— Это бисквитное пирожное в шоколадной глазури на палочке. Эдакий мини-торт, стилизованный под леденец.
— Никогда ничего подобного не слышал, — признается Павел, идя следом за мной на кассу. Достает банковскую карту, но я протестую:
— Я оплачу! Вот же деньги.
Раскрываю ладошку, демонстрируя смятые купюры, но Паша снова зажимает пальцы в кулачок, оттеснив меня за пределы кассы.
— Прекрасно! Оставь себе, на мороженое. Больше ничего не надо?
— Нет.
— Тогда нам только какао, — уточняет кассиру и оплачивает мою покупку.
Да, сумма невелика, но даже столь маленький жест щедрости довольно приятен.
Подходим к выходу, а за стеклянной дверью дождь барабанит. Сбавляю скорость и корчу гримасу неудовольствия: до нитки вымокну, пока до подъезда добегу. А Павел уже пиджак снимает, мне отдает:
— Накинь и голову прикрой. Только ускориться надо! Я поддержу тебя, чтобы не поскользнулась.
— А ты?
— Не сахарный. Я не растаю. Готова? Побежали!
Прячусь под импровизированной крышей, мелкими шажочками перебирая в сторону дома. Паша под локоть удерживает.
Быстро провожу чипом, открывая двери и влетаем в теплый подъезд. Перевожу дыхание, скидывая промокший пиджак.
— Слушай, ну я не могу так тебя отпустить. Надо высушить и его, и тебя. Там, глядишь, дождь закончится.
— Я согласен.
Идем к лифту, а я лихорадочно соображаю: правильно ли поступаю, позволив Павлу сделать шаг и переступить черту, входя не только в дом, но и в мою жизнь.
Казалось бы, что тут такого странного. Ну, понравилась ему девушка, пусть и беременная. Но ведь увидел меня впервые, не зная о тайне, которая скрывалась под сердцем.
Я окончательно запуталась, не понимая, что предпринять. Но в первую очередь, повесила просушить пиджак. Поставила чайник и достала из холодильника кейк-попсы для Вики.
— Скажи, а с кем сейчас твоя дочь, учитывая, что бабушка ее совсем недавно беседовала со мной?
— С няней, — сидит на табурете, вытирая мокрые волосы полотенцем, и внимательно следит за мной. — И, предупреждая возможный твой вопрос: няне за пятьдесят. Ревновать не стоит.
— Спасибо за откровенность, — ставлю перед ним чашку ароматного чая, когда входная дверь открывается и на пороге возникает Аня.
Глава 20Спасибо, что лгал мне
Вызываю такси, чтобы доставить торт в ресторан к назначенному времени, а сама нет-нет да возвращаюсь мысленно ко вчерашнему дню, когда сестра неожиданно застала Павла у нас дома.
Как нашкодивший подросток, я стояла перед ней и краснела, застигнутая врасплох. Не ожидала, что сестра вернется с работы так рано.
Да, все было прилично. Придраться не к чему, но почему я так засмущалась под взглядом Ани? А она не без искорки в глазах смотрела то на одного, то на другого.
Павел поднялся. Откинул полотенце махровое, которым волосы просушил после дождя, и протянул ей руку:
— Вы Анна, сестра Марии. Очень похожи! Я Павел.
— Адвокат и случайный попутчик в поезде, — добавила она. — Наслышана!
— Даже так, — он перевел взгляд на меня, а я уже не знала, куда глаза девать.
Схватила чистую чашку, заварной чайник в другую руку:
— Аннушка, я налью тебе? Посиди за компанию!
— С удовольствием, только переоденусь и руки помою, — улыбнулась сестра, покидая кухню, а я уже заранее знала, что сулит мне вечер: нескончаемый разговор на тему «А я говорила, что…»
Усаживаюсь в такси, пристраивая рядом на заднем сиденье коробку с тортом, продолжая мысленно барахтаться в воспоминаниях.
Посидели душевно. Анна умело вела разговор, не наглея, но искусно выуживая правду, сопоставляя с теми сведениями, которые подчерпнула о Павле ранее.
Привыкший к дискуссиям, он говорил настолько красиво и легко подбирал слова, что я невольно заслушалась, любуясь Павлом. Что в свою очередь не укрылось от внимательного взгляда сестры.
Но и она в карман за словом не полезла, выдав с ходу:
— Насколько я понимаю, Павел, вы уже в курсе жизненных перипетий Маши. И то, что вас впустили дальше порога, говорит о доверии.
— У Омара Хайяма есть замечательное высказывание по этому поводу, — улыбнулся он. — Если позволите, я процитирую: «Доверие, как бумага, раз помнешь — идеальным оно уже не будет никогда, как не ровняй».
— Точнее и не скажешь, — согласилась Анна. — Самая ценная и хрупкая вещь! Не разбейте окончательно, Павел. Иначе осколков души моей сестры уже не собрать…
Подъезжаем к ресторану. Я выползаю из салона такси, достаю торт, поддерживая снизу за коробку. Не спеша иду ко входу, чтобы не споткнуться.
Я так и не ответила однозначно Павлу, когда прощались накануне. Он просил дать шанс.
Хорошо, решила про себя, пусть будет конфетно-букетный. У меня таких отношений, по сути, и не было. Узнаю его получше, а там уже и роды не за горами. Будет ли у меня время на свидания? Конечно же, нет! Все внимание займет сын, а Павел…
Открываю дверь ресторана, предварительно сообщив о прибытие Ольге, которая заказывала торт для мужа. Вхожу в роскошный вестибюль.
Умеют же люди отдыхать, отмечая день рождения в элитных ресторанах. Но вот торт заказали у меня! Даже улыбку не скрываю, чувствуя собственную значимость.
Заказчица пояснила, что меня посоветовали ей подруги, уже не однократно попробовав десерты и получив массу удовольствия. Ольга надеялась удивить своего мужа. Правда, имя его на торте мы не писали. А жаль…
Я стою и глазам не верю. Из банкетного зала, откуда слышны веселые голоса гостей, звон бокалов и музыка, выходит мой Данила, на ходу бросая через плечо:
— Любимая, я сам заберу свой подарок! Тебе нельзя носить тяжести. А ведь ты говорила…
И замолкает, увидев меня…
А я стою и шагу ступить не могу навстречу. Скорее, желание бросить в него тортом и бежать без оглядки.
«Любимая» и «Тяжести носить нельзя» — это сказано не обо мне, а о жене, которая была всегда, а я так, от случая к случаю.
Думала, что уже отболело и прошло. Но едкое чувство горечи поднимается снизу, отчего прикладываю ладонь к губам и замираю, не сводя с Данилы глаз.
— Маша⁈ Вот так сюрприз, — а сам на живот мой указывает, а я в догадках теряюсь, что именно его удивляет: мое появление или беременность. — А ты не долго горевала обо мне, как вижу.
— Какая же ты скотина, Трофимов! — обретаю я дар речи. — Еще смеешь меня упрекать, после того как бросил, постыдно сбежав? Даже смелости не хватило сказать правду в глаза!
— Ну да, я женат. Что с того?
— Действительно, — усмехаюсь и как-то даже успокаиваюсь, словно разрозненные кусочки наконец-то сложились в единую картину: все предельно ясно и понятно.
Но только не для него: мой живот покоя не дает. Ревность взыграла? Да неужели!
— Ты реально так быстро меня забыла?
А я не вижу смысла продолжать разговор. Неопределенно пожимаю плечами. Ставлю коробку с тортом на маленький столик в фойе ресторана. Деньги за него уже получила. Пусть кушает именинник! Надеюсь, не подавится, а может, наоборот. Как уж судьба распорядится. Ей-то, голубушке, уже все известно заранее.
— Какое твое дело, Трофимов? Это мой сын! Остальное тебя не касается!
— Сын⁈ — брови Данилы взлетают под корни волос.
Он делает шаг навстречу. Я машинально два назад, к выходу из ресторана.
— Да, Трофимов: сын! А тебе спасибо, что лгал мне и открыл глаза. Впредь умнее буду. Прощай навсегда!
— Маша, — бросается ко мне, но голос из зала останавливает на полпути:
— Любимый, ты торт без нас лопаешь? Неужели, настолько вкусный?
Не дожидаюсь, чтобы увидеть ту самую жену. Усмехнувшись, я открываю дверь и переступаю порог не ресторана, а своей прошлой жизни. Уже окончательно и бесповоротно.
Дверь мягко закрывается, отрезая меня от бывшего. Хотя, и не было его, Трофимова. Это иллюзия. Жалкий обман.
Быстрым шагом, насколько позволяет беременность, удаляюсь от ресторана. Заворачиваю за угол и впадаю в ступор от увиденного.
— Отпустите! Что вы делаете? На помощь!
Двое мужланов подхватывают женщину, чтобы впихнуть в салон минивэна. А я с ужасом узнаю в ней мать Павла…
Глава 21Теперь сиди и не вякай
А мне уже все равно: чья это мать. Я вижу перед собой испуганную женщину, взывающую на помощь.
И как водится в таких случаях: улица пустеет. Еще минуту назад множество прохожих. Но стоит только упасть или еще какое бедствие, как рядом ни души.
Антонина Петровна стопроцентно не желает садиться в минивэн. Упирается. Брыкается. От стильной прически одно название, настолько взъерошена. Пиджак распахнут, являя взору выбившуюся из брюк блузку.
Оба амбала, правда в деловых костюмах, под руки ее, волоком запихивают в машину, когда в моем мозгу тумблер переключается, переводя из состояния ступора в движение.
Я спускаю с плеча дамскую сумочку, берусь за нее удобнее, устремляясь к нападавшим.
— А ну-ка, отпусти ее! — и со всей силы прикладываю сумкой по голове ближе стоящему.
Удар приходится металлической пряжкой, отчего тот голову наклоняет и в удивление оборачивается.
— Не понял, — гора мускулов активизируется.
А я с разинутым ртом смотрю на стремительно приближающуюся руку с растопыренными короткими пальцами. Как бросок кобры, ей-богу!
— А ну, иди сюда!
И хватает меня за грудки. Одним махом перетаскивает к машине и толкает в салон.
А я даже уследить не успеваю, как и Антонина Петровна уже там, на полу минивэна. Сидит у стеночки, поджав под себя ноги.
Для удобства транспортировки сиденья в тачке убрали, освободив место для груза. В данном случае, для нас. Точнее, для матери Павла, а я так, довеском пошла, по собственной инициативе.
Оба амбала запрыгивают следом, занимая единственные два кресла в салоне. Дверь с грохотом закрывается. А бандюган рычит:
— Гони, Шумахер!
Взвизгнув шинами по асфальту, минивэн срывается с места. Я невольно заваливаюсь на бок, но вовремя охватываю живот рукой, ударившись локтем о жестяной пол тачки. Черт возьми, что они в ней перевозят, лишив естественного покрытия?