Это та самая любовь.
Первая и сильная. Похожая на одержимость и без срока давности. Я выросла рядом с этим мужчиной и даже больше. Я в него проросла, а он в меня. Мы слишком сильно сплелись и стали друг для друга не просто любимым людьми. Лучшими друзьями, самыми близкими и родными. Или по-простому...мы стали друг для друга всем. По крайней мере, так наши отношения выглядят с моей колокольни. Поэтому я знаю, что это будет больно. И долго будет больно смотреть, как он уходит, но...Ян разрушил мое доверие, его больше нет, даже сейчас нет. Когда мне кажется, что я его знаю и точно могу распознать его взгляд, меня накрывает действительность. Полгода он смотрел на меня таким же взглядом. Редко уже, но смотрел. И я даже не подозревала, что такой взгляд он, скорее всего, дарит уже не только мне.
Нет, я не верю. Ни одному его слову. Однажды заложив сомнение в голову женщине, ты рискуешь навсегда ее потерять. Так случилось с нами. Я никогда не смогу отринуть все это и сделать вид, что ничего не было. Я всегда буду вспоминать, как жестоко он обращался ко мне. И ее. Я навсегда запомню, как она целовала его на глазах у всех...
Дверь в спальню хлопает, и я вздрагиваю, роняя слезы и плотно зажмуренных глаз. Да, Поля...еще долго будет болеть. Когда вырывают часть твоей души, просто это не проходит. Ну, ничего. Однажды даже это закончится с новым рассветом...
«Развод: он»
Ян; месяц спустя
Очень хочется сдохнуть.
Горький, сигаретный дым оседает в легких и коптит мою душу, хотя я обещал себе, что больше не буду курить. Потому что ей вряд ли понравился этот запах особенно сейчас, когда она беременна.
Дебил, да?
Не знаю, на что я рассчитывал. У меня было лишь одно, что резонировало: ты хочешь, чтобы я потеряла ребенка?! И это был основательный, полноценный откат назад.
Когда мне хотелось идти вперед.
Вот так бывает. В кои-то веки ты готов говорить и хочешь объяснить, рассказать о том, что было в твоей башке, когда ты все это закрутил, но нельзя. Потому что «ты хочешь, чтобы я потеряла ребенка?!»
Нет, не хочу.
Я этого дико боюсь. Ты же знаешь, Поль, как я этого боюсь…Семья всегда была и будет для меня на первом месте, и это не изменилось бы, даже разведись мы так, как я в своей голове все это увидел.
Спойлер: мы развелись так, как хотела она.
Мне пришлось отступить, потому что «ты хочешь, чтобы я потеряла ребенка?!». Единственный стоп, который подействовал на меня, как жесткие ограничители. На самом деле, я хотел действовать. И я дико не хотел ее отпускать, а с чего вообще взял что хочу? Да ни с чего. Просто на тот момент злость и обида на нее достигла своего пика, и мне казалось, что ничего уже нет и сохранять тоже нечего, но это не так.
Я веду себя, как дебил.
Откидываюсь на спинку своего большого кресла и тру глаза, а потом перевожу взгляд на свидетельство о разводе в желтой папке. Ненавижу желтый.
Это цвет галстука, который Полина с любовью и нежностью повязала мне на последний прием, который устроила. Это цвет желтков яичницы, которую она для меня готовила. И это цвет маленьких, желтых цветов поля, на котором когда-то очень давно она впервые стала моей.
Как я мог все это забыть? И как я мог сдаться и перестать бороться за нее? Наверно, я должен был сделать больше. Нет, не наверно. Я точно должен был сделать больше, но просто не понимал, хочет она этого или светская жизнь так глубоко прибрала ее к рукам, что теперь для нее нет ничего важнее этого.
Мне казалось, что она больше не видит меня.
Иногда казалось, что она даже не заметит, если однажды я не вернусь домой. Только когда надобность во мне, как в денежном мешке или антураже для ее красивых снимков в очередной журнал снова появится.
Она больше не ждала меня.
Она больше мне не улыбалась.
Она со мной не говорила.
И мне стало казаться, что она меня больше не любит, но это не так.
В нашу последнюю встречу я понял, что это не так. Об этом мне сказала не она, а ее реакция. Ее ревность. Ее взгляд. И ее слезы, от которых до сих пор потряхивает.
Я не этого хотел.
Но я снова вру, потому что именно этого я хотел. Понять, что все еще что-то значу для любимой женщины, которую не видел слишком долго. Она снова вернулась и продолжает возвращаться с каждым, пройденным днем. После того интервью блог Полины стал набирать популярность и расти как на дрожжах. Она выкладывает обычно одну фотографию в двенадцать, потом еще одну в обед — с двух до трех часов, — и еще одну перед сном. Я знаю каждый ее пост наизусть. Я могу повторить каждый ее образ по памяти. Потому что я стал сталкером для собственной жены, которую мне…пришлось отпустить.
Снова перевожу взгляд на желтую папку, которая сигналит в моей вселенной, как главный оплот собственной слепоты — я же и был слепым, когда все это начал. Надо было слушать умных людей. Надо было поговорить с отцом, а я что сделал? Хер его знает. Суть уже потеряна. Ее больше нет. Она растворилась в водовороте событий, которые привели меня сюда: в мой пустой офис. К моему огромному столу со свидетельством о разводе на нем. В реальность, где мои парни меня игнорируют: у Егора я в блоке везде, а Тимур просто не отвечает ни на один звонок или сообщение. В реальность, где мне пришлось отступиться от любимой женщины, лишь бы она не нервничала и не переживала. И к ребенку, который еще не родился, а я уже его потерял.
Тушу сигарету о папку, а потом перевожу взгляд на монитор моего ноутбука. Полина прислала мне сообщение со своего скрининга, на котором я не присутствовал. Она мне не сказала, потому что не хотела меня видеть, и я ее могу понять.
Какую же хуйню я натворил… где был мой мозг? Не знаю. Нигде. Это самый верный ответ. Что мной двигало? Тупость и злость. Еще один верный ответ. Правде нужно уметь смотреть в глаза, пребывая в грезах и спихивая вину на окружающих, из ямы не выберешься. А я на самом дне.
Щелкаю на пробел, и кабинет наполняется ровным, уверенным сердцебиением. С ребенком все нормально. Он здоров и развивается по всем графикам. Первый триместр почти позади, нам сейчас уже два месяца. Длина плода — семь сантиметров. Кто это будет пока непонятно, конечно, но я уже люблю его, хотя, наверно, меня он любить не будет.
Нет, не так. Полина — другая женщина; она никогда не опустится до запрета видеться с ребенком или его перенастройки против дебила-папаши, просто…это уже будет что-то другое, и я слишком многое пропущу в его жизни, потому что был тупым мудаком и сдался рано.
Ослабляю галстук, потом стягиваю стакан с виски, которое жжет горло. Ухмыляюсь сам себе, но сейчас я так хочу домой… не в пустую квартиру, куда приходить желания нет никакого, а туда, откуда хотел сбежать. Туда, где мне было холодно и бесконечно одиноко без моей любимой. Что с тобой было? Почему так, Поля? Что же с нами стало?
Это на меня не похоже.
И на тебе это тоже не похоже.
Где же мы свернули не туда?
Мне бы очень хотелось получить свои ответы, но это сейчас невозможно. Полагаю, раньше надо было чесаться, а не ходить туда, где обитают одни химеры и ничего кроме…
Делаю еще один глоток и смотрю в окно своего офиса, где ночная Москва мигает яркими огнями. Мои парни хорошо сдали экзамены и без проблем поступили в свои ВУЗы. Я это знаю только благодаря тому, что за ними слежу. И за соцсетями, и физически. Егор станет хирургом, как всегда и хотел, а Тимур поступил на театральное. Я этому слегка улыбаюсь, конечно же, путь на душе противно ноет. Это не я помог ему разобраться, а она. Это все Полина. Когда-то Тим заявил, что планирует взять год «на поиски себя». Может быть, отправится в путешествие. Полина была в шоке. Она переживала сильно, но я помню тот редкий момент близости, которые только сильнее оттолкнул меня, когда я увидел, что и он не заимел эффекта. И все пошло по пизде…
Примерно полгода назад
После того как Тим свалил на нас очередную бомбу со своими «повальными» идеями, я захожу в спальню уставший и немного злой, но сразу торможу, когда вижу Полю. Она стоит у окна и сжимает свои хрупкие плечи. Я чувствую, как волнение исходит от нее мощными волнами, и мне это не нравится.
Мягко подхожу к постели, забираю с него плед, а потом направляюсь к любимой жене, которую кутаю в него и обнимаю.
— Не волнуйся, — шепчу, прижав губы к виску, — Все будет нормально, Поля.
— Он сказал, что хочет взять год, Ян. Это…это плохо. Мне страшно, что он заблудится и не найдет свою дорогу. Ты же знаешь…какой он впечатлительный и эмоциональный.
Она хочет сказать не это. Точнее, за ее словами скрываются другие страхи, которые испытывает каждый родитель, если их ребенок слишком «эмоциональный» и, скажем так, проблемный. Егор — это оплот ответственности. Он четкий, спокойный, умный. Тимур тоже умный, но у него нет остальных качеств своего брата. Вообще, наши парни — это типичное «хороший и плохой близнец». Одному просто понять эту жизнь, другого вечно кидает из крайности в крайность. И я тоже боюсь за второго. Мне страшно, что он может пойти по неправильной дороге, связавшись с плохой компанией. Страх этот появился давно. Примерно в четырнадцать лет, когда он впервые напился вместе с Марком. Да, я понимаю, там повод был весомый — Дима облажался по-крупному и сильно разочаровал своего сына, но мой…Я тогда впервые понял, насколько угроза реальна и близка, поэтому старался незримо контролировать каждый его шаг. Только это не поможет. Нет, не поможет. К сожалению, родители не могут заставить своего ребенка делать то, что правильно. Ошибки — это часть нашей жизни, и мы должны совершать ошибки, чтобы понимать, что важно, а что нет. Просто некоторые ошибки фатальны, и так получается, что никто и никогда не остановит нас от них, если это то, что нам кажется правильным в данный момент.
— Когда дети взрослеют, — обнимаю ее сильнее, прижимая к своей груди, — Родители уже не могут говорить им, что хорошо, а что плохо. Нам остается только наблюдать со стороны, Полина, чтобы не встретить большего сопротивления.