Время сейчас очень похоже на густой кисель, который облепляем меня со всех сторон и не дает дышать.
Стены очень давят. Они со всех сторон наступают на меня, сужают до размеров маленькой точки, сразу же взрывают, и я стремительно расширяюсь и распадаюсь на миллион частей.
Хуже становится в спальне.
Здесь темно и холодно.
Ночь сегодня особенно жестока. Из открытого балкона по полу крадется ледяной ветерок, а в небе висит безжизненное, белое блюдце Луны. Горит сотня звезд.
А я одинока.
Здесь. Где не должна была никогда чувствовать себя настолько ничтожной и разбитой. Но таковы неприглядные реалии: я одинока и достаточно давно.
Подхожу к двери, закрываю ее и бросаю взгляд на небо. Столько безмолвных свидетелей моего краха…
От меня ушел муж. А у вас как дела?
Звезды молчат. И Луна молчит. И все вокруг молчит.
Разбирайся, Полиночка, сама. Привыкай. Теперь ты сама.
Медленно поворачиваюсь и пустым взглядом смотрю на нашу постель.
Она красивая. Царская. Большая, с мягким подлокотником и высоким матрасом. На ней хорошо было. Когда-то. Когда-то она горела. А знаете, почему мы выбрали модель без ножек? Потому что однажды они не выдержали и сломались.
Мы так сияли…у нас была такая страсть, но куда же она делась? Это произошло, когда я однажды слишком сильно устала и отказала ему в близости? В первый раз. Или когда попросила его закончить побыстрее, потому что на следующее утро мне нужно было организовать дурацкую встречу с женами его партнеров? Пока он заключал свои сделки.
Когда это произошло?! Черт возьми! Когда!
В меня ударяет какофония запахов. Смесь ароматов, которая всегда означала одно: страсть. Это хитросплетение моего парфюма и его. Это моя кожа и его. Мой шампунь и его. Такой коктейль живо оживляет тихие стоны, его рык, ритмичные, сильные толчки. А еще я буквально слышу, как его пальцы касаются моей кожи. Вдавливаются чуть глубже или нежно проводят — неважно! Я слышу каждую ноту его прикосновения.
И это почти смерть.
Сердце глухо стучит в горле. Я теряю равновесие и фокус, хватаюсь за комод, чтобы не упасть, и не могу сделать ни единого шага.
Меня разносит на части.
Это мясорубка.
Медленная, особо ужасающая пытка, когда твои внутренности перемалываются и распадаются на молекулы.
Это ад.
А потом становится еще хуже, когда из запахов, звуков и фрикций ухожу я. Остается он один. Его тмин с нотками перца. Его глухой рык. И его большая тень, лежащая на кровати.
Как он всегда делал.
Закинув руку за голову, прикрыв глаза. Я буквально вижу Яна на ужененашей постели, будто он еще здесь, но…так реальность бьет тебя под дых, пожалуй.
Потому что его здесь нет и больше никогда не будет.
От ужасов собственного воображения и грузности осознания меня отвлекает вибрация.
Часто моргаю. Стараюсь не двигаться лишний раз, даже не дышать, чтобы снова не пропустить себя через мясорубку.
Мне внутри ноет.
Мне ноет.
И это не прекращается, но если не двигаться…может, станет легче?
Прикрываю глаза. Вибрация продолжает настойчиво резать мою реальность, но благодаря ей волна пульсирующей агонии отходит в сторону.
Я делаю пару почти полноценных вдохов, потом поворачиваю голову и медленно иду на звук к своему туалетному столику.
Это мой телефон. Он лежит экраном вниз, и когда я стягиваю его, в глазах на мгновение темнеет.
Меня обдает жаром от макушки до кончиков пальцев.
Любимый
Я смотрю на заветное имя совершенно по-дурному. Просто моргаю, просто читаю снова и снова, и совсем не понимаю. Что ему нужно?
Хочу ли я говорить? Нет!
Первый порыв, если честно, взять и швырнуть телефон в стену! Вот так! Взять и швырнуть! Разбить его на миллион частей! Во мне поднимается мощная волна протеста, но потом приходит холодный рассудок.
И что? Швырнула. Дальше? Вам все равно придется говорить. У вас развод.
Это правда. Больше всего на свете я хочу никогда не слышать его голос, не видеть его глаз и не чувствовать его присутствия, но это невозможно.
Поэтому я гашу в себе все эмоции, прикусываю губу до боли, а потом резко снимаю трубку и прикладываю к уху.
— Да?
Слышу тяжелое дыхание.
Потом глубокий вдох и еще один шумный выдох.
Морщусь.
Знаю, что это значит. Он снова курит.
— Ян, ты время видел? Что случилось? — говорю тихо и совсем не отстраненно, как бы мне ни хотелось обратного.
Больно.
Зачем ты позвонил?…
И почему ты молчишь?
В сердце прокрадывается слабая надежда, и я медленно опускаюсь на свой пуфик, цепляюсь за край стола и шепчу.
— Ян?
Пожалуйста, любимый. Я тебя умоляю. Пожалуйста…скажи, что все это была шутка. Нет, нет. Нет! Скажи, что так было нужно. Хорошо? Скажи, что эта Лола — какая-нибудь психопатка. Не знаю…пусть она угрожает нам, поэтому ты должен сделать вид, будто мы разводимся.
Я тебя умоляю.
Просто скажи…что все это было неправда. На самом деле, ты с ней не спал, ты меня все еще любишь. Ты меня не оставишь. Скажи, что пока так надо, и я, клянусь, поверю тебе.
Я тебе поверю.
В любой бред, какой ты захочешь мне дать — я приму. Просто скажи, что это не конец…
— Нам нужно поговорить, — звучит его тихий, низкий голос.
— Говори.
Черт, выходит слишком скоро.
Но я не могу себя контролировать.
В груди сердце вот-вот выпрыгнет. Оно к тебе хочет. Оно к тебе рвется. Скажи…скажи, что ты все еще хочешь его. Что оно тебе нужно.
Пожалуйста…
Скажи мне, что все это была шутка…
— Я хочу обсудить условия развода.
Знаете, что может быть хуже реальности? Когда надежда разбивается. Она же делает это феерично. Она осыпается внутри тебя сотней осколков. И она теперь мертвая в тебе этой тонной частей вечно будет гнить. Вот такая сомнительная аннигиляция из чего-то прекрасного во что-то уродливое.
И я сама. Я аннигилирую из статной женщины во что-то…совсем иное.
Пару секунд молчу.
Внутри вспыхивает пожар. Он обдает меня мощным толчком, будто моментально проникнув сразу во всё мое существо.
Аж в глазах краснеет.
— Прости? — хрипло переспрашиваю, — Ты хочешь…обсудить…развод? Сейчас?!
— Нет. Завтра.
Пиздец.
Простите за мой французский, и, возможно, мне будет стыдно…хотя к черту стыд! Мне должно быть стыдно?!
До боли в пальцах сжимаю корпус телефона.
— После того, что сегодня было, ты хочешь…обсудить развод?! — повышаю голос, на что он меня сразу осаждает.
— Не ори!
От холода и грубости его голоса я ежусь. Но всего на мгновение, не так, как раньше. Всего на одно мгновение.
Пожар в груди слишком сильно печет, чтобы позволить мне гореть, а не тухнуть.
— Не указывай, что мне делать! — рявкаю и резко вскакиваю на ноги, откидываю подол шелкового халата и подхожу к окну.
Ян ничего не отвечает.
Он дышит тяжело и молчит, а я хочу его убить. Честно! Взять свой огромный нож, воткнуть ему в сердце и провернуть несколько сотен раз. Как он мне проворачивает!
Дерьмо! Дерьмо! Дерьмо!
Господи, если бы кто-то мог слышать мои мысли, меня бы точно выгнали из книжного клуба…
Над этой глупой мыслью я тихо усмехаюсь, а Ян вдруг говорит.
— Ты смеешься, — еще одна затяжка, — Забавно.
— И что в этом забавного?
— Не думал, что ты еще помнишь, как это делать.
Тварь.
Столько грязных ругательств тут же всплывают на поверхность из недров памяти, как будто в меня вселился Шнуров! Но я не успеваю их сказать. Ян выдыхает дым и жестко чеканит.
— Завтра я приеду домой, и мы обсудим детали. Подумай, что ты хочешь оставить.
Меня берет возмущение.
Вы посмотрите. Как торопится избавиться от опостылевшей жены. Сука!
— Ты сюда не приедешь.
— Прости?
— Повторить? Ты не приедешь сюда. Не в этот дом.
— Это мой дом.
Молодец. Указал мое место, а по ощущениям, будто ударил меня наотмашь. Вон, я почти валяюсь на персидском ковре и сопли на кулак наматываю.
— Егор не должен тебя видеть. Он же сказал.
— Я сам разберусь со своим сыном, Полина, — рычит, — Не лезь. И я приеду в свой дом и обсужу с тобой наш развод. Ясно?! Или...
Его голос продолжает что-то говорить-говорить-говорить, но я уже ничего не понимаю.
От ядовитой обиды, которая разливается в груди. От боли. От адреналина. Страха. Растерянности. Черт, рецепт моего настроения настолько забористый, что даже перечислять страшно, а чувствовать? Это самые настоящие американские горки.
Я задыхаюсь.
На меня вдруг обрушивается все, что я так долго в себе давила.
Плотину прорывает.
Сосредоточиться — не вариант.
Мне столько всего хочется сказать ему. Столько бросить в лицо, как он мне! Хочется сразу отомстить, потом сделать так, чтобы он не ушел, потом, чтобы пожалел.
Господи, я натурально захлебнусь сейчас.
Я сейчас…
— Домой не приезжай, встретимся в центре.
Сбрасываю звонок, кидаю телефон и несусь в ванну, где меня выворачивает наизнанку.
А потом снова.
И снова.
Из глаз льются слезы. Сердце беснуется. Дышать невозможно! Я погружаюсь под воду.
Плотину прорывает окончательно.
«Книга рецептов или другая женщина?»
Полина
Я не смогла заснуть в нашей спальне. Запах его парфюма и тени преследовали меня, сколько бы я ни крутилась, поэтому ближе к утру пришлось перебраться в гостевую комнату.
Два часа сна.
Всего два часа.
Помню, когда мне было пятнадцать — это не казалось проблемой. Мы с сестрой как-то всю ночь просидели. Ждали звездопада втайне от родителей, так как они вряд ли одобрили подобное, учитывая, что наутро нам надо было в школу.
Но тогда было проще.
Тогда вообще жизнь была проще, а теперь разбитое сердце, развод и другая женщина.
Тихо вздыхаю и сжимаю руль своего Лексуса. Решила, что действовать на опережение — это самый лучший выход. Ян не просто так захотел заявиться в