Кольца его с шуршанием, как песок, последний раз проскрежетали по камням. Последней уползла голова, мелькнув черным силуэтом в алом сиянии подземного царства.
Лясота перевел дух. Ноги ныли. Болели живот, грудь и спина. Плечи ломило так, как не бывало и на руднике. Хоть беги к Ведь-аве и проси, чтобы перепекла вторично! Но прежде надо было сделать еще одно, не менее важное дело. Закрыть врата.
Владислава так и сидела на камнях. Она встрепенулась, когда Лясота наклонился, поднимая девушку на ноги.
— Ты живой? — Ее руки вцепились в плечи.
— Живой, — обнял, провел рукой по волосам.
— Слава богу! Все кончено?
— Нет. Не все. — Обернулся, посмотрел на щель среди камней. — Ты должна закрыть врата.
— Я боюсь, — пролепетала девушка. — Я не знаю, как это сделать.
— Я тоже не знаю, — сказал Лясота. — Никто не знает, кроме тебя. Это твоя работа. Ты для этого рождена.
— Но папа мне ничего не говорил… Мне страшно!
— Не бойся. Я буду с тобой.
Он обнял девушку, прижимая к себе и сквозь рубаху чувствуя, как колотится ее сердце. Накрыл ее губы своими, наслаждаясь близостью той, в которой отныне и навек была сосредоточена его жизнь, извлекая со дна души радость встречи, перемешивая с уверенностью в завтрашнем дне, добавляя толику отваги и обильно поливая все любовью, столько лет копившейся в его собственной душе. Почувствовал, что девушка успокоилась, приняв его чувства за свои, мягко оторвался от ее губ, заглядывая в глаза и видя там обещание страсти…
…два тела на скомканных простынях… два тела, сплетенных в тесных объятиях… стоны, крики, прерывистый шепот любви… брачная ночь, когда все впереди…
Улыбнулся, развернул за плечи, прижимая к себе, накрыл ее руки своими, шепнул:
— Повторяй.
И тихо заговорил, не понимая, откуда берутся слова:
Закрываю, запираю,
Воду в реку выливаю,
Реку землей одеваю,
Землей мертвых засыпаю,
Закрываю, запираю.
Раз ты скрылся под землей —
Это дом отныне твой.
Тебя крышкой накрываю,
В крышку гвозди забиваю.
Камень бел-горюч на грудь —
Мертвый, спи. Живых забудь!
Ключ. Замок.
Сон глубок.
Подчиняясь заклинанию, плита сама собой поползла на место. Бившие изнутри лучи света становились все тоньше и тоньше, гасли один за другим, пока наконец не потух последний.
Владислава прижалась к его груди, еле стоя на ногах. Этот обряд отнял у девушки последние силы. Она была близка к обмороку, цепляясь за Лясоту холодными пальцами. Обняв ее одной рукой, ведьмак провел ладонью над плитой, и, подчиняясь его Силе, разбросанная земля стала ссыпаться обратно. Вместе с нею потянулись трупы убитых змей, за ноги проволокло тело одного из разбойников. Несколько минут спустя над плитой вырос небольшой, примерно по грудь человеку, курган из земли, камней и мертвецов.
Лясота опустил дрожащую руку. Ладонь болела так, словно он схватился за раскаленный металл, хотя на коже не осталось и следа. Он чувствовал себя опустошенным, и лишь забота о княжне Владиславе мешала прямо сейчас упасть на землю и уснуть. Он слишком устал.
Обнявшись, они выбрались на поверхность, вдохнули свежий холодный воздух. Перехода от мрака подземелья не заметили — тут тоже было темно.
— Уже ночь? — дрожащим голосом пролепетала Владислава, прижимаясь к нему.
Лясота ответил не сразу. Он дышал полной грудью, упиваясь ночным прохладным воздухом и чувствуя, как с каждым глотком в него вливаются новые силы. Это была его земля, его мир. Он чувствовал себя на своем месте. Журчащий ручей, слабо шелестящая листва, громада горного склона за спиной — все было его, родным и близким. Все дышало жизнью.
— Да, — он запрокинул голову, рассматривая звезды, — полночь только что миновала.
— Так поздно… Мне казалось, прошло всего несколько минут. — Девушка оглянулась на вход в пещеру.
— Мы стояли на пороге подземного царства, — объяснил Лясота. — Там время идет немного по-другому. Там — мгновение, а здесь целый день.
— Ой! — Владислава содрогнулась, пряча лицо у него на груди. — Значит, за несколько часов там здесь миновало несколько лет? Или веков?
Ведьмак огляделся по сторонам. Конечно, когда подходил к пещере, он не тратил время на то, чтобы тщательно запомнить каждый кустик и травинку, да и в темноте многие подробности не различишь, но все равно он чувствовал, что кусты, луг и берег ручья не слишком переменились внешне. Для его внутреннего взора теперь все представлялось иным. Пока он был там, внизу, на границе подземного мира, тут, снаружи, произошло нечто, не замеченное никем. Земля приняла нового защитника. Захотелось разуться, пройтись по ней босиком. Ступнями, кожей — даже той, правой ногой, в которой пока еще пульсировала боль, — ощутить родство с этой землей, стать ее плотью и, как мечталось когда-то, отдать ей свою кровь.
Чуть в стороне, в кустах, послышался тихий звук.
— Что это там? Никак лошади?
Он свистнул. В ответ какой-то конь переступил с ноги на ногу. Звякнула уздечка, послышалось сонное фырканье.
— Лошади. — Лясота слегка встряхнул девушку. — Вы приехали на лошадях. Они живы, не пали от голода — значит, прошло не так много времени. Ну, может быть, день или два.
— Или это лошади тех людей, которые явились сюда через несколько лет, вслед за нами, — подумала вслух Владислава.
— Я знаю, что говорю, — решительно пресек все разговоры мужчина, усадил девушку на траву, набросив на плечи свой сюртук, и направился к лошадям. — Сейчас нам надо поесть и немного отдохнуть. Интересно, есть ли у них хлеб?
Хлеб нашелся, как и соль, и немного лука, и даже мягкое сало в тряпице. Собрав припасы, насыпав оголодавшим лошадям остатки фуража — судя по всему, они простояли тут около суток, и прихватив пару потников вместо одеял, Лясота вернулся к Владиславе. Княжна сидела, подтянув колени к груди, нахохлившись и прикусив губу. Вид у девушки был до того несчастный, что ведьмака захлестнула жалость. Только бы она не заплакала! Он совершенно не представлял, что сейчас будет делать с плачущей девушкой.
Расстелил один из потников на земле, похлопал ладонью.
— Перебирайся сюда. А то замерзнешь.
Княжна обратила в его сторону затравленный взгляд. Такие глаза бывают у тех, кто тихо тронулся умом.
— Я не знаю, — прошептала она, подтверждая худшие подозрения Лясоты.
— Что? — протянутая, чтобы обнять, рука замерла в воздухе.
— Я не знаю, что теперь делать, — выговорила девушка.
Он облегченно выдохнул.
— Ты о чем?
— О том, что там было.
— А что там было? — Он старался говорить спокойно и уверенно. — Были открыты врата в подземное царство. Ты их закрыла, потому что ты — княжна Загорская. А все князья Загорские по наследству стражи врат. Тебе отец ничего не рассказывал?
— Ну он говорил кое-что, но…
— Но к такому тебя жизнь не готовила.
Владислава кивнула.
— Я же девушка! Разве я могу быть стражем? Я хочу сказать, разве женщины бывают стражами? Ты сам видел — если бы не ты, у меня бы ничего не получилось! Я не мужчина!
— Вот и я о том же. — Лясота задержал дыхание.
— Если бы у меня были братья… К сожалению, я последняя.
— Не совсем. Ты могла бы выйти замуж и стать матерью нового стража.
— Замуж? — Владислава содрогнулась. Мысли о замужестве у нее прочно ассоциировались с судьбой матери и князем Михаилом Чаровичем. — Нет! Не хочу!
Лясота прикусил губу. В конце концов, князь Загорский обещал ему руку дочери.
— Ты действительно не хочешь выходить замуж? — спросил он.
— Я не знаю, — покачала головой княжна. — Иногда — да. Я мечтала встретить человека, которого полюблю и который полюбит меня. Но я не знала…
— Кто будет этим человеком?
Она кивнула. Сообразив, что настал решительный момент, Лясота придвинулся поближе.
— Этим человеком могу быть я.
— Кем-кем? — Она удивленно захлопала глазами.
— Ну, — он опустил глаза, понимая, что навязывается, — твоим мужем. Ты единственная носительница имени древнего рода. Значит, я, если стану твоим супругом, приму твое имя и буду считаться… ну… новым князем Загорским. Если ты согласишься.
— Ты, — девушка выпрямилась, — хочешь стать князем?
— Ну да. Понимаешь, ты и я…
— Понимаю. — Она отвернулась. — Я все понимаю. Я так надеялась, так ждала, что ты придешь. Я верила тебе, а ты…
Владислава обхватила себя руками за плечи. Ее била дрожь. Хотелось плакать от усталости, слабости и жалости к себе. Но слез не было. Была глухая тоска и боль.
— Княжна…
— Пойдите вон, — пробормотала она. — Вы такой же, как и он. Вам нужно только мое имя! Лясота… как вас там…
— Лясота. То есть Александр Травникович. Я был осужден. По приговору суда государственный преступник не может носить родовое имя — и так я стал Лясотой Травником. — Он так и стоял подле расстеленного одеяла на коленях. — Да, я из ляшской шляхты. Мои предки ходили в крестовые походы на Ближний Восток. У меня все это отобрали, но обещали вернуть родовое имя, честь, дворянское звание, если я… Если я спасу тебя и помогу закрыть врата.
— Вы меня спасли, — кивнула девушка. Она все еще дрожала. — Теперь вы получите то, что вам обещали?
— Получу. Но мне это не так уж и важно.
— Вот как? — Она по-прежнему смотрела в сторону ручья. — А что же тогда важно?
— Ты.
Княжна перестала дрожать.
— Я?
— Ты. Спасение мира — дело, если честно, меня не особо касающееся. Я только ведьмак. Причем даже не самый сильный и лучший. Куда мне было до Теодора… Но у меня была ты. Я к тебе шел. Да, меня пытались заставить. Да, мне приказали. Да, меня предупредили, что, если я не смогу этого сделать, лучше сразу покончить с собой, иначе Третье отделение достанет меня из-под земли и отыграется сполна. Но, если бы у меня ничего не получилось, я бы сам в любом случае полез в петлю, потому что не смог бы без тебя жить.