Владимир силой ударил по рулю. Автомобиль занесло на повороте, и Ника вцепилась руками в сидение.
- Все время он был рядом, а я не почувствовал! Где она, пресловутая интуиция?! Хотя нет. Наверное, что-то чувствовал. Ведь тянуло меня к нему. Любил его всегда, уважал. Оттого и больно было от его предательства. Вот гадство! Жизнь - дерьмо!
В этот момент Вероника почувствовала перелом у себя в душе. Резкий надлом. Словно вывернули душу наизнанку, и увидела она Коршуна другими глазами. Одинокий, немолодой мужчина, гонимый всю жизнь с самого детства, детдомовский, как и ее Андрей. Битый жизнью не раз. Вот и сейчас получил нож в спину. Подложила ему судьба очередную порцию смертельного яда. Невольно Вероника накрыла его руку своей, и он вздрогнул как от удара, нахмурился, но руку не отнял.
- Жалеешь?
В голосе нотки разочарования и злости.
- Нет. Просто сочувствую. Я - мать, я все понимаю.
Владимир не посмотрел на нее, но внутренне напрягся.
- Я час назад приказал в твоем Андрее просверлить маленькую дырочку, а потом сжечь вместе с машиной. Это ты тоже понимаешь?
Вероника тяжело вздохнула.
- Вы это говорите, чтобы я начала вас презирать?
- Ты и так презираешь. А я уже привык. Меня этим не удивишь. Я не конфета, чтобы все любили. – хохотнул нервно, - и даже не сто баксов.
Вероника посмотрела на его заострившийся профиль.
- Если бы ваши внучки вас хорошо узнали, они любили бы вас гораздо больше, чем конфеты.
Наверное, если бы она ударила его в солнечное сплетение даже тогда на его лице не застыло бы такое болезненное выражение.
- Молчи, Вероника. И так тошно. Молчи. Я потом с этим разберусь. Со всем, что в душе сейчас творится. Асланова через пять минут мой снайпер в машине поджарит.
Вдруг Ника почувствовала, как холодный пот заструился по спине.
- Девочки! Они должны быть с Андреем. Они могут быть в этой машине.
Владимир резко въехал на улицу с новостройками, где еще только зарождался новый район, и кроме подъемных кранов и гор песка и цемента ничего не было. Ни одной живой души. Остановил автомобиль.
- Сиди в машине, слышишь? Сиди и не высовывайся, что бы ни случилось.
- Я так не могу.
- Тебя приковать наручниками или могу поверить на слово?
Вероника схватила Владимира за руку.
- Там мой муж и, возможно, там мои дети, я не буду сидеть и ждать неизвестно чего. Вы бы ждали?
- Я - нет. А ты будешь!
С этими словами он вышел из автомобиля и заблокировал пультом все двери.
Ника закричала, ударила руками о стекло. Но Владимир уже побежал в сторону стройки.
Время колотилось у нее в висках рваным пульсом. Вероника дергала ручки, стучала в стекло. Сигналила. Ни души в этом проклятом месте. Посмотрела на часы. Две минуты всего, а кажется, вечность прошла. Она зажмурилась, закрыла лицо рукой и изо всех сил локтем ударила по стеклу. Осколки посыпались ей на колени, оцарапали кожу на щеке и на запястье. Повыбивав острые зубья, Вероника вылезла из машины и бросилась вслед за Владимиром. Каблуки мешали бежать. Сбросила туфли и помчалась босиком по снегу, чувствуя, как ледяная земля обжигает пятки. Внезапно прозвучал выстрел. Каркнули вороны, взмыли в небо и тишина. Глухая, мертвая тишина. Ника побежала что есть силы.
- Андрей! Андрей!
Она не чувствовала, как по щекам катятся слезы от безысходности, от жуткого предчувствия беды.
Словно в замедленном кадре Ника увидела двух мужчин на снегу, возле до боли знакомого «БМВ». Они лежали неподвижно. Застыли в неестественной позе.
- Андрей! - ее крик разорвал тишину, разлетелся эхом, отскакивая от голых стен новостроек, пронесся в воздухе и исчез. По снегу расползлось темно-красное пятно. Ника бросилась к ним, чувствуя, как от ужаса немеют ладони и ступни босых ног. Андрей полусидел, прислонившись к дверце автомобиля, и смотрел на Владимира, который лежал сверху на нем с запрокинутой назад головой. Андрей был жив. Ника видела, как тяжело он дышит и смотрит на Коршуна. Мертвого Коршуна. В глазах Андрея пустота и шок. Он повернул голову к Нике, а она истошно закричала его имя, так, словно он ее мог не услышать. Асланов медленно положил Владимира в снег на спину и откинулся назад, облокачиваясь на дверь и прикрывая глаза.
Ника упала на колени и рывком сжала в объятиях. Андрей вскрикнул от боли.
- Живо-о-о-о-ой! Андрюша мо-о-ой, живо-о-ой! – хаотично целуя его лицо. Сжимая скулы руками и ничего не видя из-за слёз.
Асланов обнял ее одной рукой за плечи.
- Живой, маленькая, конечно живой… он меня собой закрыл. Понимаешь. Просто появился из ниоткуда, навалился, опрокидывая назад к машине и раздался выстрел.
Ника посмотрела на Владимира. Казалось, на его губах застыла едва уловимая улыбка. А застывший взгляд устремился прямо в небо.
Послышались завывания сирен так оглушительно громко, что у Ники заложило уши.
- Где девочки, Андрей? Где девочки? – встрепенулась она, вглядываясь ему в лицо.
- У Скворцова…, - ответил едва слышно и его глаза закатились, а голова опустилась подбородком на грудь. Вой сирен приближался. Раздался топот ног. Кто-то что-то кричал в рацию. К Андрею и Коршуну бросились врачи и санитары. Словно сквозь туман Вероника смотрела, как накрывают простыней тело Владимира и увозят, а потом ей помогли забраться в карету скорой помощи и позволили сопровождать Асланова в больницу.
ГЛАВА 25
Андрей с трудом разлепил тяжелые веки. Казалось, все тело налилось свинцом. В голове взрывались монотонные вспышки боли, приглушенные анестетиком. Увидел белый потолок, как в тумане, повернул голову и чуть приподнялся. Поморщился от резкой боли. В кресле, свернувшись калачиком и закутавшись в белый халат, спала Вероника. Андрей со стоном уронил голову на подушки, посмотрел на капельницу, на приборы у постели. И вдруг с облегчением понял, что все кончено. ВСЕ, МАТЬ ВАШУ, КОНЧЕНО!
- Ника... - позвал едва слышно, смакуя ее имя на кончике языка, а она ту же глаза открыла.
Она вздрогнула и бросилась к его постели. Села на краешек, сжала его здоровую руку прохладными пальчиками.
- Андрюшка-а-а-а-а. Наконец-то.
И заплакала. Навзрыд, отчаянно, он ее голову к себе на плечо склонил и усмехнулся. Всегда ненавидел слезы ее. А сейчас приятно… по нему плачет. Да-а-а, по нему.
- Эй! Ну что ты? Живой я. Немного дырявый, но живой. Всего-то в плечо попали. Не смертельно. Все… тс-с-с-с… не плачь.
Ника подняла к нему лицо залитое слезами:
- Не только в плечо, Андрюш. Пуля, которая убила Кор... Владимира, прошла навылет и застряла у тебя под ребром в миллиметрах от сердца. Ты долго… очень долго в коме лежал. Несколько операций перенес. Никто не знал, выживешь ли ты. Просто ждали. Андрюша... господи... как же это все страшно. Я думала, что за это время сойду с ума.
Андрей прижал ее к себе, покачивая, словно убаюкивая.
- Его похоронили? - тихо спросил и голос слегка дрогнул.
- Да.
Андрей закрыл глаза. Они молчали несколько минут, а потом он снова заговорил.
- Там, перед тем как… как умереть... он назвал меня сыном.
Вероника напряглась. Приподнялась, посмотрела на Андрея, бледного как мел, с закрытыми глазами и потрескавшимися, сухими губыми.
- Ты его сын, Андрей, - тихо ответила она.
- Бред...
- Нет, это правда. Те документы, которые я забрала из твоей квартиры. Там было написано. Корецкий все нашел. Собрал по крупицам.
Андрей тихо застонал и поморщился.
- Не отец он мне. Те документы сжечь можно. Нет у меня ни отца, ни матери.
Вероника приподнялась.
- Ты, главное, не волнуйся, хорошо? Тебе нельзя сейчас. Потом об этом поговорим.
Внезапно Андрей засмеялся, истерически, с надрывом.
- Это он приказал меня убрать, а потом прибежал спасать, да? Можешь не отвечать, я и так знаю. Очень на него похоже. Только все равно не отец он мне и точка.
В этот момент зашла медсестра.
- Это что вы тут вытворяете? Вероника Алексеевна! Ну как же вам не стыдно. Почему меня не позвали?
Девушка в белом халатике грозно посмотрела на Нику, потом подошла к Андрею, потрогала его лоб.
- Андрей Сергеевич, вы как себя чувствуете?
Он усмехнулся.
- Живым. Болит все.
- Вы лежите, лежите. Вам вставать нельзя. Штопали вас часа четыре, а потом отхаживали оче-е-ень долго. Вы никого не узнавали, все время находились в беспамятстве. Может, обезболивающего, если так сильно болит?
- Нет. Спасибо.
Медсестра головой покачала.
- Не храбритесь, Асланов. Вам нужно обезболивающее хотя бы пару дней попить.
- Тогда я не почувствую себя живым, а болит, значит, не сдох еще. Вот вас как зовут?
- Нина Петровна. Вы не умничайте мне здесь. Я вам сейчас анальгин принесу и повязки сменю.
- Ниночка Петровна, мне бы вот это поснимать.
Он показал на провода капельниц.
- Рано еще. Тоже мне. Только что в сознание пришел. Вы еще выписку попросите. Олег Иванович, врач, который вас оперировал, он вам строго-настрого запретил шевелиться. И гостей поменьше принимать.
Андрей усмехнулся.
- Это не просто гость, Ниночка Петровна - это моя жена.
Сказал с нежностью, и медсестра улыбнулась, бросила взгляд на Нику.
- Хорошая у вас жена, Асланов. Все время около вас дежурила, ни на секунду не отходила. Вы ее не обижайте.
- Не обижу. Знаю, что хорошая.
- А теперь мне нужно вами заняться. Ваша жена должна подождать за дверью.
Когда медсестра закончила накладывать повязки, и вышла из палаты, Андрей закрыл глаза и судорожно сжал руки в кулаки.
Постоянно думал о взгляде Коршуна… остекленевшем, устремленном в небо. И постоянно одна и та же картина - вот он закрывает Асланова собой, оседает на снег и тихо шепчет: «сын».
- Твою мать, а... -
пробормотал Андрей и стиснул зубы. Он ожидал чего угодно, но только не этого. Только не тоски по Коршуну. Более того, не ожидал, что будет испытывать боль оттого, что Владимира больше нет в живых. Но больно было. И Андрей не понимал, почему. Точно, не после того, как он узнал от Вероники о невероятной правде. Больно стало гораздо раньше, когда понял, что Коршунов мертв.