Хлопаю глазами. Вот это напор, вот это огонь…как я раньше в ней этого не замечала? Мне всегда казалось, что эмоции свои надо сдерживать, а вон…какое тут сдерживание, когда это полноценная, ядерная война?
— Лю…любимая невестка?
Тамара Георгиевна поднимает брови.
— Ну, конечно. А чему ты удивляешься?
— Я всегда думала, что вы меня ненавидите. Тихо, но сильно.
— С чего это вдруг?!
— Ну…я не из вашего круга?
— И кто сейчас так про тебя скажет? М?
— Но вы были против, когда мы женились.
Тут она отрицать не торопится. Глупо это. Я знаю, что так было, и она знает, что я знаю, что так было.
Сейчас нет места полумерам и недосказанности. Сейчас момент истины. Когда никто и ничего скрывать уже не будет…
Тамара Георгиевна кивает.
— Да, ты права. Я не очень этого хотела, но не из-за того, что ты нам не подходила.
— А почему тогда?
— Потому что ты была такая бойка, но при этом такая ранимая…я боялась, что это общество сожрет тебя с потрохами. А потом подумала…
— Что? — шепчу еле слышно, свекровь улыбается мне и жмет плечиком.
— Что они скорее подавятся, чем я позволю обидеть своих детей.
Своих детей…
Так нежно…
— Я подумала, что научу тебя всему, что знаю. Дам тебе броню, и никто тебя никогда не обидит. Возможно, я была к тебе несправедлива и слишком строга, но, Полина, поверь. Все, что я делала — это защищала тебя. Люди в нашем мире жестоки, и им бы получить слабое звено, которое можно шпынять. Ага, сейчас! Они зубы обломают об тебя, моя девочка…
На глазах у меня выступают слезы. Господи! Вот что нужно было, чтобы наконец-то понять эту женщину, от которой я никогда не чувствовала агрессии? Давление — да, но не негатива. И вот…вот что нужно было, да? Один развод и одна любовница, чтобы она наконец-то объяснила мне свою позицию?…
Усмехаюсь, прикрывая глаза, а Тамара Георгиевна снова подходит ко мне и ласково берет лицо в ладони.
— Мы ему еще покажем, Полина Михайловна. Не плачь. Не плачь, дочка. Кто и будет плакать — это мой эгоистичный сын. Мы ему еще покажем. Покажем, дочка…
И в этот момент она так сильно похожа на мою маму, которая до бесконечности сейчас нужна мне, что…я просто не выдерживаю и резко подаюсь вперед, чтобы обнять мою свекровь, которую раньше никогда бы не обняла. Но лишь потому, что это было против протокола, а не потому, что я не хотела…
«Журнал преткновения»
Полина
Тамара Георгиевна оказалась той еще жучкой, конечно. Как только она узнала о нашем разводе, тут же договорилась со своей подругой об интервью в одном очень популярном журнале. Моя свекровь, конечно, не сказала всей правды, но я думаю, что к ее решительному шагу приложил руку Ян: они сто процентов говорили, и, скорее всего, разговор этот едва ли можно было назвать успешным. Судя по всему, мой благоверный выдал своей матери такое, что не оставило ее равнодушной, и именно в этот момент решение окончательно сформировалось в ее голове. Что по итогу, конечно, не то чтобы важно, если честно. Ее здравые слова привели меня в чувства: всегда лучше заявить самой, Полина Михайловна, чтобы потом, когда мой сын…начнет вытворять вещи еще более безумные, ты не осталась с носом.
Что это значит? Перевожу: когда Ян начнет выводить свою псину на прогулку в высшее общество, а он начнет, судя по тому, что позволяет себе целоваться с ней в ресторане средь белого дня, лучше чтобы первое слово сказала обманутая женщина. Так для нее же будет проще. Так она сохранит подобие «лица». И да, конечно, я понимаю, что сейчас не то время, когда нужно думать о том, что скажут про тебя другие, но с другой стороны, когда настанет это время, если не сейчас? Последнее, что мне нужно для восстановления — чтобы у меня за спиной начали шептаться и обсуждать, на кого меня променял супруг. Нет, это слишком унизительно и больно, поэтому я сразу согласилась на фотосессию и интервью, которое выходит сегодня.
Вот для него это неожиданностью будет, конечно…
Что-то мстительное в моей груди улыбается, пока я собираю вещи в коробки. Два дня назад наш семейный адвокат уведомил меня, что приступил к оформлению дарственной на дом, машину и счет, так что откладывать это дело я тоже не собираюсь. Витка уже нашла нам квартиру на Патриарших прудах, которую пока мы будем снимать. Не хочу оставаться в этом доме дольше, чем это необходимо. Я уже по нему скучаю…господи, как я по нему скучаю.
Так бесит!
Ян поступил со мной так подло, а я по нему скучаю…поздравляю, Полина Михайловна, у вас явно что-то с головой. И настроением. Меня бросает из одной крайности в другую, и я совершенно не могу сдерживать свои эмоции, но это ничего. Полагаю, маской ты платишь за развод, и это временно. Когда все уляжется, когда я окончательно смирюсь с тем, как повернулась моя жизнь, и что мой муж оказался обыкновенным козлом — тогда станет легче.
А пока, Поля, собирай вещи и все. Просто ни о чем не думай…
Я и не думаю. Стараюсь, по крайней мере. Вита вместе с мальчиками уехала за завтраком — мне захотелось гадости из Макдональдса. А я бережно заворачиваю свой лучший фарфор в упаковку и складываю его в коробки, которые потом переедут в отдельную комнату, чтобы не мешать просмотрам.
Жалею ли я? Если так подумать. Ну, холодной головой, которой у меня сейчас, конечно же, нет, но можно представить, если прикрыть глаза и дышать глубоко.
Итак. Жалею ли я, что скоро этот дом уже не будет моим? Да нет, если честно. Не жалею. Правда. Все-таки этот дом моим так и не стал. Это были скорее нужные и правильные декорации к нашей семье, от которых меня уже тошнит. Вместо него я получу гораздо больше: шикарную квартиру и деньги на свой бизнес. Кстати, да, насчет этого. Я завела себе страницу в социальной сети, которую собираюсь развивать под соусом моего развода. Мы с Витой так подумали: скорее всего, интервью выстрелит, и у меня есть все шансы выстрелить следом. А там и до своего дела рукой подать — хоп! И у тебя уже своя небольшая компания по организации торжеств, которую, как оказалось, я не прочь заиметь.
Окунуться в работу, как сказала Лара, это самый лучший способ перестать думать о том, где твой муж сейчас, что он делает, а главное — с кем. И она права. Я сидела все это время без дела и буквально сходила с ума от картинок в своей голове. Это нужно менять. Я не хочу представлять и думать о том, как и в каких позах Ян наклоняет свою собаку, и тем более я не хочу спрашивать себя снова и снова: а он с ней такой же, как со мной?
Брр-р-р-р…
Веду плечами, тихо вздыхаю и решительно отбрасываю мысли в сторону, встаю на табурет и достаю особо ценную для меня вазу. Она шикарно сочетается со всеми моими любимыми цветами, а купила я ее совершенно по смешной цене в интернете. И так забавно с ней всегда…мои «сливочные» гости всегда делали ей комплименты и спрашивали: откуда вы ее привезли, Полина Михайловна? Это хрусталь? Очень красивая.
Я мысленно хихикала, но в реальности чинно кивала и говорила, что ваза эта из Испании. С маленького, но очень дорого магазинчика где-то с улиц Мадрида. А не с ВБ со скидкой. Это как с современным искусством: достаточно сказать, что это какой-то модный художник, и ты в глазах общества уже не идиот, который повесил непонятно что себе на стену, а ценитель прекрасного.
От моих мыслей меня отвлекает сильный хлопок дверью. Я вздрагиваю и чуть не роняю свою вазу на пол, но благо успеваю перехватить ее всеми конечностями сразу.
— Господи, мальчики! — рычу в тишину, — Можно поаккуратней?!
Ответа никакого. Только тяжелые и быстрые шаги по направлению к гостиной, где я, собственно, нахожусь.
Не нравится мне это.
Внутри все начинает вибрировать, появляется какая-то нервозность, а еще дикое волнение, которое я себе не могу объяснить. Точнее, могу, конечно, но думаю, что что-то, наверно, случилось? Не мог же он приехать сюда. Мы договорились, что он сюда больше не приедет.
Спускаюсь на пол, прижимая вазу к груди и хмурясь, а через мгновение мой мир сжимается до размеров одних глаз, которые заполняют собой все пространство.
Меня как будто простреливает…
Черт…
Я так давно его не видела, и все нутро сначала съеживается, а потом резко взрывается и летит к Яну. Знали бы вы, как сложно заставлять себя стоять на месте… и так обидно, черт возьми! Я выгляжу отвратительно. В смысле…слишком просто. Слишком! На мне старая, свободная рубашка и спортивные брюки. Волосы с остатком вчерашней укладки завязаны в хвост. На лице никакой косметики. Ну какого черта?! Я хотела, чтобы он увидел меня другой! Когда я приеду на встречу с адвокатом, планировала выглядеть шикарно, чтобы этот козел локти себе кусал, а он вот…приперся сам, и локти кусать уже хочется мне.
Сука…
— Что ты здесь делаешь?! — шепчу скорее неосознанно, хочу отступить на шаг, а еще больше хочу спрятаться.
Нет! Нет! Нет! Это нечестно! Все должно было быть не так! Сволочь! Какого черта ты сюда приперся?!
Ян шумно выдыхает.
Он сейчас выглядит так, будто готов меня сожрать, и раньше я бы сказала, что знаю этот взгляд. Так он смотрел всегда, когда мы оставались наедине в нашей спальне, только этого нет уже очень давно, поэтому скорее всего, теперь этот взгляд значит: я тебя нахрен убью.
Опять очень хочется отступить на шаг, но я держусь на чистом упрямстве и достоинстве. Вздергиваю подбородок и повторяю вопрос, спокойно (нет) оторвав от груди вазу и уложив ее в коробку.
— Ты плохо слышишь? Что ты здесь делаешь? Мальчики…
Шлеп!
Вздрагиваю от глухого удара чего-то тяжелого о пол, а когда оборачиваюсь, сразу вижу журнал со своей фотографией на обложке. Очень, кстати, красивой фотографией. На мне там белое платье, а еще я улыбаюсь, как голливудская актриса, и, вообще-то, чем-то на нее похожа. Ха! Хоть тут в грязь лицом не ударила. Да…выгляжу я на все сто, а на развороте еще очень много моих потрясающих снимков, сделанных очень крутым фотографом. Кстати, достаточно симпатичным. Ну, по крайней мере, если верить Ларе и Вите, которые всю дорогу до дома обсуждали, КАК он на меня смотрел.