— Я не знаю! — отбрасываю футболку. — Он… он… ворует у меня сына! Мам!
Я теряю землю из-под ног, я в панике и я боюсь. Я должна довериться Адаму, но я не чувствую в нем той стены, за которую я могу спрятаться. И он для меня — незнакомый мужик с сомнительными принципами по жизни. Он изменял жене, кинул Настю без сожалений и раздумий, а теперь сидит сына моего успокаивает.
Я бы хотела, чтобы он был героем, в котором бы я не сомневалась, но я не совсем понимаю, какие у него планы на меня. Чтобы я просто была рядом, потому, что ради сына он готов создать видимость ячейки “мама-папа-сынок”?
— Ба, — в комнату просачивается Ваня, всхлипывает и шлепает к маме, которая успела сложить в аккуратную стопочку несколько моих блузок. — Ба…
Прижимает к груди Фёдора и опять всхлипывает, притулившись к маме:
— Ба…
— Что, мой хороший? — приобнимает его и заглядывает в заплаканное лицо.
— Вот, — кладет Фёдора ей на колени, насупившись. — Он останется с тобой, чтобы тебе не было одиноко.
Я успеваю заметить в глазах мамы панику. Она этого Фёдора тоже недолюбливает и даже боится. Как-то раз предлагала привести батюшку, чтобы он квартиру и камень этот жуткий освятил.
— С Фёдором мне точно не будет одиноко, — сипит она, а потом все же берет себя в руки и улыбается, смахивая слезинки с красных щек Вани. — Ты же будешь приезжать к бабушке в гости… поэтому можешь забрать Фёдора с собой.
— Нет, пусть останется, — косит взгляд на Фёдора и надувает губы, сдерживая в себе слезы. — А то ты одна… А так будет Фёдор…
Мама смотрит на меня, ожидая поддержки. Я, наверное, должна сейчас спасти ее от камня, в который точно кто-то вселился, раз всех пугает, но я улыбаюсь:
— Да, мам, тебе с Фёдором не будет скучно.
— Ба… — Ваня прижимается к маме с объятиями. — А я часто буду к тебе приезжать?
— Когда захочешь.
— Завтра? — Ваня поднимает взгляд, полный надежды. — Завтра можно? Я уже скучаю…
— Можно и завтра, — мама кивает.
— А сегодня?
Удивленно вскидывает бровь.
— Можно и сегодня, — наконец отвечает она.
Ваня садится на кровать и приваливается к ней, печально глядя на меня:
— Это папа сказал, что надо Фёдора оставить, чтобы бабуле не было скучно.
Поднимаю ехидный взгляд на маму. Вот тебе благодарность Адамушки прилетела. Как тебе? Подгадал момент и подставил тебя с Федором.
— Какой у тебя папа заботливый, — мама поглаживает переносицу.
— Да, — Ваня вздыхает. — И обещал новые игрушки.
Замечательно. Адам пошел уже на подкуп и, конечно же, он сработает, ведь у него есть все возможности удивить сына самыми дорогими и крутыми игрушками, от которых у любого ребенка крышу снесет. Будут у Вани и динозавры, что умеют сами ходить, и радиоуправляемые машинки…
— Я пойду водички выпью, — встаю и шагаю к двери.
— Мама-копуша, — Ваня сползает с кровати и хватает мои шорты. — Ей надо помочь собрать чемодан.
Выхожу из комнаты, приглаживаю волосы и медленно выдыхаю. Может, я зря так себя извожу? Может, у Адама действительно остались ко мне чувства и он хочет со мной семьи?
— Диан, я же сказал, я сейчас не могу, — слышу я тихий и злой голос Адама, когда подхожу к приоткрытой двери кухни. — Я занят.
Хмыкаю, сжимаю переносицу и кусаю себя за внутреннюю сторону щеки. Так, была Настя, теперь есть Диана. Миленько.
— Когда освобожусь, тогда сам позвоню.
Вхожу. Сидит у чемоданчика среди забракованных Ваней игрушек. Сбрасывает звонок и прячет телефон в карман пиджак, глядя на меня снизу вверх.
— У тебя прям талант появиться в ненужный момент.
— Еще одна “несерьезно“.
— Нет, — холодно улыбается. — Бывшая жена.
Глава 22. Волшебные обнимашки
— А где сцена ревности? — насмешливо спрашивает Адам, пока я молча наливаю в стакан воды.
Оглядываюсь. Он берет с пола потрепанного желтого зайца с оторванным левым глазом. Трясет его и вещает через несчастную игрушку:
— Мама опять злая?
Есть вариант огреть его сковородкой, но станет ли мне легче? Нет. Поэтому я делаю глоток воды.
Поддерживает связь с бывшей женой. Я помню ее. Ее идеальные волосы, ногти и презрительная улыбка въелись в память.
— Да, мама очень злая, — отвечает фиолетовый бегемотик в другой руке Адама. — Глаза горят, как у демона, который живьем хочет нас сожрать.
— Прекрати, — разворачиваюсь к нему и делаю новый глоток.
— Что же, друзья, — Адам вглядывается в мордочки игрушек и прячет их за спину, — я закрою вас своей грудью.
— И как я могла в тебя влюбиться? И это вопрос риторический. Он не требует ответа, Адам.
— Тебя так беспокоит моя бывшая жена? — вскидывает бровь. — Она уже бывшая.
— И вас, видимо, многое связывает, раз вы так тепло общаетесь?
— А вот это уже ревность, Мила, — улыбается. — Ты вещи собрала?
— Ты уходишь от ответа, — недобро щурюсь я. — И ты всегда так делал.
Молчит, смотрит в сторону и медленно моргает, вскинув брови. Я его раздражаю своими вопросами.
— Да, нас многое связывает, — вновь смотрит на меня. — Например, ее отец, с которым мы остались деловыми партнерами после нашего развода. Какая ты собственница, Мила. Если быть с тобой, то надо оборвать все связи?
— Почему вы развелись только год назад? Ты ведь мне заливал, что ты в процессе.
— Ты вещи собрала? — голос становится стальным. — Ты тянешь резину.
— Почему тебе сложно ответить на такой простой вопрос?
— Потому что я уже тебе говорил. На то были свои причины.
— Папуля Дианы прищемил хвост?
Усмехается, смеется и потирает лоб, а затем поднимает черный и злой взгляд:
— Пусть будет так. Отец Дианы погрозил мне пальчиком и я передумал тогда разводиться.
Врет. Бессовестно врет и юлит.
— Ты можешь быть серьезным? Я имею право знать. Ты тащишь нас неизвестно куда с непонятной целью, а вокруг тебя куча женщин.
— Три женщины — это куча? — вскидывает бровь.
— У тебя их три?! — охаю я и готова разбить о его высокий лоб стакан с водой.
— Если считать тебя, то три, — невозмутимо отвечает он.
— И опять ты увернулся, — в изумлении вздыхаю я. — Ты скользкий тип, Адам. И я должна была тогда это заметить.
Удивляюсь своей слепоте, влюбленности и тупости. Увидела большого, красивого мужика в дорогом костюме и мозги утекли в трусы? Плакать хочу, но не из-за разбитых в юности надежд, а от усталости и бессилия перед мужиком, который вынудит играть по его правилам, и наплевать ему на мои чувства, страх за себя и за сына.
— Я не считаю, что сейчас удобный момент для разговора, Мила.
— Почему?
— Мааам! Маа-ааааа-ам! — раздается голос Вани и топот его. — Мааа-аа-аааам!
— Поэтому, — шепотом отвечает Адам, и на кухню просачивается Ваня.
— Мааам! — Ваня держит в руках мою старую слитную пижаму сиреневого единорога из плюшевой ткани и улыбается с толикой детского безумия. — Маааам!
Я эту пижаму купила года два назад по дурости, но она стала для меня спасением, когда Ваня болел. Я надевала ее, обнимала сына и была большой плюшевой единорожкой, которая пела тихие колыбельные. И, похоже, Ваня отыскал ее в шкафу и на него нахлынули теплые воспоминания.
— Мам…
— Да, сына? — тихо спрашиваю и отставляю стакан.
Ваня протягивает пижаму и строит сладкую просящую моську, сложив бровки домиком.
— Ваня, мне надо чемодан собирать, — предпринимаю попытку отмазаться от обращения в сиреневого единорога с кривым, мягким и радужным рогом и смешными ушами на капюшоне.
— Бабуля его собирает, — Ваня распахивает свои глазки и смотрит на меня невинным ангелочком.
Адам переводит взгляд с Вани на меня и обратно. Опять в его глазах полное мужское недоумение происходящим.
— Ладно, давай сюда, — вздыхаю и мягко выхватываю пижаму из рук Вани, сломавшись по его детским обаянием.
Торопливо облачаюсь в широкую и просторную пижаму, застегиваю молнию на пузе, накидываю капюшон на голову и сажусь на пол по-турецки. Протягиваю руки к Ване, чьи глаза вспыхивают восторгом:
— Волшебные обнимашки.
Ваня кидается ко мне, устраивается у меня на ногах и прижимается, закрыв глаза.
Обнимаю его, медленно покачиваюсь из стороны в сторону и запеваю простой и незамысловатый мотив, который всегда его успокаивал, вглядываясь в глаза молчаливого Адама.
Два разных человека встретились и родился третий. Родился не по плану и из-за легкомыслия. Родился с громкими криками, оповестив молодую и дурную девицу, что рыдала на кушетке от страха перед будущим, о своем появлении. Родился похожим на маму и на папу, которого не было рядом. Возможно, все могло бы быть иначе, но что толку сейчас сожалеть об ошибках и злиться?
Сиреневому ушастому единорогу с радужным рогом теперь придется крутиться в новых суровых реалиях, в которых есть мужчина, у которого по лицу пробегает темная тень от моего мелодичного и тихого мычания. Мужчина, о котором ни черта не знаю и который многое скрывает.
— Я собрала ваши вещички, — на кухню заглядывает мама. — Кинула только основное, а остальное, если понадобится, заберете.
— Тогда поехали, — Адам встает и выходит из кухни с каменной рожей, будто ежа проглотил.
— Ма, — сонно шепчет Ваня. — Не снимай пижаму. Я немного боюсь.
Глава 23. Кто ты такой?
— Ого, — шепчет Ваня и удивленным взглядом оглядывает свою новую комнату.
Большая детская на втором этаже дома в элитном районе, который построили прямо в сосновом лесу. Хороший добротный дом из белого камня со своим куском сосновой рощи, облагороженным участком, крытым бассейном, который спрятан под навесом и за панорамными окнами. И они выходят на солнечную лужайку с деревянными лежаками и на тихий лес, в котором гуляет летний ветер.
Да, у Адама есть бассейн.
А еще садовник, домработница и охранники.
И дом внутри, как с фотографий в объявлениях элитного жилья: строгая мебель, светлые стены, окна во всю стену… Красиво, дорого и очень стильно.