— Это будет очень сложный разговор, Ян, — шепчу, он слегка кивает.
— Знаю. Мы правильно воспитали наших парней. Я ими горжусь. Они защищали тебя, как львы! Полина, оба. Как львы…
— Но ты…
— А я заслужил. Не думай об этом. Ты же знаешь, я все сделаю для того, чтобы вернуть их доверие обратно.
— Знаю…
— Это будет сложный разговор, — повторяет он, — И возможно…точнее, скорее всего, я не смогу вернуть их быстро. Возможно, даже никогда не смогу загладить эту ошибку. Не хочу об этом думать, но иногда накатывает…
— Ян…
— Нет, подожди. Я должен это сказать.
Киваю.
— Возможно, они никогда не забудут, что их идеальный отец оказался не таким уж и идеальным. Наверно, даже когда у меня получится восстановить наши отношения, они всегда будут помнить об этом, но…
— Но?
— Может быть, это к лучшему, Поль? В жизни они столкнутся с ситуациями, когда буду поступать неправильно. Я не хочу, чтобы они думали, что не имеют права на ошибку, а главное — я не хочу, чтобы они опускали руки. Это еще один урок, полагаю, который я должен был им преподать: никогда не сбегать с поля боя и драться до конца, чтобы заслужить прощение.
Мое сердце часто-часто бьется, а на глазах появляются слезы. Это звучит очень правильно…так чертовски правильно…
— Не плачь.
— Ты же пишешь им, да?
— Каждый день.
— Отвечают?
— У Егора я по-прежнему в блоке, но я передаю привет через Тима. Он читает, но…
— Тоже молчит?
— Да.
— Мне очень жаль…
— Ты здесь ни при чем. Это последствия моих неправильных решений. А теперь…я могу попросить?
— Да. Что ты хочешь покушать?
— Макароны с сыром.
Замираю.
— Ч-что?
— Ну, помнишь? Твои фирменные макароны с сыром, которые ты готовила постоянно…
— Я больше ничего не умела готовить, поэтому… — смущенно отвечаю, а потом заправляю волосы за ухо и вскидываю глаза, — Теперь все иначе. Я могу приготовить стейк, например? Или еще что-нибудь? А если хочешь, то мы вообще можем что-нибудь заказать?
— Окрошку с крабом на шампанском?
— Ц-ц…
Слегка пинаю его локтем, и Ян смеется, уворачивается от моих «ударов», а когда в глаза смотрит — все становится ясно.
Он счастлив…именно сейчас. Весь светится…
— Не хочу ни стейки, ни еще что-нибудь. И ресторанное не хочу. Макароны с сыром — это да. Сделаешь?
Конечно, он не знает, что я вкладываю в это блюдо теперь. Я ему не рассказала, как ночью на кухне Егор завуалировал меня в эти самые макароны и открыл мне глаза. Как именно с этих макарон с сыром начался мой путь по возвращении себя и избавлению от всех глупых страхов…но…он говорит это. Именно это! И просит именно это блюдо! Пока солнце играет в его глазах солнечными зайчиками…
Разве это возможно? Случайность? Нет, это неслучайность…это знак…
— Я люблю тебя, — шепчу, Ян хмурится.
— Что?
— Я люблю тебя, но если ты еще хотя бы раз…только посмей! Ян! Я серьезно! Я готова простить один косяк за двадцать лет, но…больше не прощу. Никогда. Если хотя бы…
— Я никогда тебя больше не потеряю, — уверенно перебивает он, а потом подтягивает ближе и кладет руку на щеку, — Вздумаешь снова прятаться за ледяную стену? Разобью ее нахрен, услышала меня? Но я тебя не потеряю.
— Все дело в родителях, — шепчу, он хмурится сильнее.
— Не понял.
— В моих родителях, Ян. Когда они умерли, мне стало страшно, что я осталась одна.
— Ты никогда не была бы одна…
— Я знаю, но… — тихо всхлипываю, а потом как ребенок вытираю слезы, но всхлипываю еще раз, — Все вокруг друг другу изменяют. Мужья бросают своих жен, с которыми прожили миллион лет, ради каких-то шлюх! А потом Лара и Дима…ты помнишь, как это было кошмарно, Ян? Ты помнишь? Он же…
— Тшш…
Ян обнимает меня сильнее, а я уже не могу. Утыкаюсь ему в грудь и плачу, не сдерживая себя никакими рамками приличий…
— Я так боялась, что ты от меня уйдешь, что стала выполнять все заветы твоей матери, как умалишенная! Я так боялась, что если не буду идеальной, то ты однажды посмотришь на меня и подумаешь: зачем мне такая? Она вечно меня позорит и…и ей недовольны мои партнеры и…
— Насрать мне на них, — рычит он, но это меня успокаивает слабо.
Я мотаю головой и продолжаю.
— Ну, да. Поначалу тебе было бы насрать, но потом…
Ян решительно отрывает меня от своей груди и заставляет посмотреть себе в глаза.
— Ты — моя любимая женщина, Полина. Ты — мать моих детей. Ты — мой самый близкий и дорогой человек. Ты — мой лучший друг. Ты — мой мир. Ты думаешь, что кто-то посмел бы мне сказать, что мой мир «недотягивает»?
Всхлипываю и мотаю головой.
— Н-нет…
— Разве я давал тебе поводы думать иначе?
— Нет, но…
— А Дима? Он — ублюдок. Я тоже, но я бы не смог так поступить. Не смог бы, клянусь…
— Я тебе верю…
— И я всегда бы выбрал тебя, Поля. Среди тысячи самых красивых женщин, ты для меня самых яркий бриллиант. Сейчас? Потом? Это неважно. Даже когда пройдет много-много лет, ничего не изменится. Я точно это знаю.
— Кажется, я тоже…— слабо улыбаюсь и добавляю, — Ты ведь выбрал из всего многообразия еды — мои макароны с сыром…
Ян не понимает этой странной аналогии, но он видит улыбку на моем лице и кивает, а потом притягивает к себе и шепчет, прежде чем накрыть мои губы своими.
— И я всегда буду выбирать макароны с сыром, любимая.
«Надеюсь, что у меня получилось»
Вита
Я просыпаюсь от какого-то шума в прихожей. Полину не жду. Хоть она и отрицает, но я, конечно же, знаю, что моя дорогая сестра опять сбежала к своему Титову.
Закатываю глаза с легкой улыбкой.
Немного забавно это, конечно. Как их так перевернуло, что в почти сорок они взяли и вернулись в юность. Может быть, сказывается, что в свое время они не догуляли? Ай, какая разница. Поля улыбается. Она расцвела. Я не про красоту говорю, кстати. Моя сестра не изменилась ни на йоту, может быть, если только совсем чуть-чуть. Она так же прекрасна, как была когда-то, и какой всегда будет.
Я говорю про ее глаза, которые стали гореть еще ярче. Про свежий румянец на щеках. Про заливистый смех, который наконец-то вернулся, чтобы снова греть мое сердце, которое с каждым ударом отражается глубокой болью…
Нет, только не сейчас! Не думай об этом, Вита! У тебя есть проблемы поважнее. Кто-то забрался в нашу квартиру!
Медленно встаю, беру со стола декоративную штучку, которая напоминает шар, а потом крадусь до прихожей. На секунду в голове возникает шальная мысль, что то, о чем я себе запрещаю думать, как раз и нагрянуло…ну, нежданно-негаданно так сказать. Может быть, если я использую шар по прямому (в моих руках) назначению, мне станет легче?
— Ха!
Выскакиваю из-за угла, готовясь запульнуть свою бомбу, но тут же застываю.
— Черт возьми! — через мгновение рычу, опускаю руки, а потом рычу еще раз, запрокинув голову назад, — Ну вы…блин! Даете! Охренели?!
Мои племянники так и стоят в позах, в которых я их застукала. Егор, снимая рюкзак с плеча, а Тим с одним кедом в руках. А потом они начинают ржать…
Сволочи!
— Мы, вообще-то, домой приехали, Вита! И тебе привет!
Орава кидается на меня с обнимашками, а мне только и остается что закатывать глаза. Сбежать — без вариантов. Они когда шибздиками были — не сбежишь, а теперь? Вон какие! Лбы здоровые! Высоченные, как их папаша, а еще накаченные и…увы и ах, молодые. А я уже нет.
Принимаю их радости и почести с отвагой. Что поделать? Такова моя нелегкая роль любящей тетушки…
— Вы должны были прилететь через три дня! — по очереди шлепаю их по рукам, но сама улыбаюсь.
Я серьезно очень люблю своих племянников. Они хорошие дети. Мне горько признавать, но Ян постарался на славу. Полина тоже, но все-таки больше Ян. Ни для кого не секрет, что парни часто перенимают привычки от отцов, да и слушаются больше пап, чем мам. В их семье так и было. Ян им многое дал, и да, мне горько. Но так. В шутку и по старой привычке…
— Мы решили сделать сюрприз. А где мама? — спрашивает Егор, его тут же поддерживает Тим.
— Мы привезли ей кучу подарков! Такие улетные бусы купили…
Отмахиваюсь.
— Ее нет, расслабьтесь.
С последним выходит туговато. Они тут же застывают, хмурятся, а потом выдают одновременно.
— Где она?!
— Что-то случилось? — добавляет Тим, следом Егор.
— Что-то с ребенком?
Ааа! Знаете, это дико сложно. Во-первых, я и правда немолодая уже козочка, а во-вторых, в них столько кипящей энергии, что даже будь я молодой — хоть вешайся…
— Прекратите так делать!
— Как?
— Говорить одновременно! Терпеть не могу, когда…
— Вита, где мама?!
Егор более тяжелый, чем Тим. Он в их паре «ведущий». Спокойный, рациональный, но когда надо — чертова скала. Потому что на Яна похож до дрожи, когда как Тим много взял от Польки. В его поведении больше эмоций, но при этом он мягче. Все, как у Полины и Яна. Забавно, да?
Я тихо усмехаюсь, смотрю на парней и закатываю глаза. А потом строю лицо, которое отвечает за меня: догадайтесь-с-трех-раз. Так называется это выражение моих поджатых губ и устало-саркастического взгляда.
Тим не понимает. Зато Егор схватывает сразу и тяжелеет еще сильнее. Громко цыкает, складывает руки на груди и шипит.
— У него, да?!
Как же я устала…
Сейчас начнется. Вот отвечаю! Сейчас начнется! Будет пародировать своего папашу передо мной, а я уже общалась с ним в этом месяце! Мне хватило! Поэтому раньше, чем Егор открывает рот, я выставляю в него руку и шиплю.
— Даже не вздумай включать Яна.
— Я не…не сравнивай нас!
Господи!
— Увы и ах! Он твой отец. И ты дико на него похож, особенно сейчас!
От возмущения Егор покрывается красными пятнами, и это уже смешно. Ян так не покрывался, конечно, зато знаете, кто так делал? Правильно. Наша мама.
Я смягчаюсь, и Егор это считывает. А может быть, ему уже плевать. Он очень сильно злится на Яна. Гораздо больше, чем Тим. Его дурость задела именно сына, который похож на него сильнее. Возможно, ему страшно, что однажды и он так облажается? Ну, и, конечно, Егор всегда защищал Полину с неистовой силой. Потому что его так папа научил… Да они оба ее защищали. Помню, мы как-то поссорились с ней перед мальчишками, когда им было лет пять или шесть. Знаете, чем это кончилось? Они меня чуть в фонтан не скинули.