— Зачем ты это делаешь? — все-таки спрашиваю, заметив в коридоре коляску.
— Не знаю, Надь. Нашло что-то вчера. Может, твой жалкий вид меня спровоцировал, — будничным тоном произносит Глеб.
А я, как только понимаю смысл сказанного, чувствую, как от обиды аж в горле перехватывает.
— Шучу я, Надь, — смеется парень.
Я, схватив пачку салфеток, оказавшихся под рукой, метко пуляю ему в голову со словами:
— Идиотский у тебя юмор, Глеб!
Я так злюсь, что даже не пожалела бы ходунки, которые полетели бы следом за салфетками, но меня останавливает Алиса. Дочке-таки удается добраться до подарка. У нее столько радости на моське, что у меня не поднимается рука разочаровать мою малышку.
— Не злись, — миролюбиво произносит Глеб.
Я игнорирую его, играя с Алисой.
— Надь, посмотри, что у меня есть.
Боковым зрением замечаю движение силуэта парня в мою сторону и застываю. Что у него там есть еще? И надо ли оно мне?
Когда Глеб подходит слишком близко, дергаюсь в сторону.
— Аккуратно! — рявкает он.
Я кидаю на него сердитый взгляд, но, увидев в его руках картонный поднос с двумя стаканами из Мака и бумажный пакет с круассанами, почти прощаю его. Мне так давно хотелось горячего чаю и булочку, что, увидев их воочию, мой желудок сжимается в комочек от предвкушения. Привычка, чтоб ее!
— Не ори! — огрызаюсь на него и резко встаю на ноги.
Глеб в недоумении смотрит на меня.
— Что? — выдергиваю ближайший ко мне стакан из держателя и вытаскиваю круассан из бумажного пакета. — Считай, я наполовину простила тебя за твою идиотскую шутку, — бросаю через плечо Глебу.
Все внимание перевожу на Алису. Аккуратно ставлю стаканчик на пол, достаю из сумки пачку печенья и, вытащив оттуда одну штуку, протягиваю дочке.
— Дай!
— Не рановато ты ей печенье даешь? Насколько я осведомлен, детей по утрам кормят кашками.
Мои щеки заливаются румянцем. Ну что же он так действует на меня? Но говорить ему правду о том, что я кормлю Алису грудью, я не горю желанием. Да и не его это дело.
— Не переигрывай, Глеб. На заботливого родственника ты не дотягиваешь. Моя интуиция вопит о том, что тебе что-то от меня нужно. Только так и не могу понять, что именно. — Поворачиваюсь к парню лицом.
— Хочу услышать от тебя правду, — глухо отвечает Глеб и делает шаг ко мне.
Я часто-часто моргаю.
— Правду? Какую правду, Глеб? Ты о чем? — сглатываю пережеванные кусочки круассана, запиваю чаем.
— Зачем ты вернулась? И где отец девочки? И есть ли он вообще? — парень делает акцент на последнем вопросе.
Я мельком смотрю на Алису, потом перевожу взгляд на Глеба. А может, тетя Варя права, и ему действительно стоит рассказать всю правду? И мне станет легче, когда будет на кого оставить Лисенка, пока я смотаюсь в Новосибирск.
Мой мозг работает в режиме нон-стоп. Я чувствую, что должна принять решение здесь и прямо сейчас.
Алиса радостно крутится вокруг нас, шумно дергает за погремушки. Глеб внимательно смотрит на меня. Ждет ответа. И я решаюсь. Я скажу ему все, как есть.
— У Алисы есть отец, — медленно начинаю я. Голос отчего-то становится высоким, взволнованным, будто не моим.
— И где же он, Надя? — Глеба в этот момент становится отчего-то больше, и я рядом с ним ощущаю себя такой маленькой и беззащитной.
Я почему-то никогда не думала, что сказать правду будет настолько тяжело. Язык налился тяжестью свинца, я открываю рот и…
— Да, Надя! Расскажи, кто отец?
Голос сестры заставляет меня вздрогнуть, очнуться.
— Вера? Что ты тут делаешь? — Глеб поворачивается ней, отпуская меня из оков его взгляда.
— Тот же вопрос хотелось бы задать и тебе! Что ты тут забыл в такую рань? — шипит Вера. — А ты давай, сестренка, расскажи, как облапошила своего босса! От него залетела, а родив, решила припугнуть дитем? Так?
Сестра сверлит меня взглядом. А во мне злость дикая закипает. Какого черта она себе позволяет так обо мне говорить?
— Пошла ты, Вера, знаешь куда?! — подлетаю к ней, сую ей в руки чай. — У моей Алисы есть отец, и он сейчас находится…
Чего-чего, но вот следующего действия я никак не ожидала. Сестра отбрасывает стакан и, схватив меня волосы на затылке, выталкивает в коридор.
— Ах ты дрянь! — ее голос звенит, а я хватаюсь за ее запястья, скручивая. За спиной слышу нарастающий плач Алисы и гневный голос Глеба:
— Вера! Ты что творишь?!
— Тебе лучше не вмешиваться! — командует сестра и с силой заталкивает меня в спальню, отпускает волосы.
Я отскакиваю от нее в сторону.
— Ты дура, Вер?! У тебя точно все с головой в порядке?
— Закрой свой поганый рот, потаскушка! — рычит сестра и защелкивает дверь спальни на замок.
У меня екает сердце.
— Вера, ты успокойся, — спокойно говорю я и, выставив руки перед собой, захожу за кроватку.
Если что, я смогу отбиться: сестра у меня дама не пышная, а очень даже стройная. Но вот ее бешеный взгляд меня пугает. Люди в неадекватном состоянии обладают недюжинной силой.
— Не нужно на меня шикать, Надя! Я тебя раскусила. Прикинулась бедной овечкой, а сама что? Решила все-таки Глеба у меня увести? Решила ему на уши лапши навешать? Ты думаешь, он дурак и поверит, что ты родила от него? Что, с боссом не получилось, так решила на моего мужика позариться?! — орет сестра, наступая на меня.
Дверь ручки тщетно дергается.
— Вера, открой дверь, — просит Глеб.
— А я тебе доверяла, Надь! Я же тебе сразу рассказала, как люблю Глеба! Как он мне нравится! Зачем ты так поступила? Зачем приехала?
Замираем, глядя друг дружке в глаза. В моих она видит сожаление, зато я в ее — ненависть.
— Прости, Вер, так получилось, — тихо отвечаю ей.
— Ах ты дрянь! — Она кидается на меня, а я с силой толкаю кроватку в ее сторону. Сестра не успевает отреагировать и под напором тяжелой конструкции летит на пол. Я пользуюсь моментом и, подбежав к двери, щелкаю замок.
Она распахивается мгновенно. Глеб, застыв на пороге, переводит взгляд то на меня, то на Веру.
— Что, черт возьми, ты устроила? — рычит он на жену. Отодвинув меня в сторону, заходит в комнату. — Ты хоть понимаешь, что напугала ребенка? Ты в своем уме? Надя, с тобой все в порядке? — смотрит на меня с тревогой, протягивая руку.
— Все нормально. — Я, тяжело дыша, делаю от него шаг назад. — Ты ее в лечебницу сдал бы, что ли. Она совсем безумная стала от ревности!
— Ма-а-а, — слышу из зала взволнованный голос Алисы.
— Дрянь! Я с тобой еще не закончила, — слышу в спину голос Веры.
— Зато закончила я, — кидаю ей через плечо и, подхватывая дочь из ходунков, выхожу в коридор.
Как же вовремя Глеб собрал коляску! Я быстро сажаю в нее Алису, а сама обуваюсь.
— Надя! Ты куда собралась? — Глеб выходит в коридор и смотрит на меня в упор, а я замечаю, как из-за его плеча уже появляется Вера.
— Подальше от вашей семейки, Глеб! — отвечаю ему, и стоит только сестре сделать шаг в мою сторону, парень тут же ее ловит за плечо.
— Стоять! Я с тобой еще сейчас поговорю, — резко осаживает он Веру, а я вижу, как у нее лицо меняется.
Она поднимает на мужа испуганный взгляд.
— Господи! — вскидывает руки к лицу. — Что же я наделала?! — всхлипнув, произносит Вера. — Глеб, прости, прости! Надя, Наденька! — она вырывается из рук мужа и хочет подойти ко мне, но он крепко ее держит.
А у меня от шока челюсть здоровается с полом.
— Вер! Ты что, ничего не помнишь? — округляю глаза.
— Я… я не знаю, но я ничего не могла поделать с собой, это какое-то наваждение! Ничего не понимаю!
Вера с мольбой смотрит на Глеба, но в тот момент, когда сестра переводит взгляд на меня, я вижу в них вполне ясное сознание и ложь. Мне становится так мерзко, что я отворачиваюсь и открываю дверь квартиры.
— Слушайте, — твердо говорю я, — это не проходной двор! И я хочу, чтобы вы оба оставили свои ключи мне. И в ближайшее время ни тебя, — указываю на Глеба, — ни тебя, Вера, я видеть не хочу!
— Но, Надя, я так виновата! — смиренно опускает голову сестра, чтобы я не заметила промелькнувшее в ее глазах злорадство.
— Вера, тебе к врачу нужно. Я боюсь тебя! Ты больна! — Вывожу коляску на площадку.
— Подожди! — вдруг просит Глеб.
Он выходит за мной, закрывает дверь, и последнее, что я вижу — как Вера зло сжимает челюсть и сверлит меня пропитанным ненавистью взглядом.
— Что тебе, Глеб? — Нажимаю на кнопку вызова лифта.
— Надя, я не успел тебе сообщить по поводу Веры…
— Что? Что она больна? — с сарказмом спрашиваю его.
— Да, — скупо отвечает парень, — это у нее началось после того, как она Соню родила.
Я не верю своим ушам.
— Ты хочешь сказать, что у нее крыша поехала?
— Нет. Врач говорит, что это депрессивное расстройство. Последствие послеродовой депрессии.
Бог мой! Теперь уже даже не знаю, где хуже: в Новосибирске или здесь!
— Глеб, ты слеп, — разочарованно вздыхаю. — Я тебя прошу, увези ее отсюда. И забери у нее ключи, а еще лучше поменяй в квартире замок. Я не хочу, чтобы она прокралась ко мне ночью и убила.
— Надь, я сам в шоке от того, что происходит. У Веры уже как полгода не было никаких признаков депрессии. А с твои прилетом она как с цепи сорвалась…
— Ага, сорвалась, — повторяю, приправляя последнее слово иронией. Вызываю лифт; когда он останавливается на нашем этаже, а двери разъезжаются, вхожу в него и через плечо бросаю:
— Я недолго погуляю с Алисой. За это время, будьте добры, испаритесь. Оба.
Вижу, как по лицу Глеба скользит тень, а его глаза темнеют от ярости. Он уперся ладонью в косяк и процедил сквозь зубы:
— Я тебя подожду, Надь. Мы еще не закончили.
В этот момент двери лифта закрываются, отделяя нас друг от друга.
— Зато закончила я, — бубню под нос.
Я в растерянности. Не знаю, что делать. Неужто Глеб и правда не видит, что Вера лжет? Но, вспоминая его лицо, понимаю, что парень в это верит сто процентов. А вот