– Молодец, милая, – хвалю дочь и в подтверждение своих слов бурно аплодирую.
Я не стала говорить своим о приезде и получилось сделать приятный сюрприз дочке и Нине Владимировне. Надя не отходит от меня ни на шаг и постоянно болтает, рассказывая и показывая, чему она научилась за полтора месяца моего отсутствия рядом с ней.
– Хочу дома опять ходить на гимнастику! – восклицает моя малышка и показывает колесо в другую сторону.
– Обязательно, – говорю я.
– Я, когда вижу эти её выкрутасы акробатические, думаю, что у меня сердце останавливается, и я теряю минуты жизни, – раздаётся голос с соседнего шезлонга.
Поворачиваюсь и улыбаюсь Нине Владимировне. Наша неродная бабушка тоже очень рада была меня видеть. Обнимала и причитала, как я похудела, и тут же испекла моих любимых блинчиков.
Теперь каждое утро, уже почти неделю, после завтрака мы вместе спускаемся к бассейну. Надя резвится с другими детьми. Я загораю или плаваю. Нина Владимировна читает или вяжет, наблюдая за моей дочерью.
– Ба, у меня всё под контролем. Я ещё так могу! – кричит Надя, вставая на мостик.
Надя знает, что Нина Владимировна ей неродная бабушка. Но всё равно упорно называет её “ба” или “бабуля”. Мы трое есть друг у друга, и долгие годы нам никто не был нужен. Мужчин после рождения дочери у меня почти не было. На свидания стала ходить, только когда ей исполнилось три года. До этого было как-то некогда. Мне не очень-то и хотелось приводить в семью какого-то левого мужика, который через пару дней или недель мог с легкостью из моей жизни исчезнуть. Другой вопрос: как теперь всё сложится с Артёмом? Я должна их познакомить. Сердцем чувствую, что просто обязана показать ему свою девочку и что ему интересно на неё посмотреть.
– Глаза бы мои этого не видели, – бурчит себе под нос Нина Владимировна и чуть громче добавляет: – Молодец, Наденька, только будь аккуратнее. И надень панамку. А ты, – поворачивается ко мне, – намажься кремом. В первый день была красная как рак, ничему тебя жизнь не учит, Элька.
Я весело смеюсь качая головой, но слушаюсь и тянусь за бутылочкой солнцезащитного крема. Не знаю, что бы я делала без Нины Владимировны. Благодарю бога каждый день за то, что несколько лет назад он мне её послал. Мы с этой милой пенсионеркой, с шапкой чёрных волос, разбавленных редкой проседью, встретились и познакомились в парке около дома.
Наде было три месяца, а она всё ещё не держала как надо головку. Ленилась, или были слабенькие мышцы – было непонятно. Я не сразу обратила на это внимание. Мне было двадцать три года, и младенцев до своего собственного недавно родившегося ребёнка я не видела. Спросить мне было не у кого, рядом с нами никого не было. Мы уже жили в квартире, подаренной с барского плеча Ритой, но звонить я ей не собиралась. Лишь рассчитывала на то, что она неожиданно не явится на порог, решив поиграть в любящую бабушку. Участковый педиатр прописал нам лечебный массаж, на который мы упорно ходили. Моей дочери сначала не нравились манипуляции, которые с ней делают, и она орала дурниной. Зато потом затихала и сладко спала.
Я выходила с массажа и шла в сторону раскидистой рощи, среди которой располагался районный парк. Было лето, на улице порядком припекало, хотелось спрятаться от зноя и перевести дух. Это было моё личное время. Его было немного, но я проводила его с пользой. Покупала себе кофе и садилась в тени парковых деревьев. Я всегда выбирала одну и ту же лавочку и скоро стала замечать, что у меня есть соседка по утренним прогулкам: темноволосая пенсионерка с добрыми чертами лица.
Один раз мы разболтались. И я, которая всегда сторонилась близости чужих людей, вдруг вывалила часть своей истории совсем незнакомому человеку. Она тоже оказалась одинокой. Муж её ушел рано, детей им завести не удалось. Нашлись два одиночества. Мы обменялись телефонами и стали иногда созваниваться, вместе гулять с коляской и скрашивать время друг друга.
Я планировала выйти на работу. Деньги улетали со скоростью света. Но маленькую Надю оставить было очень тяжело. Она же такая моя. Пухленькая, сладкая булочка. Не знаю, как я ее не сожрала.
На помощь мне пришла Нина Владимировна. Она сама предложила сидеть с моей дочкой, пока я буду работать. Надя её уже знала и не боялась , как любого другого постороннего.
И я, несмотря на все свои страхи и полное отсутствие доверия к людям, согласилась.
Так в моей и Надиной жизни появилась Нина Владимировна.
Сегодня наш последний день на море. Надя накупалась и нахлебалась воды точно на год вперед. А я вместе с ней. Плавает дочь ещё неважно, и мне приходится постоянно быть рядом. Мало ли что. Прошла уже неделя моего спонтанного отпуска с семьей. Обратный билет мне купил Артём. Недолго думая, я решила что и Наде, и Нине Владимировне пора вернуться домой. Мне одиноко без них в пустой квартире. С Артёмом у нас пока ничего не ясно. Он не звонил и не писал мне с того самого дня, как я приземлилась в Адлере.
Я сначала тоже решила ничего ему больше не писать. Но выдержала только три дня. Первое сообщение, которое я ему отправила, было о том, что у нас всё нормально и спасибо ему за такую возможность. Он его долго не читал. Я взбесилась. Тогда и придумала отправить ему фото.
Ничего интересного. Просто мои ноги и вид на бассейн.
Это сообщение было прочитано сразу же.
Поняв, что ему хочется смотреть, а не читать, я стала забрасывать его десятками фотографий в день. Будь то салат, который я ела на обед, или дельфин из дельфинария, в который мы сходили вместе с Надей.
Реакции никакой не было, но он исправно всё смотрел.
Любитель картинок, блин.
– Самолёт через шесть часов, – цокая языком, говорит Нина Владимировна, наблюдая за мной и хаосом, который творится рядом с моим чемоданом.
Я пыталась сложить свои и Надины вещи вместе, чтобы нам не пришлось тащить лишние сумки в руках.
– Знаю, – бурчу я, складывая дочкины лосины. – Откуда столько одежды? Вы половину хотя бы одевали?
– Совсем забыла! – Всплёскивает руками Нина Владимировна. – Ещё на балконе сушится часть.
Закатываю глаза.
– Надя! – окликаю дочь.
Жду пару секунд. Весёлого щебетания и шлепков дестких ножек по полу не слышно. Хмурюсь и поднимаюсь с пола.
Вот только что ребёнок был рядом, уговаривая меня взять домой килограмма полтора ракушек, которые она собрала за весь период отдыха.
– Эй, малышка. Ты где? – Заглядываю в спальню.
Надя лежит, свернувшись калачиком на кровати, на которой мы вместе спали последние дни, и спит, шумно дыша, что-то бормочет как в бреду и переворачивается на спину, раскинув загорелые ручки и ножки.
Только пять часов вечера, она с трёх лет не спит днём. Если только не болеет…
Осторожно ступаю, чтобы не разбудить девочку, и присаживаюсь рядом с ней.
Ладонью трогаю лоб и шумно выдыхаю, зажмурившись.
Горячая. Огненная просто!
Даю себе секунду на панику и ужас. Так бывает каждый раз, когда мой ребёнок болеет. Очень нервничаю, до трясучки. Не знаю, откуда во мне этот страх, но с рождением Нади все мои инстинкты обострились. Когда она болеет, я вообще превращаюсь в сумасшедшую мамашу, над которыми частенько смеются в интернете более разумные женщины.
Беру себя в руки и тихо выхожу из комнаты. Нужно найти градусник – у нас была с собой аптечка, решить сбивать ли температуру и отменить билеты на самолёт.
Сегодня домой мы не полетим.
Телефон звонит около двенадцати ночи. Щурюсь, глядя на экран.
В комнате полумрак, лишь горит ночник. Я не сплю. Лежу рядом со своей горячей малышкой и глажу её по светлым, выгоревшим на солнце волосам. Жаропонижающее подействовало на пару часов, температура опять ползёт вверх.
– Да? – говорю я тихим шёпотом.
Встаю с кровати и выхожу на балкон. Не хочу разбудить Надю.
– Ты не прилетела, – без приветствия говорит Артём, а моё сердце сжимается – он ждал. Он меня ждал. – Что-то случилось?
– Надя приболела. Я решила сдать билеты, но так закрутилась, что не успела.
– Написать тоже не успела? – шумно выдыхает Артём.
Я представляю, как он сжимает губы в тонкую линию, как стискивает кулаки и недовольно играет желваками на скулах.
– Прости. Я не подумала. Просто у Нади температура высокая, я всё это время была с ней.
– Я не злюсь, Эля. Вам что-то нужно? Врача вызывали?
– Утром вызову, пока нашла одну клинику, но они не выезжают так поздно. – Я обхватываю рукой голые плечи и подставляю лицо прохладному морскому бризу. – Дети иногда болеют.
– Я знаю, – скупо произносит Артём.
Мы молчим долгие тридцать секунд, и, когда я решаю, что нас разъединили, он тихо спрашивает:
– Как ты?
41 Глава
Мы болтаем пару часов подряд. Ну как, мы… скорее я выбалтываю свой стресс без умолку. Артём в основном слушает. Задаёт иногда наводящие вопросы, как будто ему на самом деле интересно то, о чём я говорю, и это не тупая вежливость с его стороны. И мне так тепло от этого разговора. Ну ладно, монолога. Но всё равно
периодически я захожу в комнату проверить, как там Надя. После жаропонижающего температура долго не падает, и я уже думаю давать следующее, как спустя пару часов она начинает снижаться. Я немного перевожу дух.
Отодвигаю телефон от пылающего уха, когда он жалобно пищит, сообщая о скорой разрядке.
– У тебя садится телефон, – догадывается Артём.
Его голос хриплый и усталый.
Я закусываю губу и опускаю ноги на пол. Время – третий час ночи. Конечно, он устал.
– Да, извини, что заболтала тебя. Ты бы хоть остановил меня, – тихо смеюсь, опираясь на край балконного ограждения.
Из наших апартаментов, расположенных на одиннадцатом этаже, открывается потрясающий вид на море. Горизонт начинает заливаться золотым рассветным светом, но солнце ещё не показалось из-за убегающей вдаль морской воды.
– Я сам позвонил, – говорит Артём.
Да, сам. В первый раз. От понимания этого сердце сжимается, внутри разливается тепло, а кровь по венам начинает бежать быстрее. Ему не всё равно на меня. Даже после всего, что я рассказала.