— Я тебе не дам развод, Глеб! — визжит она.
— Не ори, Вер. Соню напугаешь, — холодно произношу я, сдерживая ярость.
— Плевать! Пусть привыкает! Ведь ты нас бросаешь! А вдруг мне следующий муж попадется такой же, как нам мать в свое время привела. Алкаш! Скандалов дома не избежать, — продолжает накручивать обороты девушка.
— Твою мать! Закрой свой рот! — В сердцах ударяю ладонью по спинке сиденья, на котором сидит Вера. — Не ори, когда я за рулем!
Она тут же тушуется: закрывает рот и, вжавшись в кресло, начинает лихорадочно перебирать бумаги. Перечитывать.
— Нет… нет… нет! — лихорадочно шепчет одними губами.
А потом вдруг замирает, и мне удается выхватить у нее папку, но в ее пальцах остается один документ, в который она сперва смотрит, не мигая, несколько секунд, а потом жестко сминает в пальцах и переводит на меня взгляд.
— Я тебе не дам развод. Костьми лягу, но развода ты не получишь, Глеб! — цедит она сквозь зубы. — И эта курва мелкая пожалеет о том, что позарилась на мое.
— Вер, прекрати гнать херню! — уже рычу, несмотря на Соню сзади. — От тебя тут, поверь, ничего не зависит. Развод я получу в любом случае, согласна ты или нет! А Надю попробуй только тронь. Даже в сторону не смей ее смотреть! Узнаю, что каким-то образом вредишь ей, будем разговаривать по-другому. Надеюсь, два раза повторять мне не придется.
Я смотрю только на дорогу, но чувствую, как Вера во мне прожигает дыру.
— И если ты переживаешь, что я тебе после развода перестану помогать, то можешь быть спокойна. Ты получишь ту сумму, которая была оговорена в договоре. И плюс пару лет уже от себя я буду помогать Соне и Николаю. Так что деньгами не обижу.
— А как же я, Глеб? Кто посмотрит на меня, разведенку с двумя прицепами?
Я не верил своим ушам! Как мать может своих детей прицепами назвать?!
— Вер, не усугубляй ситуацию. Это ни к чему, я все решил. И Надя здесь ни при чем. Просто, видимо, время подошло, — пробую объясниться я, надеясь, что девушка успокоится.
— Даже поверить не могу, что из-за нее бросаешь меня! — Вера продолжает сжимать в пальцах тест на отцовство. — И все из-за кого? Из-за ребенка, которого она скрывала от тебя? А если бы Надя не приехала? Ты думаешь, она просто так вернулась? Ей же там пинка под задницу дали! Вот она и вылетела оттуда, как пробка ненужная. А ты ее тут подобрать решил! Ты точно уверен, что этот тест не врет?
Вера, не мигая, смотрит на меня.
— Я сделаю вид, что не слышу тебя. Скину все на стресс. Но еще раз прошу по-хорошему — закрой рот. Не пугай своей истерикой Соню. Что ты творишь?
Нам остается ехать уже считанные минуты, и я сейчас боюсь только одного: оставлять Соню с Верой наедине. В груди разливается неподвластная мне тревога. Я не могу забрать малышку у этой ненормальной, но и оставлять в таком состоянии девочку с матерью опасаюсь.
Когда на горизонте маячит двор, я уже знаю, что буду делать.
— Глеб, я тебя прошу, подумай еще раз. Ты же можешь просто помогать Надьке. Зачем меня-то бросать из-за нее? — продолжает свои потуги Вера.
Я паркуюсь на свободное место и выбираюсь первый, предпочитая игнорировать эти выхлопы.
— Не хочешь слышать меня? — истерично верещит девушка с пассажирского сиденья. — Ну хорошо. Я тогда буду ждать тебя здесь! Пока ты не поговоришь со мной, я никуда не пойду.
Я отстегиваю Соню, беру ее на руки. Обхожу машину, открываю дверь со стороны Веры и спокойно говорю:
— Вылезай.
— Нет! — Она складывает руки на груди и зло смотрит на меня.
— Еще раз повторюсь, Вера. Вылезай! — уже рычу.
Сверлю девушку холодным, гневным взглядом. Наши взгляды скрещиваются, и воздух чуть ли не начинает искриться между нами. В нашей перепалке первой сдается Вера.
— Да пошел ты, Глеб! — фыркает она и, выскочив из машины, фурией бросается к подъезду первой.
Я, хлопнув дверью, иду за ней. Она входит подъезд и тут же скрывается внутри, даже не подождав нас. Успеваю поймать за ручку закрывающуюся дверь в последнюю секунду.
— Истеричка, — цежу про себя.
А девочка в моих руках в тот же миг прижимается ко мне всем тельцем, начинает всхлипывать.
— Не бойся, Сонь. Все будет хорошо. Я вас в обиду не дам, — обещаю ей.
Пока поднимаемся в лифте на этаж, я звоню Валентине Ивановне. Это няня, которая мне очень помогла на первых порах, когда я решился взять на себя обязательства за семью Веры. Мне Валентина Ивановна очень импонирует, но насколько она нравится мне, настолько же она не нравится Вере. Зато, вызывая ее, я уверен в том, что с детьми все будет нормально.
— Я вызвал Валентину Ивановну, — сообщаю Вере, когда оказываюсь на пороге квартиры. — Она согласилась помочь тебе с Соней. Сможешь без ограничений заниматься своими делами. Няня посидит с детьми.
— Как вызвал, так и отсылай. Мне она здесь не нужна.
— Это не обсуждается. Возьми Соню, мне нужно уже ехать, — говорю Вере, передавая ей девочку.
— Что, к своей шалашовке собрался? — капризно спрашивает девушка.
— Прекрати так выражаться в адрес своей сестры! — рявкаю на нее.
— Правда глаза колет? — тут же отражает она. — Но, знаешь, как бы ты не пожалел о своем выборе. Помни об этом.
— Ты мне угрожаешь? Серьезно? — хмыкаю, скрывая раздражение.
— Предупреждаю, Глеб. Предупреждаю. — Глаза Веры зло блестят.
— Не советую тебе идти против меня войной, — угрожающе рычу на нее. — Фиаско тебе обеспечено. Я не герой твоего романа, Вер. И иллюзии ты на мой счет зря строила. Я тебя предупреждал. Я думал, ты девочка умная, дальновидная, а ты?!
— А я обычная обиженная женщина, Глеб, — парирует она.
— Я не буду с тобой препираться. Но советую со мной вести дружеские отношения, иначе… Лишишься всего.
— Тебе пора, Глеб, — цедит Вера сквозь зубы. — И держи Надьку поближе к себе. А то мало ли…
Если бы не Соня у нее на руках, точно бы придушил.
Резко разворачиваюсь и выхожу.
Вот стерва! Угрожать задумала?! И, главное, знает, по чему бить — по самому незащищенному. Хорошо, что Надю забрал. В мою квартиру Вере доступа нет.
Негромкая музыка все равно давит на уши. Опрокидываю в себя порцию вискаря.
— Ну ты даешь, Глебас… — Дрозд тянет руки к бутылке. — Ты все же решился послать нахер старшую сестричку и подмять под себя-таки младшенькую?
Я, щуря глаза, поднимаю на Дрозда гневный взгляд. Ну, по крайней мере, мне он кажется именно таким.
— Ты выражения выбирай, Кир. Да и вообще, с чего ты так решил? — немного заплетающимся языком спрашиваю я.
— По-моему, выражение под стать ситуации, бро. — Тимоха ударяет меня в плечо кулаком, и я чуть пошатываюсь на стуле.
— А ты вообще помолчи, Тим, — цыкаю на него.
— А я-то что? Хочешь сказать, что еще никак не забыл ту хохму, что ли? — он удивленно выгибает бровь.
— Эта твоя, как ты выражаешься, «хохма» знаешь, к чему привела? — рычу на Тимоху и лезу в карман, достаю оттуда смятый Верой тест на отцовство и с силой вдавливаю его в грудь друга.
— Что это? — спрашивает друг.
Забирает комок бумаги, расправляет его и несколько секунд изучает. Потом поднимает на меня глаза:
— Да ну нахер?! — изумляется Тимоха. — Это правда?
— Дай гляну, чего там? — не выдерживает Дрозд и, нависая над столом, забирает у Тимохи тест.
— Это из-за тебя я не видел рождение дочери! — с досадой ударяю кулаком по столу. — Из-за тебя!
— Охренеть! — выдыхает Дрозд. — Глебас, да ты отец?! Я в шоке! То есть тебе одной мартышки мало показалось, но там хоть дети чужие, надоело — бросил. А эту-то малолетку нахера обрюхатил? Теперь что делать-то будешь? Как выкручиваться? Она же тебя по суду заставит отцовство признать, и алименты ты ей платить будешь! Ты прикинь, какой это гемор?! Ну ты и встрял, бро! Сочувствую, — сокрушено качает головой Кир.
— Ты это серьезно сейчас? — У меня из головы вмиг выветривается алкоголь.
— Ну да! А что ты так удивляешься? У Никитоса… там братана одного, шалашовка, с которой он ночь одну пошоркался, притащила ребенка ему через год. Говорит, твой. Что хочешь, то и делай. Ну, Никитос давай открещиваться, божиться, что первый раз ее видит, а знаешь, что по итогу вышло? — Кир драматично замолкает и смотрит на нас выжидающе.
— Мне лично безразлично, — отвечаю ему, прекрасно понимая, на что намек.
— Давай уже говори, чертов интриган, — одновременно со мной отвечает Тимоха.
— В суд подала на алименты. Никитос послать ее хотел, а хера там. Сделали тест, и он подтвердил, что ребенок его!
— И к чему ты это все ведешь, Кир? — наливаю в бокал еще порцию виски.
Я хочу напиться до отключки и забыться. Сегодня я имею на это полное право. Столько событий произошло за день, что я забит до отказа эмоциями, сжегшими мои внутренние ресурсы. И пацанов позвал, чтобы компанию мне составили и потом домой отвезли: не хотел болтаться в состоянии нестояния по дворам да по подъездам. А вместо этого Кир срет мне в мозг своими никчемными доводами.
— Да к тому, что эта прошаренная девка хочет попользоваться тобой, а ты, добрая душа, пойдешь ей на уступки. Как будто сестры ее мало оказалось. Сама еще решила присосаться, как паразит.
— Заткнись, Кир! — Не выдерживаю и вскакиваю из-за столика. — Не смей так говорить про мать моей дочери, понял?! Не позволю!
— У-у-у-у, бро. Да ты чего?! Никак проникся отцовской любовью? И все это за… — язвит в ответ Дрозд и, для пущей убедительности посмотрев на часы, заканчивает: — … за двадцать четыре часа? Или побольше.
— Ладно. — Выхватываю у него из пальцев смятый листок. — С меня хватит.
— Твою мать, — подрывается Тимоха. — Дрозд, достал! Ты чего неугомонный такой? Или завидуешь?
Кирилл, фыркнув, откидывается на спинку стула.
— Мне что, делать нечего?
— Вот тогда и заткнись! — кидается на него Тимоха. — Глеб, да хорош, ну что ты, этого придурка не знаешь? Он мертвого из могилы поднимет и выведет из себя. У него же талант.