Я тоже считал себя дипломатом. Человеком, который понимает, что ничего агрессией и кулаками не добьешься, разве что злость свою выльешь, но…мне сейчас только этого и хочется.
Ударить его со всей дури! За все, что он сделал. За то, что притащил в наш дом такую грязь! Как ты мог?!
Кажется, он все понимает. Секунду мы играем «в дуэль на острых взглядах», а потом он отводит свой на маму и кивает.
— Иди домой, Поль. Мы поговорим с парнями. А ты… — вдруг его губы трогает мальчишеская ухмылка, и он добавляет, — Сделай чай.
Мама моментально застывает. А потом из нее, как по щелчку пальцев, уходят все слезы и страх. На место им становится возмущение, злость и…азарт? Жизнь? Ее щечки розовеют, сама она щурится, медленно поворачивает голову на отца и шипит.
— Так, значит?
Папа улыбается шире. Не очень понимаю, что за приколы такие, а когда бросаю взгляд на Тима, он тоже плавает. Отец же кивает и указывает подбородком на подъезд.
— Иди, Поль. Мы справимся.
Еще мгновение она стоит, но потом фыркает, нос задирает, как не делала уже давно и направляется к нам. Она проходит между мной и Тимом и задевает нас пальчиками. Дарит нам обоим взгляд, полный нежности, а потом уходит.
Мы молча смотрим на отца, в основном потому, что он пока на нас не смотрит в ответ. Он следит за ней. Следит так, как следил всегда. Провожает ее, как свое солнце, и еле слышно шепчет:
— Обернись, обернись, обернись…
У меня сердце исходит на бег. Я смотрю на маму и…черт, тоже прошу, чтобы она обернулась. Не знаю зачем. Не для него точно. Просто так.
Мама гордо следует до двери в парадную, но прежде чем зайти, замирает, а потом…оборачивается. Ее глаза горят так, что я вижу это на расстоянии. Дыхание замирает. Она слегка улыбается…так по-озорному, как не улыбалась много лет. А сейчас делает.
Для него…
Выставляет средний палец, отчего отец тихо усмехается. Слегка дергает плечиком и пропадает в здании нашего нового дома.
Мы с Тимом переглядываемся.
Знаю, о чем он подумал.
Она вернулась.
Вернулась…
И больше не будет женщины, которая крутится вокруг приемов, как будто они — центр ее вселенной. Она снова с нами. Благодаря ему…
Я шумно выдыхаю и смотрю на отца. Он отрывается от двери и отвечает на мой взгляд, и так бесит! Снова готовый принять любой расклад. Снова спокойный. Снова…а я…я секунду назад мечтал разбить ему лицо за все, что он сделал, но больше во мне нет той ярости.
Я просто…я ненавижу его, но... не знаю, как это объяснить. Я не знаю…
— Хочешь ударить меня? — тихо спрашивает он, я выплевываю.
— Да.
Вру. Если бы хотел, ударил бы, но этого больше нет. Я не знаю, какого хрена это было…все это! Но он сделал что-то с ней. Он ее вернул. Поэтому я больше не фонтанирую яростью, и это ничего не значит. Не значит. Не значит…
— Тогда бей. Если тебе станет легче.
Сжимаю кулаки.
— Какая же ты сволочь, блядь.
Он кивает.
— Да.
— Да? Это все, что ты скажешь?
— А ты ждешь, что я буду оправдываться? Нет, не буду.
Не знаю, чего я от тебя жду. Я хочу понять, зачем?! Зачем ты все это сделал?! ЗАЧЕМ?!
И поступлю ли я однажды так же?…
— Хорош мужик. Наворотил дел, лапши навешал…
— Я не вешал никому лапши.
— Ты врешь! — завожусь снова, делаю на него шаг и выплевываю в лицо, — Ты врешь…это твоя суть.
— Нет, и ты это знаешь.
— Я думал, что знаю тебя! Но это не так!
— Так. Поэтому я не оправдываюсь. Я знаю, что сделал, и это была моя очень большая ошибка. Я не должен был…
— Связываться с шалавой?!
— И втягивать вас в наши с вашей мамой отношения. Да.
— Да какие отношения?! Ты ей изменял!
— Наверно.
— Наверно?!
Отец выдыхает и кивает.
— Я не касался Лолы, но я ходил с ней на свидания.
Это больно. Не знаю, иррациональное чувство какое-то…мне-то по идеи что?! Но меня цепляет. Тем, что отец мой оказался обыкновенным мудаком. За то, что маму мою обидел. За то, что променял ее на какую-то подлую тварь, которая даже некрасивая! Она никакая! Обычная сука, каких по Москве ходит море! Что в ней особенного?! Почему?! Почему ты обидел мою маму?!
— Я ошибся, — тихо продолжает он, а ребенок во мне топает ножкой и вопит: ты не имел на это права!
Ты — взрослый. Ты — мой ориентир. Ты — отец, которого я люблю и уважаю, и ты не имел права так ошибаться! Только не так!
Но я молчу. Тяжело дышу, смотрю на него и молчу…
— Я знаю, что ты во мне разочарован, Егор. Если хочешь ударить — бей, я не стану сопротивляться, но поговори со мной. Не молчи. Пожалуйста.
В его глазах я замечаю боль и чистую, неприкрытую надежду, но…
Нет, я не могу. Не могу!
Отвожу взгляд и делаю шаг назад, а потом хмыкаю.
— Как у тебя просто все. Ударь меня, но поговори. Шикарно. Будто мне легче станет от твоей разбитой морды.
— Егор…
— Я смотреть на тебя не могу. О чем мы вообще?
Разворачиваюсь и ухожу. Не могу. Не хочу. Не знаю.
Ян
Я смотрю вслед своим детям, которые так быстро повзрослели…
Два парня. Высокие, хорошо сложенные, красивые. У них вся жизнь впереди! И это будет потрясающая жизнь, я знаю. Потому что я справился.
Смотрю им вслед и четко это осознаю. Я справился с воспитанием своих парней. Они добьются всего, чего хотят. Они будут хорошими людьми…они уже хорошие люди! Но они будут достойными мужчинами, потом мужьями, а потом и отцами. И у меня есть надежда, что, возможно, мне просто нужно приложить чуть больше усилий и времени, и тогда я тоже смогу увидеть своих внуков…
Тим бросает на меня взгляд, перед тем, как пойти за Егором. Он слегка улыбается и кивает, а потом сбегает — но так выглядит надежда. Егор — ведущий в их тандеме. Это не всем заметно, только самые близкие знают, как обстоят дела на самом деле. Многие могут подумать, что все как раз наоборот, но нет. Нет…
Егор — спокойный, а Тим любит быть в центре внимания. Он харизматичный, талантливый и яркий парень, но гораздо мягче своего брата. Который похож на меня. Я вижу в Егоре больше от себя, чем от Полины, поэтому знаю, что давить на него нельзя.
Егор — ведущий в их тандеме, но как и мы у нас с Полиной, в них царит гармония. Он не передавливает Тима, прислушивается к нему, просто пока не готов.
Тут нужно только ждать. Он сам придет, когда будет готов. Пока он не готов. Я это принимаю и отступаю.
Сажусь в машину, смотрю пару мгновений на окна кухни квартиры, которую когда-нибудь надеюсь назвать своим домом. Снова. Хотя там и есть мой дом, ведь там мои дети и моя любимая жена.
«Бывшая жена!» — слышу голос Полины в голове и улыбаюсь, а потом двигаюсь ближе к рулю в надежде выловить ее образ в окне.
Он появляется еще через секунду. Полина выныривает и смотрит будто мне в душу, разливая свое тепло по нутру. Я пару раз моргаю ей фарами, чтобы она видела, что я ее вижу.
И никогда не отпущу, просто сдаю назад, чтобы дать нашим мальчиком время.
«Мы не можем требовать от них так быстро принять очередные изменения в нашей жизни» — так она сказала, когда вышла ко мне, и я знаю, как сложно ей дались эти слова.
Просьба. Просьба держаться на расстоянии…
Я знаю, любимая. Это сложно. Но это последствия моих действий, поэтому я все понимаю и отступаю. Но буду ждать тебя, если потребуется, то всю жизнь…
Мы сами виноваты. Я виноват. Это я втянул своих парней во всю эту историю, и это я ее закрутил. Полина может говорить что угодно, но факт остается фактом: это я пришел пару месяцев назад и сказал ей то, что сказал. Поэтому я сейчас и буду вывозить. Да я бы вывез, если бы она была виновата, если честно. Но сейчас все-таки ответственность моя, поэтому это не обсуждается.
Я отъезжаю от дома, из которого не хочу уходить и еду туда, где не хочу быть.
Прямо как пару месяцев назад.
Идиот…пожалуй, что так. Все это было идиотством чистой воды.
***
Когда ты по кому-то скучаешь, время тянется, точно резина. День идет за целую осень, в которой бесконечно сложно дышать, но надо.
Мы с Полиной не говорим о наших отношениях и не видимся. Я пишу ей, чтобы спросить про ребенка, про парней, про ее самочувствие, но не перехожу граней. Это сложно. Но я пока держусь.
Да…принять это решение в теории оказалось проще, чем применить его на практике, потому что я хочу бросить все нахрен и приехать к ней. Обнять. Поцеловать. Почувствовать ее запах, погреться…
Но нельзя.
Мы в первую очередь родители. Нам надо думать сначала о детях, а нашим детям будет лучше, если меня не будет рядом. Пока я — провоцирующий фактор, а у них на носу начало обучения. И без того стрессовая история, тут еще предки сошли с ума и не могут разобраться в своих отношениях. То развод, то еще один ребенок, потом действительно развод и вот они снова вместе.
Спятили.
И это правда. Мы с Полиной сошли с сума, встряхнув наше размеренное болото, из которого выпрыгнули мы настоящие. Теперь все вокруг пылает, между нами вспыхнула былая страсть, и мы сами снова вернулись, но это разве касается наших детей? Нет. Так что терпи. Теперь терпи. Раз не сиделось, и ты не придумал ничего лучшего, чем все это дерьмо…
Терпи…
Прикрываю глаза и вызываю нового секретаря. Взял на работу глубоко замужнюю женщину сорока четырех лет. У Киры взрослая дочь возраста моих парней, а еще любимый супруг. Первое, что она сделала — это принесла и поставила на стол их фотографию, чем очень порадовала. Вряд ли у нее будут какие-то планы на меня — она только и делает, что говорит о своем муже. Кстати, я его знаю. Вадим Громов — владелец того самого охранного предприятия, в которое я обратился, чтобы нанять сопровождение для Полины и парней. Знакомы неблизко, но это он попросил устроить свою жену, и я согласился. Что-то заметил в его взгляде, но спрашивать не стал, хотя предчувствие у меня нехорошее. Не знаю. Может быть, я из-за своей драмы стал видеть ее везде, но почему-то я тогда подумал, что эта работа Кире скоро очень пригодится…