Но ведь я точно знаю, что сестра еще не в курсе, что меня нет в квартире, а Глеб был уверен в том, что я с ней. Тогда для меня вопрос остается снова открытым. Зачем Глеб это сделал для меня? Может, у него проснулась совесть? Хотя вряд ли у таких, как он, она есть. Возможно, тоже хотел, чтобы я побыстрее покинула их любовное гнездышко? Этот вариант подходит больше всего.
Грудь сдавливает застрявший выдох разочарования. Не нужно строить пустых мечтаний и лишних иллюзий на счет Глеба. Он мне чужой. Он тот, кто предал меня и выкинул из своей жизни два года назад, о чем, как я сейчас вижу, ни капли не пожалел.
Видимо, как и для Димы с Верой, я здесь тоже являюсь помехой.
Отбросив в сторону крышку картона, достаю матрас и комплект белья.
Смотрю на кроватку. Да она стоит чуть меньше, чем у меня сейчас лежит в сумке! Я не смогу Глебу столько отдать! Мысленно ругаюсь на него. Он так сделал, чтобы я чувствовала себя ему обязанной? Не дождется!
С усилием поднимаюсь на ноги. Сонная Алиса обмякла на моих руках и теперь по ощущениям весит примерно в два раза больше. Я иду к двери и, подхватив сумку, возвращаюсь обратно. Стаскиваю в сторону матрасик и, достав из сумки пеленку, расстилаю ее поверх защитной клеенки. И только теперь кладу на матрасик Алису. Дочка, недовольная тем, что ее потревожили, приоткрывает глазки, но, увидев меня рядом, снова засыпает. Я с облегчением выдыхаю. Что ж, теперь смогу спокойно разобрать то, что оставил Глеб.
Но стоит мне начать распаковывать надувной матрас, как раздается звонок в дверь.
— Черт! — бурчу под нос и, вскочив на ноги, бегу открывать.
Звук оказывается таким громким и навязчивым, что он вот-вот разбудит Алису. Кого там принесло? Наверное, это соседка тетя Лиля все не успокоится, пока не вручит мне тот пакет!
Я, не взглянув в глазок, распахиваю дверь, и меня в который раз от неожиданности хватает нервный паралич.
— Ты знаешь, так и недолго меня в могилу свести. Будешь тогда дочку сам воспитывать! — говорю, и, увидев, как вытягивается лицо Глеба, понимаю, где ошиблась.
Меня пробирает крупная дрожь.
— Мою дочку, Глеб, — быстро уточняю.
Мы несколько минут стоим, уставившись друг на друга.
— Пустишь? — хрипло спрашивает он.
Я сверлю его глазами, а Глеб смотрит на меня немигающим, проницательным взглядом.
И я сдаюсь. Не знаю почему! Это выше моих сил и моего понимания! Просто, как будто под гипнозом, отступаю в сторону, пропуская его внутрь.
Закрывая дверь, прижимаюсь к ней спиной, потому как Глеб поворачивается ко мне лицом и делает шаг в мою сторону. Потом еще один… И еще…
Нависает надо мной… Расставляет руки по обе стороны от моей головы и наклоняется к моему лицу так близко, что могу увидеть все крошечные морщинки вокруг его глаз.
— Ты, правда, вдова? — его голос такой низкий, что его вибрация волной отдается в моем теле.
У меня перехватывает дыхание, и я ничего не могу сказать.
— Отвечай! — требовательно выдыхает в губы, обжигая горячим дыханием.
Я сильно зажмуриваю глаза.
— Нет, — срывается с моих губ полустон-полушепот.
По моей коже проходится легкий морозец. До сознания медленно доходит, что парень отстранился слишком резко. Это бьет по самолюбию, однако.
Открываю глаза. Глеба нет. Сжимаю плотно губы и иду в комнату.
— Ты зачем приехала? — не поворачиваясь, полушепотом спрашивает парень.
Я замираю на месте.
— Это моя квартира! Когда хочу, тогда и приезжаю! — резко отвечаю ему, а сама с замиранием сердца наблюдаю за тем, как он завис над кроваткой, разбираясь в инструкции.
Алису, вместе с матрасиком, он предварительно отнес в сторону.
— Здесь ничего не готово, — не обращая внимания на мою резкость, говорит парень, раскладывая на полу детали. — Что вы с Верой не поделили? — Он все же бросает на меня короткий взгляд из-за плеча.
— Глеб.
Это четыре буквы жгут язык, но и вместе с тем ласкают слух. Мне казалось, я больше никогда не смогу назвать его по имени, но я ошиблась.
Внутри неудержимой волной нарастает желание выяснить все с ним сейчас и здесь: ведь складывается ощущение, что сама судьба дает нам шанс остаться наедине и поговорить.
Чувствую, как волнение обжигает все тело. Грудь распирает от страха так, что невозможно дышать. Мысли хаотично мечутся в голове. Я усердно стараюсь сложить их в правильные фразы.
«Ну же, Надя! Давай! Говори! Ты сможешь!» — подбадриваю сама себя. Подумаешь, всего-то нужно сказать три слова: «Алиса твоя дочь».
Я смотрю на спину Глеба, вижу, как напряжены его шея и плечи. Он вроде что-то там собирает, но движения его порывистые, резкие. Складывается такое ощущение, что парень нервничает. Наверное, он ждет моего ответа, но боится услышать его.
Я сбрасываю с себя оцепенение. Делаю шаг в направление Глеба…
Еще один… и еще…
И парень вдруг резко встает и поворачивается ко мне.
— И долго ты собираешься играть со мной в молчанку, Надь?
Он смотрит на меня, нахмурившись. Глаза налиты тьмой, зрачки затопили всю радужку. И в них, кроме холода и мгла, разглядеть ничего невозможно.
Растерянно смотрю на него.
— Ты о чем? Я ни во что с тобой не играю, Глеб.
Весь мой настрой пропадает, когда он подступает ко мне.
— Тогда ответь нормально хоть на один вопрос, который я тебе задал! Что ты, как маленькая? Только и знаешь, что отнекиваться. Повзрослеть бы уже пора, Надя!
Я открываю рот, чтобы ответить хоть на один из вопросов, но парень продолжает, не давая и слова сказать:
— Зачем ты устроила из своего приезда какое-то шоу? — шипит он, когда до него долетает бормотание дочки.
— Прекрати орать! — шепотом отвечаю ему. — Иначе ты разбудишь Алису.
Парень скользит быстрым взглядом по ребенку и, сжав мой локоть, тащит меня на кухню.
— Сумасшедший! — дергаюсь в его руках. — Вы с Верой стоите друг друга! Два полоумных шизофреника! Отпусти меня! И знаешь что?! — толкаю его в бок, и Глеб морщится от боли. — Иди ты к черту вместе со своей заботой!
Парень заводит меня на кухню и, подталкивая к середине, закрывает дверь.
— Надя, сколько же в тебе спеси! — качает головой, не сводя с меня проницательного взгляда. — Как ты вообще умудрилась заиметь себе мужа, с таким-то характером? Невозможно.
«Ах, так!» — восклицаю мысленно, но чувства свои сдерживаю.
Пристально смотрю на Глеба. Его грудь часто вздымается. Глаза бешено горят. Он явно говорит это все, чтобы задеть меня. Ну, что ж, признаться честно — ему это удалось.
— Это тебя вообще не должно волновать, — выгибаю бровь, складываю руки на груди. — А что тебя смущает, Глеб? Я была молода и хороша собой, не обременена ребенком. Ты что думаешь, на меня никто не может посмотреть?
— Я совсем не это имел в виду, — парирует парень и двигается в мою сторону.
— Не подходи, Глеб. Даже близко! — выставляю руки перед собой.
— Надь, я хочу с тобой поговорить. — Он словно не слышит меня, продолжая наступать.
— О чем, Глеб? Мне кажется, здесь все всем предельно ясно. Ты муж моей сестры. Как ты им был, так ты им и остался. Хотя нет, — вкладываю как можно больше сарказма в каждое слово, — ты очень хорошо вжился в роль.
— О чем ты говоришь, Надя? — нахмурившись, спрашивает парень.
— Мне Вера все рассказала про вас, Глеб. Я все знаю. И знаешь что…
Те слова, которые я хочу сейчас сказать, будто пропитанные кислотой, жгут мой язык, мою плоть.
—… тебя Вера любит, а я нет! — Будто клещами выдираю каждое слово, оставляя внутри зияющие раны. — Так что будь мужиком и веди себя подобающе. Как ты сказал? Мы ведь не чужие. И ты прав. Ты муж моей сестры. И знаешь, есть такая фраза: «кто старое вспомнит, тому глаз вон». Забудь, Глеб, что было, этого уже не вернешь.
Я вижу, как дергается его кадык, как глаза наливаются кровью, как пальцы сжимаются в кулаки… и воздуха в кухне становится так мало, что трудно сделать даже вдох.
«Что я сейчас наделала?» — вопрошаю у самой себя.
Меня накрывает воспоминанием тот день, когда я вот так же выпроводила Глеба. Не дав нам ни единого шанса. Все точно так же, как и сейчас, с той лишь разницей, что тогда Глеб еще не был официальным мужем Веры. Зато он им является сейчас.
— Так, а с чего ты взяла, что я претендую на что-то? — голос парня неожиданно становится равнодушным.
Глеб уже взял себя в руки. Расслабился. Только глаза его все еще горят.
Он вальяжно проходится по кухне, специально обходя меня по широкому радиусу.
— Я все давно забыл, Надь. Просто хотел убедиться, что ты не будешь мне докучать своим нытьем по поводу того, что я вывез все старье из квартиры.
Голос надменный, цепляющий. Я понимаю, что он делает это специально, потому что мои слова задели его. Я вижу это по его лицу. Но все же тон обескураживает, сбивает с толку.
— Я и не буду, — спокойно отвечаю ему, — ты и так тут много всего сделал. Не знаю, что там тебе Вера наплела, но если ты вдруг захотел продать нашу квартиру, забудь. Без моего согласия ты этого не сделаешь.
От моего заявления лицо парня вытягивается.
— Что за чушь ты несешь? — удивленно спрашивает он. — С чего ты это вообще взяла? По-твоему, я нуждаюсь в деньгах?!
Я многозначительно смотрю на Глеба. Знаю, что со стороны это все выглядит глупо. Да я на сто процентов уверена в том, что ему наша квартира не нужна. Я так сказала, надеясь на то, что парня заденут мои слова, и он уйдет. У меня совсем не остается сил бороться с чувствами, которые кипят во мне.
И каким же оказывается мое удивление, когда Глеб окидывает меня осуждающим взглядом, действительно разворачивается и, рванув на себя дверь, выходит из кухни, оставив меня одну.
И когда я уже собираюсь последовать за ним, его фигура появляется в дверях, и … — о Боже! — он держит на руках спящую Алису!