу успокаивать Ясю, когда придется разъехаться. Пойми…
— Ты когда-нибудь вообще до конца дослушиваешь? — перебивает. — Я живу в городской квартире большую часть времени. Яське понравилось в этом доме, мне он особо не нужен, и я подумал сделать дарственную. Пусть это будет ее дом. Живите там вдвоем, плюс сад рядом, о котором мы с тобой говорили.
— Дарственную?
— Что-то типа материальной компенсации за эти шесть лет. Если ты думаешь, что меня не бомбит на эту тему, ошибаешься. Я чувствую себя лохом каким-то, который кинул своего ребенка и вообще никак не участвовал в его жизни.
— Это огромные деньги, Руслан.
— Это просто деньги, Настя. Как вернемся в Москву, с тобой свяжется мой юрист. Ну и жить вместе не придется. Я буду приезжать, как и приезжал, а Яське скажешь, что у меня много работы.
— Врать, да?
— А ты никогда не врешь?
— Стараюсь подавать дочке положительным пример. Наши с тобой отношения не в счет, — уточняю сразу, чтобы опередить его подколки.