На дне оврага уже сгущались вечерние сумерки. Становилось прохладно. Пахло землей, сыростью, прелой листвой, грибами, падалью. Упавшие на дно сухие ветки деревьев и целые стволы в сумерках казались обглоданными костями невиданных зверей. Так и поверишь, что на дне оврагов скрыт вход в подземный мир! То перебираясь через древесные завалы, то шлепая по лужам стоячей воды, то продираясь сквозь бурно разросшуюся на дне крапиву и бурьян, Лясота чутко прислушивался ко всему. Уши ловили каждый звук — где там погоня? — разум был открыт для любого предчувствия. Но пока везде было тихо. Это-то и настораживало. Судьба словно нарочно дала ему несколько минут передышки, чтобы потом заставить расплатиться сполна.
Овраг ветвился. Его заросшие терном, ежевикой, бурьяном и разнотравьем склоны стали не такими крутыми. Деревья росли в основном наверху, вдоль края. В одном месте, где растительность была гуще, из земли бил родник. Тонкая струйка ручья сбегала на дно оврага, дальше стремясь по нему. Шагов через триста ручей свернул в один из «рукавов». Примерно помнивший стороны света и знавший, что сейчас по дну оврага движется почти точно за север, Лясота последовал за ним. Наверное, это и есть исток Козьей речки. Другого-то на карте не отмечено!
Верста. Другая. Потом склоны оврага стали ниже, глаже, расступились в стороны, и ручей, принявший в себя еще два или три родничка, маленькой речушкой выкатился на равнину, где островки леса со всех сторон теснили клочки полей и заливных лугов.
Солнце садилось. В полнеба полыхал закат, и звезд пока не было видно. Лишь самая первая, вечерняя, мигала над горизонтом. Лясота улыбнулся ей, как старой знакомой, прикинул стороны света и, поправив на плече вещмешок, зашагал в выбранном направлении.
36
Владиславе было плохо. Почему-то ее мучитель не дал ей в последний раз после пробуждения сонного зелья, и ослабшая от голодовки девушка мучилась от жажды. Ее мутило, руки и ноги дрожали. Карета тряслась по неровной дороге, дребезжали оси, пассажиров порой мотало из стороны в сторону. У Владиславы кружилась голова, все плыло перед глазами, и хотелось провалиться в спасительное забытье, но каждый раз новый толчок возвращал ее в этот ужасный мир.
— Скоро приедем. — Отчим не сводил с нее глаз. — Осталось немного.
Владислава не ответила. Ей хотелось умереть как можно скорее.
Карету тряхнуло так, что от толчка девушка свалилась с сиденья, ударилась боком и вскрикнула от боли.
— Скотина! — Михаил Чарович бросился перед нею на колени, приподнимая, прижимая к себе и ругая кучера. — Запорю! Ничего не болит, Владочка?
Девушка не ответила. Прикосновения рук ее мучителя были неприятны.
— Не молчи! Если ты себе что-то повредила при падении, ему не сносить головы!
Владислава промолчала. Какое ей дело до чужого кучера?
Впереди послышался треск и хруст, словно ломались деревья. Карета сбавила ход, да так резко, что Михаил не удержал равновесия и невольно навалился на девушку. Испуганно заржали лошади. Крикнул возница, но его крик оборвался грохотом выстрела.
— Что за черт? — воскликнул князь.
Вместо ответа распахнулась дверца.
— Вылезай! Приехали!
Из-за плеча Михаила Чаровича Владислава увидела трех незнакомых мужиков. Один держал старинную пищаль, два других были вооружены саблями. «Разбойники!» — мелькнула мысль. У нее уже был небольшой опыт общения с людьми такого рода. Девушке ужасно захотелось потерять сознание, чтобы не видеть того, что будет дальше.
А дальше случилось невероятное. Стоявший на коленях на полу кареты Михаил Чарович медленно выпрямился, отпуская пленницу и разворачиваясь навстречу мужикам.
— Что ты сказал? — промолвил он.
— Вылезай, говорю! А не то… — Пищаль в руках разбойника дернулась вверх-вниз.
— А почему бы тебе самому не залезть сюда? — Голос князя как-то странно дрогнул.
Владислава не видела его лица, но толпившиеся у дверцы мужики что-то разглядели в глазах мужчины и попятились. Их лица исказились ужасом, когда — девушка не поверила своим глазам — на месте князя вдруг возник медведь.
— Чур меня, чур!..
Грянул выстрел. Пуля прошила голову зверя, и Владислава вскрикнула от ужаса, когда, не заметив раны, зверь с ревом кинулся на незадачливого стрелка. Тот заорал не своим голосом, но длинные когти оборвали крик, сменившийся хрипом и бульканьем. Медведь вырвался из кареты, оставив княжну с ужасом слушать отчаянные вопли, звериный рев и беспорядочные выстрелы.
А потом все стихло. Крики сменились жалобными всхлипами и поскуливаньем, рычание зверя — хриплым голосом, в котором с трудом угадывался голос князя Михаила.
— Ну что? Поняли, с кем связались?
— По-по-по… не губи! Животы пожалей! Отпусти хоть на покаяние! Смилуйся!
— Смилуюсь! — Князь не говорил, а рычал, и Владиславе представилось, что говорит не человек, а зверь, настолько исказился его голос. — Смилуюсь, коли вы мне службу сослужите! Иначе…
Пронзительный крик боли и ужаса заглушил его слова. Люди закричали:
— Смилуйся! Не губи! Все, что просишь, сделаем!
Крик оборвался таким жутким хрипом, что не хотелось даже думать, что произошло.
— Идете со мной, — уже спокойнее, почти нормальным своим голосом промолвил князь Михаил. — Выполняете мои приказы. Девушку, — княжна похолодела, — беречь как зеницу ока. Волос с ее головы упадет — вам всем не жить, А чтобы вы мне были верны… Подите-ка сюда. Ближе. Ближе! Ну?
Разбойники забормотали что-то вразнобой. Кто-то испуганно закричал, кто-то по-ребячьи всхлипнул тонким голосом, кто-то забормотал что-то себе под нос. Владислава не видела, что там происходит, и не хотела видеть. Крики становились все громче, все отчаяннее, поднимаясь до визга. Девушка зажмурилась, сожалея, что не может заткнуть уши. Ей самой хотелось кричать от страха.
А потом крики оборвались. Упала тишина. Пахнуло свежестью, как после грозы.
— Вот так-то, — обычным своим голосом произнес Михаил Чарович. — Чего разлеглись? Вставайте! Берите девушку, и за мной. Кони у вас есть?
Послышались стоны, оханье, кряхтенье. Два мужика заглянули в карету. Подтянув за платье, выволокли Владиславу на обочину дороги. Оказывается, когда проезжали лесом, перед каретой, покалечив одну из лошадей, упало дерево. Убитый кучер валялся на земле. Рядом с ним обнаружились трупы пятерых разбойников. Четверо с вывороченными внутренностями, а последний без видимых повреждений, но лицо его было синее, глаза выпучились, а язык уже почернел и торчал во рту, как кляп.
Михаил Чарович выглядел усталым, но довольным. Он подмигнул пленнице:
— Ты посмотри, каких помощников удалось заполучить!
Всего их было семеро, не считая убитых. Еще двое держали девушку, и Владислава не имела ничего против — она была так слаба, что, если бы не их поддержка, просто упала на землю. Тем временем остальные суетились, готовясь к путешествию. Кто выпрягал из кареты уцелевшую лошадь, кто навьючивал на приведенных из леса коней сундуки и мешки с дорожными припасами. И все непрестанно косились на князя Михаила. Лица разбойников показались Владиславе знакомыми, и девушка даже вскрикнула, узнав в одном из них Тимофея Хочуху.
Тот тоже узнал ее и шагнул поближе.
— Ого! Вот так встреча!
— Но-но, — ровным голосом произнес князь Михаил, и атаман разбойников весь съежился, отступая.
— Да я того… не хотел обидеть, — пробормотал он, косясь то на девушку, то на ее отчима исподлобья. — Вижу, знакомо мне ее личико… Где ж защитник-то твой, Петр Михайлик?
— Вы встречались? — заинтересовался Михаил Чарович.
— Не то слово, хозяин. — Тимофей Хочуха легко выговорил это слово, но Владислава почувствовала притворство разбойника. Тому, кто привык командовать другими, трудно в одночасье признать над собой чужую власть. — Встречались. И она, и этот Петр сами, можно сказать, мне в руки свалились. Колдун один его, Петра то бишь, в коня превратил, а мой человек того коня украл да девку заодно. Мы уж после узнали, кто есть кто, а тогда и не ведали.
Князь помрачнел, глаза его сверкнули таким огнем, что даже Владислава задохнулась от ужаса, а державшие ее разбойники попятились.
— Если ты ее хоть пальцем тронул…
Он вскинул руку, растопырив пальцы, словно пытаясь ухватить что-то из воздуха. Тимофей Хочуха захрипел, падая на колени и хватаясь за грудь. Лицо его побагровело, глаза выпучились.
— Вот те крест, хозяин, — захрипел он, — ни сном ни духом… И в мыслях не было. Сам не трогал и другим не давал. А как иначе, коли хотели за нее выкуп стребовать с папашки ейного, князя Загорского? Это ведь дочка сводная!
— Сам знаю, что дочь. — Князь Михаил чуть ослабил пальцы, и Тимофей Хочуха задышал ровнее. — Сколько просил?
— Пятьсот тысяч.
— Как же ты такой куш упустил?
— А вот так! Этот Петр всему виной. Колдун ведь он. Не такой, как твоя милость, а все ж таки меня обошел. И у меня ведь Сила-то была! Мне ее тот колдун, с чертовой мельницы, дал, крепость и людей моих заговорил на удачу, а Петр все погубил. Эх, если бы я только знал, что он за человек-то за такой! Уж я бы его живым не выпустил. А попадись он мне сейчас…
— Попадись он мне, я бы тоже его по головке не погладил, — промолвил князь Михаил таким тоном, что княжна Владислава от души порадовалась, что Лясоты здесь нет. С другой стороны, а как же тогда она? Что будет с нею?
37
Это было болото, и он дорого дал бы за то, чтобы понять, где чувство направления сыграло с ним злую шутку.
Он сообразил, что забрел не туда, лишь когда под ногами зачавкало. Кругом были моховые кочки, поросшие по верху болотной травой. Между ними торчали кривые елочки и сосенки, тонкие, словно их нарочно вытянули, березки и осинки. Еще немного в том же направлении, и он точно попадет в трясину. И как такое случилось? Ведь шел все время берегом реки!
Куда она, кстати, делась? Неужто вильнула в сторону, заплутала между кочек, а он и не приметил? И что теперь делать?